И еще одна пометка в календаре на тот же день: 21.30. «Экран жизни». Уж такова привычка делового человека: все записывать. Хотя этого он никак не мог ни забыть, ни пропустить и прекрасно помнил, за сколько минут до начала сеанса и на каком углу будет он стоять, ожидая с двумя билетами в кармане.

А все-таки за всеми делами, отмеченными в календаре, за всеми совещаниями и свиданиями, не покидало его какое-то нетерпеливо радостное ощущение: «А все-таки завтра утром…» Да, завтра утром он снова пробежится рысцой, нырнет к себе в полуподвал Центрэнерго. Там посреди комнаты длинный монтажный стол. И на столе…

На столе распластаны все те же электрические детали, которые он называет теперь «элементы». В какой уже раз пробует он составить из них такую схему, чтобы решить все-таки эту задачу: управление и сигнализация по двум проводам. Не по четырем, как принято обычно и как сделали немцы, а по двум. Проклятая, навязчивая и такая подкупающая задача!

Как это обычно? Десяток, а то и полтора десятка масляных выключателей стоят на каждой подстанции. Управлять ими — значит решить всегдашний вопрос всякого управления: кому делать и что делать. Масляник номер семь — включить. Масляник номер одиннадцать — выключить… Стало быть, прежде всего задача выбора: кому?

На разных концах устанавливаются искатели. Как стрелки на часах, обегают их щетки по кругу контактов. На разных концах, одновременно, шаг в шаг — «синфазно», говоря по-ученому. Тик-так, тик-так… Первый контакт, второй, третий…

Нужно приказать маслянику номер семь, и диспетчер поворачивает у себя на пульте седьмой ключ. И едва щетка искателя перешагнет на седьмой контакт, как цепь замкнется, и ток побежит по линии на тот конец, на подстанцию и через седьмой контакт другого искателя к маленькому реле. А реле это управляет масляником номер семь. Выбор сделан.

И если послан ток положительный, то масляник, скажем, включится. А если ток отрицательный, то, наоборот, масляник выключится. Решено и второе: что делать.

Так же и масляники сигналят о себе, на диспетчерский пункт. Через те же искатели и реле. «Я, масляник номер такой-то, выключен».

Двусторонний разговор одного со многими, на выбор.

Но такой разговор требует четырех проводов, утверждают знатоки. Четырех, и не меньше. В самом деле, искатели приводить в движение надо? Вот по проводу и даются импульсы, толкающие щетки с контакта на контакт. Тик-так, тик-так… Посылать команду — включить или выключить — надо? Еще провод. А масляники сигнализировать о себе должны? Еще провод. Итого, уже три провода. А четвертый — это тот общий обратный провод, какой существует при всякой электрической связи, и не в нем сейчас задача, а в тех трех.

Еще и еще раз анализировал Мартьянов, наклонившись над схемой: как же обращаются с этими тремя проводами? Три провода — три разные операции. Движение, команда, сигнализация. Каждый провод знает свое. В немом разговоре диспетчера с подстанцией и приходится поэтому все время переключать с провода на провод. Сделан выбор «кому» — раз! — искатели останавливаются, и реле переключают с линии движения на линию команды. Послана команда — раз! — и реле переключают обратно с линии команды на линию движения; можно делать следующий выбор «кому». Надо послать сигналы от масляника диспетчеру — раз! — и реле переключают все на линию сигнализации. Беспрерывная скачка по трем проводам.

«По трем? И никак не меньше?» — допрашивал схему Мартьянов.

Когда он сказал Карпенко: хорошо бы заменить три этих провода одним, Вадим склонил голову набок, что означало у него степень сомнения, и присвистнул:

— Тю-тю! Ничего себе желаньице!

Мартьянов злился. Почему он вечно должен посвящать Вадима в свои намерения, а тот, не стесняясь, высказывает недоверие, согласие, одобрение?.. Помощник! А что, у Мартьянова разве только одно желание и никакой идеи? Сейчас он преподнесет Вадиму, своему помощнику.

