Утром следующего дня — это было 29 июня 1974 года — тысячи празднично одетых людей собрались у мемориального комплекса «Хатынь», на 21-м километре московского шоссе у Кургана Славы. У памятников доблести, мужеству, героизму советских людей состоялись торжественные митинги-манифестации. Множество гирлянд, венков, цветов было возложено у обелисков.
30 июня торжества в честь 30-летия освобождения республики от немецко-фашистских захватчиков продолжались по всей республике. В них приняли участие наши многочисленные гости. Мне было очень приятно, что в открытии мемориала под Ушачами пожелал принять участие ответственный секретарь Советского комитета ветеранов войны, Герой Советского Союза Алексей Петрович Маресьев.
Мы выехали ранним утром. Наш путь лежал через места, которые в годы войны были партизанскими зонами — Борисовско-Бегомльской и Полоцко-Лепельской. Алексей Петрович не случайно решил посмотреть эти места: он читал о действиях народных мстителей, знал о тех грозных событиях, которые разыгрались здесь зимой и весной 1944 года. К тому же перед самой поездкой мы вместе смотрели кинофильм «Пламя».
Нельзя не любоваться красотами мест, через которые наша дорога бежала на север — туда, где тридцать лет назад шло ожесточенное сражение не на жизнь, а на смерть. Змейка асфальта вьется по лесу с такими высоченными кронами сосен, что дух захватывает. Алексей Петрович смотрел в сторону медностволой рощи и радостно улыбался, словно хотел сказать: «Красота-то какая!»
Кто знает, может вот этот перелесок напомнил ему то место, где он, превозмогая боль, полз по снегу, а вон та дорога — другую дорогу, по которой шли фашистские танки…
Мелькнул дорожный указатель: «Пески». Внимательно вглядываюсь в окрестности, стараюсь воспроизвести в памяти линию нашей обороны, и не узнаю. Алексей Петрович, немногословный, сдержанный, заметил мое волнение и глазами спросил: что здесь произошло?
Пески. Апрель сорок четвертого…
Я начал рассказывать об ураганных артиллерийско-минометных налетах карателей, о гибели комбрига Дмитрия Короленко, о Кольке Непомнящем, о многих других, чьи образы навсегда остались в моей памяти и сердце, как самые дорогие и близкие.
Обелиски… Как много их в этом чудесном озерном крае. В Лепеле, Ушачах, Сорочине, Гомеле — почти в каждом населенном пункте. А как они убраны, досмотрены.
В лесу под Ушачами побывали в одной из тех землянок, которыми мы пользовались в дни апрельско-майской блокады. Когда оказались в прохладной полутьме подземелья, на нас сурово повеяло войной, далеким прошлым. Вышли из землянки и переглянулись. Каждый думал о своем, может быть, о тех военных путях-дорогах, которые свели нас в этом лесу под Ушачами.
Трогательными были встречи в Ушачах, где нас когда-то фотографировали кинооператоры-москвички. Ушачи не узнать. Много новых домов. Центр перепланирован. Кто после войны приехал сюда впервые, с трудом узнавал бывшую партизанскую столицу. Приметами им служили здания, что сохранились с войны — школа-десятилетка, больница, некоторые другие.
Не передать теплоты встреч однополчан. Объятия, улыбки, слезы. И воспоминания, бесконечные воспоминания. Правда, они не стройны, отрывочны и даже сбивчивы. Посторонний сразу и не поймет, о чем идет речь. Волнующие события. Но нельзя не заметить, что чем дальше от военного лихолетья, тем больше беспокойства участников встреч о тех, кто уже не сможет приехать. Вот окружили впервые после войны посетившего эти края бывшего командира отряда партизанской бригады имени Чапаева Афанасия Яковлевича Конева. Он приехал из Перми.
— А Лапшенков почему не с тобой?
— Что с комиссаром?
— Нет Лапшенкова…
Сказал угрюмо, глухо, как тогда, когда теряли боевых товарищей. Минутное молчание, и перебитый такой уважительной причиной разговор начинает постепенно налаживаться. Я замечаю, что такой ритм разговора характерен и для многих других групп. Уходят, уходят наши боевые товарищи. Все меньше их съезжается на традиционные встречи, все уже круг тех, кому столь многим обязаны новые поколения.
