Мартьянов видел, как он обращается с релейными построениями — на схемах за столом или в натуре, за черновым монтажом, — и мысленно поощрял: «Ну-ну!» Зуев, видно, почувствовал теорию. Довольно ловко раскладывал на бумаге по столбикам и строчкам таблиц предполагаемое действие реле. Оперировал с формулами, производя алгебраические преобразования.

— Логика есть? — спрашивал он себя вслух, любуясь на результаты своих расчетов. — Есть! — говорил он, откидывая назад волосы и распрямляя спину.

Но он не забывал при этом, что есть еще и старое оружие расправы с релейными паутинами: человеческий опыт и человеческая догадка. И он пускал их в ход так же охотно. Теорию в помощь догадке, а догадку в помощь точным расчетам. Он верно понял слова Григория Ивановича, что теория еще «не все может». Только со стороны так выглядит: подставляй в формулы и ни о чем другом не думай. Но все-таки кое-что может. И Зуев, решая свою машину, то хватается за алгебру, то набрасывает схемку на глазок, а то расстилает тут же на столе какой-нибудь кусочек релейной анатомии, разыгрывая, как на пальцах, задуманное действие и потом уже подстраивая опытный результат к общим расчетам. Все способы хороши, если они удобны.

«Логика есть?» — произносит его спина, вызывая в аспирантской дрожь любопытства, особенно у Володи-теоретика.

«Что еще открыл у себя за столом Алексей Зуев?..»

А он, мешая расчет с интуицией, находил всякие ходы экономии. В большом и в малом. Разве не приятно, например, когда удается из какой-нибудь тройки реле, образующих генератор импульсов, извлечь пользу вдвойне? Генератор импульсов дает толчки жизни всей машины: тик-так, тик-так… Но Зуев придумал, чтобы машина работала и когда импульс посылается, и когда импульса нет, пауза. «Работа на паузах»— маленькое, скромное достижение, но от которого у аспиранта голова невольно задирается повыше.

— Чирикает! — весело прислушивается Зуев, заставляя эту релейную тройку, собранную начерно у себя на столе, пощелкивать в новом ритме. Тик-так-тик, тик-так-тик… Работа на паузах.

И тут же рядом задачи большие и сложные. Главный орган машины — генератор конституентов, перебирающий на своих реле разные комбинации. Каждая новая комбинация — это сочетание по-новому разных состояний реле. Все четыре реле включены — комбинация. Три первых реле включены, а четвертое не включено — другая комбинация. Первое и второе включены, а третье и четвертое не включены — еще комбинация… И так до шестнадцати разных комбинаций по закону «два в степени эн». И все они разыгрываются шаг за шагом на релейной шеренге генератора конституентов. Должны разыгрываться.

Какая же для этого требуется шеренга? В телемеханике известны такие устройства: двоичные счетчики, двоичные переключатели. Цепочки реле, в которых с каждым сигналом меняется состояние какого-нибудь из этих реле. Тоже перебор состояний. Система достаточно проверенная. Почему бы не применить ее и здесь, в логической машине?

Зуев построил у себя на столе соединения таких счетчиков. Рядом с испытательным стендом, рядом с монтажными рамками, на которых были распяты разные группы реле, долженствующие изображать другие узлы и блоки будущей машины. И соединил все это в общую компанию, и стал пробовать, как же ведут себя двоичные счетчики в роли генератора конституентов.

Тик-так-тик… — чирикает это распластавшееся на столе релейное существо. Но у Алексея Зуева не появляется довольной улыбки. Напротив, он озабоченно поджимает губы и напряженно горбит спину. Ну еще раз сначала: тик-так-тик… Чем больше испытывает он действие двоичных счетчиков, тем тверже, увы, убеждение: не годится. Не годится!

Он врывается в кабинет к Мартьянову, тянет его к себе, к монтажному столу, и они уже оба, двойным зрением и двойным слухом, сблизив головы, проверяют чирикающую установку. Не годится! Действительно, не годится, подтверждает Мартьянов. Счетчики не выдерживают того строгого порядка переключений, какой требуется в генераторе конституентов.

