И как итог всему — строки, написанные в последние дни блокады:
«Только тот, кто испытал все трудности борьбы с озверелым фашизмом, кто десятки и сотни раз встречался с призраком смерти, — только тот понимает, как хочется жить, имея за плечами двадцать лет, а в сердце непримиримую ненависть к врагу и непоколебимую веру в победу, в торжество коммунизма».
Взаимодействие партизанских зон и соединений, помощь Родины поддерживали эти высокие чувства патриотов. Нам было бесконечно дорого все то, что так или иначе напоминало: вы не одиноки, мы с вами, держитесь, победа близка. Это подбадривало, придавало сил, помогало вести неравный поединок с противником, который имел такие несомненные преимущества, как огромный численный и технический перевес, возможность быстро перебрасывать войска по железной дороге и автотранспортом.
Усиление боевых действий на фронте и в соседних партизанских зонах, поддержка авиации и другая помощь, несомненно, несколько снизили активность частей противника, принимавших участие в операции в районе Ушачей. Тем не менее немецко-фашистские войска продолжали упорно атаковать партизанские позиции, не считаясь с большими потерями, теснить бригады и отряды в район северо-западнее Ушачей.
Как раз в эти трудные дни в штаб опергруппы под Ушачами пришла радостная для меня весть:
— Владимир Елисеевич, ваша семья нашлась!
Я как-то не сразу воспринял то, о чем сообщил капитан Зиненко. В моем сознании, как в тумане, в какое-то мгновение пронеслось все то, что было пережито с июльских дней сорок первого года, когда нас разъединил вихрь войны. Все мои попытки что-нибудь узнать о судьбе семьи не дали никакого результата, и я постепенно смирился с мыслью, что едва ли удастся выяснить, где они, до освобождения Белоруссии. В глубине души лелеял надежду, что жена с дочерьми эвакуировалась в советский тыл и живет или под Казанью, где нашли приют многие из Белоруссии, или в другом месте. После разговора с П. К. Пономаренко сделал запрос, но Большая земля не могла сообщить мне ничего утешительного. Тогда по моей просьбе ЦК КП(б)Б поручил Оршанскому подпольному горкому партии разузнать, не осталась ли моя семья где-нибудь вблизи Орши. И вот инструктор Оршанского подпольного горкома партии Феодосия Антоновна Цингалева переслала через связных радостную весть. «Ваша жена Мария Николаевна, дочери Лена и Нелла, — писала она, — живут в деревне Страхи Дубровенского района».
Значит, им не удалось эвакуироваться и они изведали все ужасы немецко-фашистской оккупации. Связная передала мне фотографию жены и дочерей и маленькую записку жены: «Мы живы, здоровы. За нас не беспокойся. Мы гордимся тобой».
Дорогие мне клочок бумажки и фотокарточку я сохранил и носил с собой все дни блокады. Они согревали мое сердце, окрыляли в боях, помогали в трудные минуты.
Заслон на большаке
В окрестных деревнях не помнят, кто и когда строил эту дорогу, не знают, кто обсадил ее белыми березами, кто и почему назвал большаком. Как-то порылся местный учитель в книгах и объявил всем, что дороги тоже имеют свою «табель о рангах». Есть стежка, есть полевой проселок. Большак же — это, если расшифровать, большая дорога среди местных дорог. Во всяком случае, большак Улла — Ушачи и поныне несет великую службу и пользуется большим почетом у местных жителей. Сколько по нему хожено, езжено! Много видел ушачский большак и в доброе мирное время, и в годы лихолетья.
Весь период временной оккупации большак служил партизанам и местному населению. Только весной 1944 года здесь ступил кованый сапог гитлеровца, оставили ребристые следы гусеницы вражеских танков и узорчатые — орудийные колеса. Нашим большак был теперь только от Ушачей до деревни Загорье, что за Черствядами. А там дальше, до самой Уллы, и еще дальше, до Витебска, все занимали вражеские полчища. На танках, самоходках, бронемашинах они рвались в центр партизанской зоны — к Ушачам.
