«Они без меня в приказе могли все бумаги уничтожить, — подумал он, — ну, да я их проучу, так проучу…»
Тревожные мысли о попечителе, о податях, о растраченных деньгах заставляли шульца лихорадочно искать выхода из ловушки, которую он сам же за собой захлопнул в погоне за лакомым куском. Стремглав кинулся он к шкафчику, в котором хранились записи об уплаченных податях.
— Уничтожить, утопить в речке — и концы в воду! Свалю на бунтовщиков, пропади они все пропадом! — решил он, мечась по комнате.
Выбежав на улицу и убедившись, что кругом никого нет, шульц вернулся в приказ, схватил податные книги и со всех ног кинулся по откосу балки вниз, к речке.
А еще через несколько минут весь поселок был взбудоражен отчаянным, истошным криком шульца:
— Бунтовщики! Воры! Грабители! Где книги? Книги где, я вас спрашиваю! Отдайте книги, а не то я пошлю за стражниками! В тюрьме сгною! Закую в цепи! В Сибирь упеку, на каторгу! Лучше добром отдайте книги, разбойники, — не то худо будет!
У стола в приказе расселись шульц Рефоэл, два богатея Гирш и Моте-Лейб и по одному человеку от считанных хозяйств, обладавших полным тридцатидесятинным наделом земли.
Вокруг стола, напирая и теснясь, толпилось десятка два колонистов.
— Кто не имеет полного надела земли — уходи из приказа! — крикнул во всю глотку шульц.
Но сколько он ни надрывался, сколько ни стучал кулаком по столу, колонисты не уходили, и с каждой минутой их все больше толпилось в тесном приказе.
— Ждете, чтоб я за урядником послал? — грозил шульц. — Говорят же вам — каждый, кто не имеет полного надела земли, марш из приказа!
— Это почему же? — протискиваясь к столу и сверля шульца маленькими живыми глазками, крикнул бойкий скуластый колонист Фиша. — Почему это нам уходить из приказа? Вы тут нового шульца выбирать будете, а нам за дверями стоять? Землю вы у нас отняли, шульца выбирать не даете, гоните отовсюду, за людей не считаете! Мы не уйдем, мы тоже будем шульца выбирать — и баста!
— Хозяева, как вы терпите такую наглость? — в отчаянии запросил помощи у богатеев Рефоал. — Слыханное ли дело, чтобы в приказ силой врывались бунтовщики! А ты что стоишь как чучело?! — обрушился шульц на сотского Бейниша, видя, что от трусливых богатеев ждать помощи нечего. — Ты что стоишь? Гони их в шею из приказа!
Бейниш беспорядочно замахал руками, выпятил грудь, на которой тускло мерцала громадная бляха, и закричал истошным голосом:
— Вон из приказа!
А сам, перепуганный донельзя, пятился и пятился, отступая перед толпой разъяренных колонистов.
— Гони, гони их! — подзуживал староста.
Но уж больно смешон был этот пыжившийся, тщедушный человечек с растрепанной бородкой и редкими тараканьими усиками, которые потешно топорщились во все стороны, когда он кричал на колонистов. Слишком уж был он смешон — и ярость колонистов сменилась безудержным весельем.
— Как вам нравится этот казак нашего шульца? — кричали они, хватая незадачливого представителя власти за полы длинного сюртука, надвигая ему шапку па глаза и даже пытаясь сорвать с него внушительный знак его «грозной» власти — огромную бляху.
— Прочь из приказа — или я за урядником пошлю! — стуча кулаком по столу, надрывался шульц, стараясь перекричать колонистов.
Но куда там! Приказ, в котором, казалось, и без того яблоку упасть негде было, наполнялся все новыми и новыми непрошеными посетителями, которые чудом протискивались через узкую дверь в переполненную комнату.
Вспотевший, растерянный староста, решившись наконец на крайние меры, выкрикнул из последних сил:
— Вызывай урядника! Стражника вызывай!
— Думаешь — урядник тебе поможет, собака чертова! — послышались в ответ яростные выкрики.
Шульц вытолкнул сотского через заднюю дверь и сам выкатился вслед за ним на улицу.
А Гирш и Моте-Лейб всё препирались, кому из них быть выбранным старостой.
