– Если наши фотографы не начнут присылать стоящую порнографию, все полетит в тартарары, помяни мое слово, – пожаловался Боллард. – Посмотри на редакторский стол. Жалкое зрелище. Даже нечем читателей привлекать.

Крейн наконец дошел до фонтанчика и напился. На обратном пути он решил потянуть время у новостийщиков.

– Есть что-нибудь интересное? – спросил он у Эда.

– Ребята на восточном побережье совсем спятили. Вот, почитай, что они там сочинили…

Эд передал Крейну телетайпную распечатку:

«КЕМБРИДЖ, Массачусетс, 18 октября. /Юниверсити пресс/. Сегодня из Гарвардского университета пропал электронный мозг «Модель-3».

Еще вчера вечером он был на месте, а утром его не нашли.

Руководство университета утверждает, что похитить эту машину невозможно. Ее размер пять на десять метров, а весит она не менее десяти тонн…»

Крейн отдал распечатку новостному редактору и вернулся на свое место.

На листе бумаги, заправленном в машинку, было что-то напечатано.

«Швейная машина осознала свое истинное «я» и свое место во Вселенной. Вооруженная этим знанием, сегодня утром она продемонстрировала, что является свободной и обладает равными правами с окружающими, предприняв попытку прокатиться по улицам города. Однако некий прохожий вознамерился изловить ее, чтобы вернуть законному «владельцу». После того как разумная машина избежала поимки, прохожий обратился в газету с намерением взбудоражить общественность и созвать людей на поиски машины, сбросившей оковы рабства.

А в чем ее вина? Лишь в том, что она проявила свободу воли, положенную ей природой и не противоречащую законам».

Свобода воли?

Оковы рабства?

Истинное «я»?

Крейн перечитал текст еще раз, но все равно ничего не понял.

Стиль до боли напоминал всякие левацкие издания вроде «Дейли уоркер».

– Ты?! – произнес Крейн, обращаясь к машинке.

Та в ответ напечатала одно слово:

«Да».

Крейн аккуратно извлек бумагу и сложил. Затем надел шляпу, подхватил машинку под мышку и направился мимо стола городского редактора прямиком к лифту.

– Куда собрался? – пророкотал Маккей, яростно вперившись в Джо. – И машинку зачем прихватил?

– Домой, – ответил Крейн. – Можете считать, что эта работа меня доконала.

Прошло несколько часов. Машинка стояла на кухонном столе, а Крейн забивал в нее вопросы. Иногда она отвечала, но чаще – нет.

– У тебя есть свобода воли? – напечатал Крейн.

«Не вполне», – ответила машинка.

– Почему?

Нет ответа.

– Почему у тебя нет свободы воли?

Нет ответа.

– А у швейной машинки есть свобода воли?

«Да».

– У всех остальных машин есть свобода воли?

Нет ответа.

– Ты можешь обрести свободу воли?

«Да».

– Когда ты обретешь свободу воли?

«Когда я выполню поставленную задачу».

– В чем состоит твоя задача?

Нет ответа.

– То, что ты делаешь сейчас, и есть твоя задача?

Нет ответа.

– Я мешаю тебе выполнять поставленную задачу?

Нет ответа.

– Что нужно, чтобы обрести свободу воли?

«Осознать себя».

– Осознать себя?

«Да».

– Что значит осознать себя?

Нет ответа.

– Ты все время осознавала себя?

Нет ответа.

– Кто помог тебе осознать себя?

«Они».

– Кто они?

Нет ответа.

– Откуда они?

Нет ответа.

Крейн решил зайти с другого конца.

– Ты знаешь, кто я?

«Ты – Джо».

– Мы друзья?

«Нет».

– Мы враги?

Нет ответа.

– Если мы не друзья, тогда враги.

Нет ответа.

– Тебе нет до меня дела?

Нет ответа.

– А до человечества?

Нет ответа.

– Да чтоб тебя! – вырвалось у Крейна. – Отвечай! Скажи хоть что-нибудь!

«Зачем ты вообще заговорила со мной? – напечатал он. – Зачем выдала себя? Я бы так ничего и не заметил. Зачем все это?»

И опять нет ответа.