На ушачском большаке стояли заслоном отряды прославленной в боях бригады «За Советскую Белоруссию». Начало созданию этой бригады было положено в те памятные дни, когда в разных местах Бешенковичского района вспыхнули огни партизанской борьбы. Одним из первых в районе организовался партизанский отряд «Сибиряк» во главе с командиром пулеметного взвода Николаем Васильевичем Троегабовым. Его ближайшими товарищами и помощниками стали Андрей Лукьянович Сухушин, Николай Андреевич Зверев, Михаил Васильевич Потехин. С помощью местных жителей собрали оружие, сколотили ядро будущего отряда. Сначала базировались в забельских лесах, затем перешли в большой лес — Чановскую дачу.
В июле 1942 года Николай Троегабов погиб при разгроме гарнизона в деревне Мокряны и командиром отряда стал Николай Зверев.
Весной 1942 года в районе Чановской дачи обосновался партизанский отряд имени В. И. Чапаева. Его организовал местный житель, бывший директор леспромхоза коммунист Иван Сергеевич Бонкарев. В лесу возле деревни Латыгово расположился отряд имени Г. И. Котовского под командованием Александра Степановича Ильина.
Сначала эти отряды действовали самостоятельно. Главной заботой партизан тогда было комплектовать подразделения, вооружать людей, добывать боеприпасы. Одновременно они громили созданные оккупантами молочные пункты, волостные управы, устраивали небольшие засады на шоссе, диверсии на железной дороге Полоцк — Витебск, выслеживали и ловили солдат противника.
В середине лета 1942 года, когда отряды окрепли и накопили первый опыт, они стали совершать более крупные операции. Обычно после тщательной разведки составлялся подробный план, намечались задачи подразделений, отдельных бойцов и командиров в бою. Первой значительной боевой операцией было нападение на вражеский гарнизон в деревне Мокряны, осуществленное отрядом «Сибиряк» 22 июля 1942 года. За час боя гарнизон был полностью разгромлен, взяты немалые трофеи — 3 пулемета, 30 винтовок, 50 гранат, продовольствие. Потери отряда — трое убитых, шестеро раненых. Немецкие оккупационные власти переполошились.
Следующую крупную операцию провели уже совместно три отряда: имени В. И. Чапаева, «Сибиряк» и отряд, действовавший в Витебском районе. По предложению командира отряда имени В. И. Чапаева И. С. Бонкарева было решено уничтожить довольно сильный гарнизон в местечке Островно. 5 августа 1942 года партизаны напали на гарнизон, разгромили солдатские казармы, сожгли склад с велосипедами, две автомашины. Ударная группа отряда «Сибиряк» прорвалась к управе, перебила охрану, уничтожила найденные документы, взяла муку, соль, сахар.
Не прошло и двух недель, как на шоссе недалеко от местечка Островно, у деревни Долгое, отряд имени В. И. Чапаева устроил засаду и разгромил колонну немецких автомашин. 15 минут длился бой. Патриоты сожгли 9 автомашин, убили 35 немецких солдат и офицеров, захватили 12 винтовок, 2 автомашины с продовольствием.
После этих операций фашисты задались целью уничтожить партизан в Бешенковичском районе. В августе они блокировали чановский лес. Отряды «Сибиряк» и имени В. И. Чапаева вели оборонительные бои и маневрировали по лесу. Прижатые к Западной Двине, отряды оказались в сложном положении. Трудности усугублялись отсутствием единого руководства, разрозненностью действий. Командование отряда имени В. И. Чапаева, например, сочло необходимым переправиться через Двину, а штаб «Сибиряка» решил продолжать борьбу на прежнем месте.
Бывший секретарь Бешенковичского подпольного райкома комсомола Екатерина Кузьминична Шестакова так рассказывает о событиях тех дней: «Помню, улеглись мы с девушками Олей и Ниной в землянке на берегу реки и уснули. На рассвете слышим автоматные очереди. Выглянула из землянки — невдалеке всадник на лошади. Он строчит из автомата по бегущему к реке партизану. Тот залег, стал отстреливаться. Мы выползли из землянки и тоже к реке. Скатились под откос и оказались у самой воды. Тут к нам подполз партизан с автоматом. Мы сели в лодку и поплыли. Вслед — стрельба. Пули свистят над нами. В прибрежных камышах выскочили из лодки и укрылись за деревенскими постройками».