И тут-то, в самый разгар споров, криков и препирательств, к приказу подъехал попечитель на черной лакированной, мягко покачивающейся на рессорах бричке. Он вошел в приказ, и богатеи, сняв шапки, раболепно, в пояс поклонились ему. Попечитель обвел строгим взглядом переполненную комнату и, брезгливо поморщившись, спросил:
— Почему здесь скопилось столько народу?
— А мы сейчас, сейчас, господин попечитель, выгоним их, — угодливо склонившись перед начальством, сказал подоспевший вслед за ним шульц. — Я уже послал за урядником.
— А вас они не слушают? — презрительно бросил в ответ попечитель, повернулся спиной к нерасторопному старосте и, обращаясь к толпе, решительно приказал: — Навести порядок! Каждый, у кого нет полного надела земли, должен немедленно оставить приказ!
— А нас уже за людей не считают? Богатеи должны всё за нас решать, так, что ли? — послышались голоса.
— Арестую каждого, кто осмелится противоречить, — решительно заявил попечитель.
Неизвестно, как подействовала бы его угроза на расходившихся колонистов, но как раз в эту минуту с заднего входа явился запыхавшийся сотский с двумя стражниками.
— Осади назад! Осади!
Дюжие стражники подняли нагайки и начали наседать на беспорядочную толпу колонистов. Под их натиском передние невольно напирали на задних, а те один за другим вываливались через дверь на улицу, буквально выдавленные из комнаты напором толпы.
Ошарашенные внезапным нападением, колонисты понемногу стали приходить в себя, наседали на двери, но шульцу удалось при помощи стражников и расхрабрившихся богатеев захлопнуть их за последним «бунтовщиком».
Те, что толпились у окон, стали заглядывать в приказ и передавать наседавшим, сгорающим от любопытства колонистам обо всем, что делается в приказе:
— Водку пьют… Ишь, как хлещут водку!
— А теперь тот, что приехал на бричке, главный начальник, говорит что-то. Тише, дайте послушать!
— Отчета требует у Рефоэла… Отчета…
— А вот и Гирш заговорил — тоже требует отчета, книги требует…
Тут стоявший у самого окна долговязый колонист зашикал на толпу:
— Ша! Давайте послушаем как следует… Да успокойтесь вы, оглашенные!
Стало чуть потише, и долговязый, прислушавшись, доложил толпе последние новости:
— Оправдывается шульц — говорит, что книги у него украли.
— Ну, что они там так долго возятся? Что там происходит? — кричали распаленные жгучим любопытством колонисты.
— Договорились уже! — заорал долговязый. — Рефоэл какую-то бумажку вынул — уже старосту выбирают!
— Кого, кого называют?.. Да тише же! Ша! Дайте послушать хорошенько, — успокаивали друг друга колонисты, усиливая своими выкриками и без того несусветный шум.
— Смотрите, как Гирш и Моте-Лейб уставились друг на друга — ни дать ни взять два разъяренных петуха.
— Понятно — ведь тот и другой хочет стать шульцем.
А между тем улица имела свое суждение о том, кому быть старостой в колонии.
— Фишу!.. Фишу Пресса хотим! Фишу! — раздавались громкие выкрики.
Шум поднялся такой, что дошел до попечителя. Он поднял голову и, увидев за окнами приплюснутые стеклами носы и горящие глаза колонистов, подмигнул стражникам. Те выскочили из приказа и с нагайками наперевес начали разгонять толпу:
— Осади назад! Осади, говорят!
Но народ не так легко было унять — люди рвались к дверям, лезли в окна и вопили на весь поселок:
— Фишу желаем!.. Фишу!..
— Чего орете зря? — стараясь перекричать оглушительный гам, закричал во всю мочь выбежавший из приказа сотский, — чего орете?! У вашего Фиши не только что полного надела нет, у него, голодранца, и десятины земли за душою не сыщется!
Но не помог и сотский. Люди шумели, размахивали, как ветряные мельницы, руками, толкали стражников и, протискиваясь вперед, изо всех сил рвались в приказ.
А в приказе еще торговались. Попечитель с недоумением смотрел на богатеев, которые никак не могли уступить друг другу и решиться выдвинуть соперника в кандидаты на доходный пост.