Если долго смотришь на схему, то бывает одно из двух: либо она так примелькается, что все в ней кажется само собой разумеющимся; либо, наоборот, в схеме, как на живописном полотне, начинает проступать то, что вначале и не увидишь, — и достоинства и недостатки. На немецкой схеме Мартьянов вдруг увидел: по трем проводам совершаются три операции. Движение, команда, сигнализация. Но пока занят один из проводов, остальные два свободны, без работы. Переключение на другой провод — и опять два других свободны. Все время два свободны, а занят только один. Зачем же такое расточительство?

И как только он это увидел, осознал этот довольно простой факт — так и возникла его идея. Тоже вполне простая. Все действие надо разделять не по проводам, а по времени. Заметьте, по времени!

Сначала передаются по проводу импульсы для движения искателей. Найден нужный масляник — искатели отключаются. И провод предоставляется для команды. Команда отдана — и снова на проводе искатели. А нужно сообщить об, исполнении — искатели отключаются, и провод предоставляется для обратного сигнала от масляника. Все тот же самый провод. Один провод, по которому последовательно, одна за другой, осуществляются три операции. Движение, команда, сигнализация. И все это сделает распределение по времени — его, мартьяновская, идея. Ну, что скажешь, помощник?

Вадим склонил голову в другую сторону, что означало уже одобрение, и произнес:

— Ловко!

Когда ему что-нибудь нравилось, он готов был немедленно, сию же минуту приняться за реализацию, вступить в борьбу за монтажным столом, расположив на нем всю электрическую анатомию.

Как ловко было в идее и как нескладно получалось в рабочем монтаже! Опять все упиралось в соединения реле. Реле должны были переключать провод с одной операции на дру гую. Предоставлять его то для движения искателей — тик-так, тик-так — на время, на положенное время, то для команды — на время, на положенное время, то для сигнализации от масляников — на время, на положенное время. Реле должны вовремя замыкать лапки своих контактов и вовремя отпускать. Реле — основные исполнители его идеи.

А этого не получалось. Реле не хотели подчиняться ему и выполнять все так, как он им предписывал. То одно замкнет слишком рано, то другое отпустит с запозданием. И на проводе полная кутерьма. Ну, никак не мог он найти нужного сочетания из полутора десятков реле: каждому свое место, каждому свое время действия. Схемы, которые он рисовал, а потом переносил на монтажный стол, превращались в запутанный клубок реле и контактов, не дающих все-таки нужного порядка переключений. Временные зависимости! Они-то и держали всю идею за горло. А он не знал способа, как заранее, наверняка построить такую релейную схему, чтобы она отвечала его желаниям. Временные зависимости… Кто их только выдумал!

И вот топтание ощупью, наугад, нескончаемая цепь проб и ошибок. Даже когда нарисованная схема что-то уже обещала, все равно на монтажном столе почти все опрокидывалось. Пробные макеты вскрывали один просчет за другим. А в схеме, кажется, было все предусмотрено.

— Говорят, Эдисон тоже брал потением, на девяносто девять. Кустарь-одиночка! — произносил в потолок Вадим.

И почему Мартьянов должен все это выслушивать! Он отводил душу по-своему: здесь не так припаяно, там не так закреплено… Грязная работа! Чего же от нее ожидать. Эдисон за такое бы…

Вадим замолкал, оскорбленный в своих лучших чувствах. В гнетущей тишине больно резал каждый звук: стукнет инструмент, оброненная деталь. Часы на стене мерно отбивают счет. Тик-так, тик-так… Насмешка!

Наступил день, когда Мартьянов сказал Вадиму:

— У меня есть вариант, — и показал схему, которую он набросал у себя дома.

— Отступление? — вызывающе опросил Вадим.

Не отступление, а первое приближение. Бывает, надо отойти, чтобы лучше перепрыгнуть. Некоторым это непонятно! — огрызнулся Мартьянов.

Действительно, то, что он показал сейчас на схеме, можно было понимать по-разному: и успех и уступка. Он решил несколько повернуть задачу. Три операции совершать не по одному проводу, как хотел вначале, а по двум проводам. И нащупал, кажется, как это можно сделать. Конечно, это было неполное решение. Экономия всего лишь одного провода. Всего лишь? Многие дорого дали бы за это «всего лишь». Лишь бы удалось осуществить, вот что!