Каждая комбинация — это переключение. Но для уверенного переключения нужно, чтобы каждый раз менялось состояние только одного реле. Только одного. В этих счетчиках, как они обычно строятся, последовательность переключений нарушается. То и дело переключаются не одно, а несколько реле одновременно. Не одно, а несколько. Происходит, как говорят в теории, «состязание реле».

Отчего оно происходит? Да мало ли отчего: изменилось напряжение в сети, или у разных реле немного разное железо в магнитопроводе, или небольшая разница в числе витков… Всего не предусмотришь, а условия состязания подстерегают на каждом шагу. И уже счетчики не дают строгой последовательности комбинаций, нарушают перебор конституентов, пропускают, «съедают» конституенты… И машина начнет, разумеется, врать, искажая так хорошо продуманную логику.

Как же этого избежать? Как предохранить логику от кутерьмы состязания?

— Есть средство. Только вам придется помучиться, — сказал Мартьянов. — Заставьте счетчики работать по коду Грея.

И улетел опять, на «южную сковородку» разрешать разногласия с ирригаторами. Зуев остался один со своим черновым монтажом на стенде, с капризными счетчиками, со своими сомнениями и с кодом Грея на столе.

Появился недавно такой специальный код в телемеханике, принесший сразу имя его автору. Сигналы строятся так, чтобы один отличался от другого изменением состояния лишь какого-нибудь одного из реле. Каждый шаг срабатывает только одно реле. Как раз то, что нужно для перебора конституентов в машине.

Но как же заставить именно так работать стандартные счетчики? Стало быть, их перестроить. Осуществить в них новые связи между отдельными реле, между контактами. Решительно перестроить. Так их соединить, чтобы каждый раз переключалось только по одному. Только по одному! Найти схему переключений. Для этого по теории должна быть составлена прежде всего таблица включений. Разложить перебор конституентов на отдельные такты, на столбики и строчки.

Зуев храбро пустился в перестройку. Нет сейчас за стенкой Григория Ивановича, который может просмотреть твои попытки, твои варианты, отвергнуть, высмеять их и порассуждать вместе с тобой. Нет сейчас того, что можно пойти и постучаться к Григорию Ивановичу. Некуда постучаться. Ты сейчас один со своей задачей, аспирант Зуев, предоставлен самому себе, на полную собственную самостоятельность. Ты и решай.

Столбики, столбики, строчки, строчки… Таблица вытягивается, растет. Таблица подчищается, перечеркивается. Таблица отбрасывается. Таблица снова возникает. Другая таблица, еще таблица… Зуев тихо мычит, сам не замечая, как бы пытаясь подпевать нужную мелодию, в нужном ритме включений и отключений. Вывести такую таблицу, которая ясно показывала бы, что за чем следует, какое реле за другим вступает. Такую таблицу, чтобы задача переключения по одному выполнялась с помощью возможно меньшего числа реле. И чтобы добавление реле для более крупной машины осуществлялось простым включением в ту же цепочку Грея. И чтобы таблица, как требует теория, не была противоречивой… Ну, чтобы существовала машина, на которой можно было бы все это проверить, схемы по его таблицам — раз-два, и готово! Но машину-то надо еще создать по этим его таблицам. Ну же, давай, теория, твою неопровержимую логику!

Какой же это день по счету, что Зуев не вылезает из таблиц? И вдруг спина его отчетливо произносит:

— Логика есть!

Он нашел. Он, кажется, нашел.

Как только Мартьянов вернулся из своей поездки, Зуев преподнес ему две схемки. На одной — схема включений, какая принята в цепочке реле двоичных счетчиков. На другой — его собственная, зуевская схема, которую он вывел по таблицам и предлагает для машины.

День прошел, а Григорий Иванович все еще держал схемы у себя. И все эти сутки аспирант томился в ожидании, слоняясь по лаборатории, по коридорам, находя себе дело то в библиотеке, то по поручениям партийного бюро, то простаивая возле буфета в беспечной позе, а на самом-то деле гадая все время, что же ему там готовит Григорий Иванович.