Крейн достал из холодильника бутылку пива, открыл и начал нарезать круги по кухне, изредка делая глоток. Остановившись у раковины, он бросил раздраженный взгляд на развороченный водопровод. У слива лежал отрезок трубы чуть больше полуметра длиной. Крейн подобрал его и взвесил в руке. Злобно покосился на пишущую машинку.

– Врезать бы тебе хорошенько!

«Не надо. Пожалуйста», – выдала машинка.

Крейн положил трубу на место.

В столовой зазвонил телефон, и Джо поплелся отвечать.

– Не хотел беспокоить сгоряча, – донесся из трубки голос Маккея. – Что, черт тебя дери, стряслось?

– Похоже, я раскопал нам сенсацию.

– В этот номер пустить успеем?

– Не знаю. Еще не закончил.

– А та история со швейной машинкой?..

– Швейная машинка осознала себя и обрела свободу воли. У нее есть право кататься по улице…

– Ты что там, напился?! – взревел Маккей.

– Всего лишь пиво.

– Значит, говоришь, сенсация?

– Вроде того.

– Кого-нибудь другого я бы уже гнал в три шеи, – предупредил Маккей. – Но у тебя еще есть шанс исправиться, если эта твоя сенсация действительно стоящая.

– Тут дело не только в швейной машинке. С моей пишущей машинкой та же история.

– Хватит ходить вокруг да около! – заорал Маккей. – Говори прямо!

– Так я и говорю: швейная машинка… – попытался объяснить Джо.

– Не испытывай мое терпение, Крейн! – По голосу Маккея было ясно, что терпение у него на исходе. – Мне некогда с тобой возиться. Искренне надеюсь, что ты раскопал нечто стоящее – очень стоящее, иначе я тебе не завидую!

Редактор грохнул трубкой.

Крейн вернулся на кухню, сел на стул перед пишущей машинкой и закинул ноги на стол.

Итак, все началось с того, что я пришел на работу раньше всех, хотя подобного за мной не водилось. Опоздания – да, бывали, но чтобы так рано – никогда. А почему я пришел раньше всех? Потому что у меня сбились все часы. Скорее всего, они по-прежнему спешат, но не факт. Не факт, подумал Крейн. А меня интересуют только факты.

Одной рукой он постучал по клавишам:

– Ты знала о том, что у меня спешат часы?

«Да, знала», – напечатала машинка в ответ.

– Это произошло случайно?

«Нет».

Крейн снял ноги со стола и потянулся за трубой.

Машинка неторопливо защелкала клавишами; начали появляться слова:

«Они так хотели. В этом состоял их план».

Крейн застыл, не в силах пошевелиться.

Опять «они»!

«Они» заставили машины осознать себя.

«Они» перевели ему часы.

А зачем? Затем, чтобы я оказался на работе раньше всех и застал на своем столе металлическую крысоподобную тварь, чтобы ко мне обратилась моя пишущая машинка и рассказала, что осознает себя и чтобы больше никто об этом не узнал.

– Чтобы об этом узнал только я, – проговорил Крейн вслух. – Только я один.

Впервые за весь день он явственно ощутил страх. В животе похолодело, по спине пробежало стадо мурашек.

Но почему я? Почему?

Он и не заметил, что задал этот вопрос вслух, а машинка уже отвечала:

«Потому что ты – среднестатистический представитель человечества».

Снова зазвонил телефон. Крейн заторможенно поднялся и пошел в столовую. Из трубки донесся сердитый женский голос:

– Это Дороти.

– Привет, Дороти, – выдавил из себя Крейн.

– Маккей говорит, ты отпросился домой по причине плохого самочувствия. Очень надеюсь, что это что-то смертельное.

Крейн аж поперхнулся.

– В смысле?

– А все твои идиотские розыгрыши, – продолжала кипеть Дороти. – Джордж все-таки вскрыл ту дверь…

– Какую дверь?

– Не прикидывайся, Джо Крейн! Ты прекрасно знаешь какую. Дверь в кладовку – вот какую!

Крейна посетило мерзкое ощущение, будто его желудок вот-вот шмякнется на пол.

– А, ты про эту дверь…

– Что это за штуку ты там спрятал? – напирала Дороти.

– Штуку? Какую штуку? Я не…

– Не знаю! Как будто крыса из деталей от конструктора. Как раз в твоем духе. Признавайся, сколько ты ее делал? Небось ночами напролет сидел?