И молодежь понимает это. Какой заботой, каким вниманием окружили они украшенных орденами и медалями, убеленных сединами ветеранов! Через плечо у каждого широкая кумачовая лента, на голове пилотка.
Подъехав к мемориалу, мы направляемся к бетонной дорожке, но дальше идем не по бетону, а по цветам. Нас приветствуют пионеры, комсомольцы наша смена. Приходят на память пророческие слова простой белорусской женщины из деревни Уволоки:
— Пройдут годы, после нас вырастут новые поколения и будут читать правдивые строки о ваших подвигах и славе, будут удивляться вашему героизму, переживать и думать: какие могучие люди в те страшные дни вели борьбу в тылу противника!
Как порадовалась бы та женщина, если бы она была на нашей партизанской встрече. Как подивилась бы она величию и монументальности партизанского мемориала «Прорыв».
На вершине холма, тяжело подпирая землю, высятся две огромные глыбы — два куска неколебимой, казалось, стены. Но между ними победно зияет пролом. В проломе, уже по ту сторону стены, видна могучая, устремленная вперед бронзовая фигура человека с автоматом. Он был повернут к нам несколько влево, и даже отсюда, снизу, ощущалась сокрушающая мощь прорыва.
От подножия к вершине ведет бетонная дорога, широкая в начале и узкая в конце, у пролома. Она напоминает стрелу, которыми на картах войны обозначались направления главных ударов. По краям дороги вертикальные бетонные откосы. По мере приближения к вершине откосы становятся все выше и выше.
Справа и слева от холма, впереди и позади его, то плавно взбираясь на возвышенности, то также плавно спускаясь в неглубокие низины, лежит все та же родная земля, то поле, по которому мы шли на штурм.
С обширной площадки виден лес, на опушке которого накапливались наши силы и откуда был сделан решающий бросок. По правому краю площадки мягким изгибом идет длинная и невысокая насыпь, уложенная дерном. Это братская могила с рядами надгробных плит. На плитах имена 1450 павших в боях с фашистами.
В дальнем углу могилы под молодой березкой в пирамиде три бронзовые винтовки. Отсюда фигура партизана открывается во всем величии. Композицию дополняют шестнадцать дубов в честь каждой из партизанских бригад — участниц памятных апрельско-майских боев. В мемориале символически слились воедино идеи: прорыва — стрела, блокады — стена, победы — пролом, человека — защитника жизни. Мемориал огромен. Его окружность четыре километра. Окрестности до самого горизонта и небо с льняными облаками — тоже часть мемориала, символизирующая жизнь.
В момент открытия мемориала органически вписался в его комплекс еще один «элемент» — тысячи людей. Верность боевым традициям собрала сюда братьев по оружию. С большой радостью встретил я бывших членов оперативной группы А. Ф. Бардадына, Д. Т. Фролова, участников апрельско-майских боев и прорыва С. М. Шабашова, В. Л. Качана, С. С. Школьникова, Н. А. Сакмаркина, М. Е. Атрашкевича, А. Ф. Юрьева, И. И. Старовойтова, Н. Е. Усова, А. Я. Конева, Г. А. Любова, Г. В. Пукова, В. В. Горбачева, Н. А. Ерашова и многих других.
Среди гостей были секретарь ЦК КПБ А. Т. Кузьмин, председатель Витебского облисполкома П. Е. Рубис, авторы мемориального комплекса народный художник Белоруссии скульптор А. А. Аникейчик, лауреаты Ленинской премии архитекторы Ю. М. Градов и Л. М. Левин.
Митинг начался минутой молчания — памяти павших в боях за свободу и независимость нашей Родины. Первый секретарь Ушачского райкома партии В. К. Пасах предоставил слово мне. Много хотелось сказать. Я говорил о суровых военных испытаниях, о беспримерном героизме советских людей в тылу врага, о радостных днях освобождения белорусской земли от ненавистных захватчиков, о трудовом подвиге жителей республики в послевоенное время.
Проникновенным, по-настоящему трогательным было выступление первого секретаря Витебского обкома КПБ Сергея Михайловича Шабашова. Юношей вступив в ряды партизан, он в составе партизанской бригады «Алексея» прошел путь от рядового бойца до помощника комиссара отряда по комсомолу. Участник всех крупнейших боев бригады, в том числе в период апрельско-майской блокады. В послевоенное время С. М. Шабашов вырос в крупного партийного руководителя. Отмечен многими боевыми и трудовыми наградами.
