— Откуда ты знаешь так точно? — изумился Юсуп-ага. — У тебя же не было тогда часов.

— Я установил это- позже. Петухи кричат трижды за ночь — в двенадцать, в три и в шесть. Бай прискакал, когда петухи пропели второй раз.

Смежив веки, полулежал на кошме Юсуп-ага и вспоминал события сорокалетней давности. Вот такая же ночь была в сентябре 1930 года… Он и двенадцатилетний подпасок Салих спали на кошме у догорающего костра. Вдруг залаяла собака, донёсся конский топот. Кого это несёт?

«Бай-ага едет проверять своих баранов», — высказал догадку Салих.

Трусливая дрожь пробрала чабана: никогда не приезжал хозяин с проверкой среди ночи. И теперь не для проверки явился.

Бай приехал в сопровождении вооружённой свиты. Юсуп принял у него коня, отвёл к коновязи. В нарушение всех приличий бай не произнёс приветствия и традиционных вопросов о житьё-бытьё. Юсупу тоже не дал выполнить ритуал, спросил в лоб:

«Ты подал заявление в колхоз?»

«Да».

«Глупая выходка. Зачем тебе колхоз? Что ты будешь там делать? К тому же народ поднял, восстание против новых порядков. Пока не кончится вся эта суматоха, овец следует пасти в уединённом месте. Гони отару на запад».

«Я не погоню твою отару на запад. И вообще не буду её пасти. Вчера ещё сказал об этом твоему младшему брату. Жду только, чтобы кто-нибудь принял у меня овец»,

Повинуясь байскому взгляду, рослый джигит со свирепым лицом подошёл к Юсупу. Тот не успел и сообразить что к чему, как руки его были скручены за спиной.

«Ну-ка подумай, — ощерясь, сказал свирепый джигит, — ты и впрямь не хочешь пасти овец бай-ага?»

Юсуп промолчал. По правде говоря, он растерялся. Как же так? Отныне у баев не должно быть тысячных отар. У многих же овец отобрали. А этот не подчиняется комиссии. Но ведь люди комиссии сказали, что вернутся с отрядом и не дадут в обиду бедняков, подавших заявление в колхоз! А у него скручены за спиной руки…

«Оглох?! — Свирепый джигит стеганул плёткой воздух перед носом Юсупа. — Будешь ты пасти овец бая-ага или нет? Отвечай!»

«У баев не должно быть овец».

«У баев были, есть и будут овцы»!

«Я не стану их пасти. Я вступаю в колхоз».

Бай мигнул, свирепый джигит поспешил к нему, наклонился почтительно, выслушивая приказание. До ушей Юсупа донеслось:

«…в назидание другим отправьте его душу в преисподню».

«Чью это душу хочет он отправить в преисподнюю?»— как-то вяло подумал Юсуп, и тут ему велели повернуться и идти. Не успел он сделать трёх шагов, как сзади прозвучал щелчок выстрела, Юсуп ощутил острое жжение в спине и повернулся, чтобы увидеть, что происходит, но в этот миг один край пустыни приподнялся, другой опустился и пустыня перевернулась, накрыв собой чабана…

…Тьма немного сдвинулась в сторону. До сознания Юсупа донёсся голос:

«Скоро придёт в себя. Теперь ему сам чёрт не страшен».

Юсуп с трудом размежил веки и увидел рыжеусого человека. Тот был в военной одежде и наклонился, выжидательно глядя чабану в лицо. Заметив, что Юсуп открыл глаза, сказал: «Товарищ!»

— Товарищ!

…Юсуп-ага проснулся, потому что кто-то тронул его за плечо. Салих.

— Отчего ты кричал, яшули?

— Разве я кричал?

— Диким голосом. «Товарищ!» Звал, что ли, кого?

— Мне снился сон. Увидел во всех подробностях события той ночи.

— А-а. Значит, ты звал командира отряда?

— Да. Показалось — он хочет уйти от меня.

— Бая тоже видел?

— Видел.

— А мне ничего не снилось, — сказал Салих, глядя на светлеющее небо.

— Твой мотоцикл не поломался?

— Нет.

— А бензин есть?

— Много ещё.

— Тогда поезжай к отаре индивидуальщиков, привези одну мою овечку,

— Зачем же в такую даль тащиться, яшули? Мяса мы с тобой и поблизости раздобудем.

— Хочу провести здесь день и ещё одну ночь. Может, снова приснится тот сон. Хочу увидеть, как командир меня не покинул, остался со мной мой товарищ.

