Обескураженная реакцией подчиненных, Лиз поспешила перейти к следующему вопросу. Сообщив о некоторых готовящихся изменениях банковских ставок и общей политике «Премьер-банка», она решила, что пора дать собравшимся высказаться.

— Есть еще вопросы, которые вы хотите сейчас обсудить? — спросила начальница.

— Да, — сказала вдруг Тамми, никогда прежде не раскрывавшая рта на собраниях. — Кто-то кладет кучи в туалете и не смывает за собой.

— Как — кладет кучи? — переспросила Лиз.

— Ну как — облегчается и оставляет дерьмо в унитазе, не спуская воду.

— Она права, — подтвердила Линда. — Я видела это несколько раз. Отвратительная привычка. А однажды это было прямо на сиденье унитаза.

Другие женщины в зале закивали. Лиз приоткрыла рот в изумлении, словно услышанное было для нее полной неожиданностью, и это убедило Джину в том, что именно сама начальница делает это. Иначе как объяснить то, что все женщины хоть раз да натыкались на оставленные Сумасшедшей Засранкой, как окрестили ее Линда и Джина, маленькие «приятные» пустячки, а вот Лиз — якобы нет?

— Это ужасно. Даже не знаю, как с этим быть.

— А почему она так поступает? — поинтересовался Боб.

— Моя кошка так делает, когда злится, — доверительно сообщила Тамми. — Когда мы надолго оставляем ее одну, она гадит где попало — на диване, на покрывале, которым застлана кровать…

— Хватит, Тамми, — оборвала ее Лиз. — Я повешу в туалете объявление, чтобы люди не забывали спускать воду. Иногда представители других культур не умеют пользоваться туалетом, — добавила она, снисходительно улыбнувшись Джабин, иммигрантке из Ирака.

«Да как ты смеешь!» — подумала Джина, бросив на Лиз гневный взгляд, и громко сказала:

— О, вряд ли дело в этом. Я видела это несколько раз, когда никого из представителей других культур в банке не было.

То, с какой улыбкой Лиз смотрела на Джабин, взорвало Джину, вызвав в ней острую неприязнь к начальнице, и теперь се было не остановить.

— Мы с Линдой сравнивали наши наблюдения и отметили одну закономерность: ты всегда бывала в банке, когда это происходило.

В комнате воцарилось напряженное молчание. Все ждали реакции Лиз: солжет ли она что-нибудь, отделавшись минимальными потерями, или резко прекратит разговор? Лиз сидела в своем кресле с каменным лицом. Она ничего не ответила — у нее не было слов. Она просто молчала, и в душе Джины почти проснулась жалость к ней. Однако Джина не забыла о том, как только что Лиз бессовестно пыталась свалить вину на Джабин.

«Боже мой, я облила дерьмом женщину, которая регулярно испражняется на сиденье унитаза, потому что ни на что другое не способна».

— Ладно, вопрос не в том, кто это делает, а в том, когда это прекратится. Думаю, ребята, на сегодня собрание завершено, — обратилась Джина к коллегам, жестом предложив им разойтись, и повернулась к начальнице: — Лиз, извини меня. Я не имела в виду ничего такого. Ты в порядке?

Не желая показывать, что унижена, Лиз ответила:

— Конечно, в порядке. Пойду повешу в туалете объявление. Должны же мы как-то остановить особу, которая это делает.

В этот момент Джине по-настоящему стало жаль Лиз. Неужели у нее остались какие-то иллюзии? Все поняли, что Сумасшедшая Засранка — это Лиз, тем не менее она упорно делает вид, будто ничего не произошло. Джина задалась вопросом, в здравом ли уме ее начальница.

— Боже мой, так вот во что превращают человека семнадцать лет работы в «Премьер-банке»! — сказала Джина Линде, глядя, как Лиз идет к себе в кабинет.

— Она как-то неуверенно двигается, Джина. Я беспокоюсь за нее.

— Мне жаль, что я поставила ее в столь неловкое положение, но она пыталась свалить вину на Джабин.

— Я заметила. Грязный прием.

— Ну, если раньше она питала ко мне неприязнь, теперь она меня ненавидит.

— Как вам нравится? — перебила ее Лиз, сунув им под нос большой лист с надписью: «Пожалуйста, не забывайте спускать за собой воду». Она улыбалась как ни в чем не бывало.

— Очень красиво, — помолчав, ответила Линда.

— Прекрасно, — добавила Джина.

Девушки смотрели, как начальница триумфально прошла в туалет, держа перед собой импровизированный плакат, словно знамя.

— Джина, — сказала Линда, — я думаю, тебе не о чем волноваться. По-моему, она уже забыла о твоих словах. Просто стерла услышанное со своего жесткого диска, если можно так выразиться.

— Наверное, — согласилась Джина и добавила: — Знаешь что, Линда? Надо бежать отсюда к чертовой матери.

— Я готова, сейчас пойдем.

— Нет, я имею в виду — совсем. Это место высасывает из людей жизненные соки. Посмотри на Лиз и господина Туша — они же больные.

— Полагаю, Джина, у них имелись отклонения еще до того, как они начали здесь работать.

— Линда, я буду искать другое место. Как ты выдержала здесь столько лет?

— Мне здесь не так уж плохо. Иногда работа мне даже нравится: большинство клиентов — приятные люди, и я охотно помогаю им, делая так, чтобы «Премьер-банк» не особенно на них наживался. Кроме того я хорошо знаю свое дело.

— Да, ты прекрасный работник в отличие от меня. «Верно, твоя работа оставляет желать лучшего».

— Ты заблуждаешься, у тебя просто нет мотивации. Помнишь вечер в пиццерии, когда Анни болтала о своем бизнесе? Если тебе не терпится вырваться отсюда, позвони ей.

— Мне кажется, она пыталась за тобой приударить, Линда.

Возможно. И кто ее обвинит? — Линда улыбнулась одной из редких улыбок, освещавших ее лицо с момента появления в банке Рене. — Но я уверена, что Анни посоветует что-нибудь дельное или даже предложит работу.

— Пожалуй, я так и сделаю. Это место доводит меня до белого каления, да и Лиз ведет себя как злобное животное. На Гомеса тоже порой находит: когда я надолго оставляю его одного или пытаюсь кормить дешевым кормом для собак, он норовит описать всю квартиру.

Джина не упомянула о том, что Гомес ужасно злился и в тех случаях, когда она приглашала гостей и не уделяла достаточно внимания своему питомцу. Так, например, случилось несколько лет назад, в тот вечер, когда они с Питером допоздна засиделись перед телевизором, потягивая вино. Они вообще не обращали внимания на беднягу пса, и Гомес разозлился настолько, что написал прямо на кровать, где спали Джина и Питер.