В кабинете председателя колхоза сидел Бяшим, младший сын Юсуп-ага. Он старался не выказать раздражения и досады, но лицо у него было такое кислое, что угадать его настроение не составляло труда.

— Вам наверное скучно? — спросил Нуретдин. — Хотите посмотреть наш гранатовый сад? Видели вы когда-нибудь гранатовый сад?

— Нет, не видел.

— О, тогда посмотреть стоит. Это просто чудо. Особенно сейчас. Урожай хорош. Плоды крупные, величиной в кулак, даже в два кулака. Непонятно, как выдерживают их тоненькие веточки.

— Ну, гранаты-то я видел. Я ведь горожанин, а садоводы лучшие свои плоды вывозят на городские рынки. Так что вам не стоит беспокоиться.

— Да, горожанина в вас угадаешь сразу, — согласился Нуретдин. — Только горожане могут себе позволить в будний день носить белые сорочки. — У Бяшима вздёрнулись брови. — В городе они сохраняют белизну, а у нас тут пыль, — не без лукавства пояснил председатель. — Да… А какова ваша профессия, уважаемый Бяшим?

— Я стекловар. Работаю на стекольном комбинате.

— Хорошая профессия, нужная.

— Да. Стекло, бетон и асфальт делают современные города. Однако когда же появится отец?

— Вчера я ещё раз велел передать на Центральный пункт, что Юсупа-ага здесь ждут. Просил разыскать его и отправить в село. Он прощается с людьми.

— Сколько можно прощаться? Уже неделю целую…

— Если вы очень торопитесь, уважаемый Бяшим, возвращайтесь в Ашхабад. Отец сам к вам приедет. Мы дадим ему провожатого…

— Простите, но я сильно опасаюсь, что говорите вы одно, а сделаете другое. Сначала вы не хотели отпускать отца на пенсию. Теперь прельщаете его домиком и приусадебным участком, чтобы он остался в селе. Знаю, чем это кончится: не пройдёт и месяца, как отец снова окажется в песках. И снова будет бедный дряхлый старик, кряхтя и кашляя, бродить за овцами в зной и в стужу. Нет уж, довольно. В колхозе он отработал своё сполна. Пусть теперь отдохнёт, поживёт со мной в городе, пользуясь всеми благами цивилизации.

Эту сердитую тираду председатель Нуретдин оставил без ответа. Сказал только:

— Думаю, что завтра Юсуп-ага появится.

— Я тоже думаю, что рано или поздно он появится. Но пока — зря теряю дни. Неделя бессмысленного ожидания. А я привык расписывать время по часам и даже по минутам, чтобы ни одна не пропала даром.

— О, вы понимаете толк в жизни.

— Надеюсь. Но сейчас все мои планы нарушены… Знаете, товарищ председатель, я, пожалуй, пойду. Думаю, что развлекать меня беседой не входит в ваши планы. Прошу ещё раз передать в пески: пусть отец скорее приезжает.

Подойдя к дому брата, Бяшим совершенно неожиданно для себя увидел отца в окружении весело гомонивших внуков и правнуков. Настроение у него мигом улучшилось. После приветствий и взаимных расспросов он сказал:

— Отец, поедем в город.

Предупреждённый Новрузом, старик схитрил:

— На сколько дней?

— Насовсем. Ты останешься жить со мной. Одна из комнат моей квартиры — твоя.

— Но почему, Бяшим-джан, я непременно должен жить в твоём доме? А если я буду жить в своём? Пли здесь, у Берды?

— Не чуди. Была бы жива наша мать, я не стал бы возражать против того, что ты оставался в своём доме. Но один?.. А у Берды и без тебя тесно. Покоя уж точно не будет. И какие здесь удобства? Разве можно сравнить с городским благоустроенным жилищем? Нет, отец, я считаю, что ты, в твоём возрасте, заслужил и настоящий покой, и настоящий отдых. И поэтому настаиваю: поедем со мной в город.

Юсуп-ага с сомнением покачал головой.

— Помнишь Сапар-джана, сына Анна Дейтыка? — спросил Бяшим.

— Который пальван, что ли?

— Он самый. Так вот, этот богатырь тоже в городе живёт, потому что там и спортзалы, и тренеры гораздо лучше, чем в селе. Самые умные люди, самые лучшие вещи в городе. Только в городе можно стать настоящим специалистом, настоящим учёным, по-настоящему знаменитым человеком…

Видно было, что Юсуп-ага не может разделить восторгов сына. В унылом раздумье он продолжал качать головой, упорно избегая Бяшимова требовательного взгляда.