Однажды, работая в Купаловском театре, я играл принца в детской сказке. На голове у меня была поролоновая корона, которую в течение почти часа гримеры пришпандоривали к моей голове с помощью заколок, клея и шпилек. Снимать ее до окончания выступления было нельзя. А дело было зимой. Между двумя выступлениями я, надев шапку-ушанку, пошел в ближайший гастроном. Стал в очередь. Пока стоял, стало жарко, я забылся и снял шапку… Корона распрямилась… Представьте выражения лиц покупателей и продавцов: в обыкновенном советском гастрономе в очереди стоит нормальный мужик, в дешевеньком пальтишке, но с поролоновой короной на голове…

Я вспоминаю наше первое выступление в «Аншлаге» в марте 2003 года. Стою за кулисами, дико волнуюсь, жду выхода. Рядом стоит Коля Лукинский. Звезда. «С Новым годом, пошел на фиг…». Коля, видя мое волнение, вдруг кладет мне руку на плечо и говорит:

− Много лет назад, когда я учился в Смоленском электротехническом институте, «Христофор» приехал к нам на гастроли. Я каким-то чудом проник к вам за кулисы, смотрел и думал — вот бы мне когда-нибудь стать таким же, как ты, Женя, артистом… Выступать рядом с тобой…

А я, трясясь от страха, и говорю ему:

− Теперь твоя мечта сбылась…

Первые наши зарубежные гастроли были в ГДР (по нашим воинским частям). В городе Дрездене нас повели в знаменитую Дрезденскую галерею. Перед входом толпятся туристы, школьники. А с нами был старший группы — сопровождающий офицер. Майор. И вот перед тем, как зайти в галерею, я, по советской привычке, кидаю окурок (а я тогда курил) в урну, но не попадаю. Ну и что? Продвигаюсь к дверям. Но, не тут то было. Меня берет под локоть какой-то старичок и таким въедливым голосом говорит:

− Вас махен зи? — Мол, что это вы, молодой человек, делаете? Я, не понимая в чем дело, удивленно гляжу на него. А из немецкого школьного курса знаю только одну фразу, которую ему и говорю:

− Майн брудер ист ин тракторист им унзерен кольхоз… на этом тракторе вдвоем возили мы навоз!

Старичок опять:

− А вас махен зи? — И показывает в сторону урны.

Я решил, что лучше бы он пообщался со старшим группы, тот хоть пару фраз по-немецки знает. И громко говорю:

− Вон наш… старший группы. Ну, группы… старший… э-э — э группен… фюрер!

И обрадовано повторяю:

− Вон наш официер, группен-фюрер!

Что тут стало со старичком. Он весь побелел, как-то съежился. А я продолжаю, мол, битте, дедуля, пойдем к нашему группен-фюреру, не пожалеете, он, мол, все объяснит.

Дед чухнул в толпу и растворился, а я еще долго не понимал, почему… Языки учить надо. Или курить бросать.

Сюжет, который мы тогда снимали для телепередачи, сохранился и может служить подтверждением, что эта авантюра действительно была. Итак, «пьяный» Крыжановский стоит возле вино-водочного магазина и не может войти в дверь. По сюжету Шура Вергунов и Вова Воронков должны мне помочь. Но, заметив собравшуюся поглазеть толпу, вместо зазевавшихся «собутыльников» первым ко мне подошел настоящий алкаш, а потом — не менее настоящий милиционер (!!!). Началось выяснение отношений. Я, видя, что в толпе зевак наши продолжают съемку, во всю продолжаю играть. Милиционер и алкаш, не видя камеры, пытаются меня оттащить от двери, причем каждый в свою сторону. Наконец, мне на помощь спешат Шура и Вова. Наш режиссер из толпы кричит:

− Не останавливайтесь, это гениально!!!

Милиционер, принимает эти слова на свой счет и достает дубинку, крича что-то в рацию. Народ-богатырь, видя, что карательные органы хотят сорвать съемку, тоже начинает кричать и оттеснять этот самый орган от магазина. Подоспевшие другие органы начинают разгон несанкционированного митинга…

Короче, досталось всем. В милицию доставили и нас, и алкаша, и какую-то бабусю с семечками, человек пять зевак, и почему-то… директора магазина! Но самое главное, когда все утряслось, и через день нам вернули камеру и разрешили доснять продолжение сюжета, никто из нас не мог вспомнить, в какой рубашке я был. То ли в красной, то ли в зеленой… А пленка-то осталась в милиции в качестве вещественного доказательства. Тут мы всей съемочной группой поднапряглись, вспомнили цвет рубашки и, конечно же, не попали. И когда мы все же забрали пленку и смонтировали сюжет, то получилось, что «пьяный» Крыжановский в зеленой рубашке сначала пытается зайти в магазин, потом, с помощью Шуры и Вовы (драку с милицией, мы, естественно, вырезали), все же заходит, и к прилавку подходит уже в красной рубашоночке, хорошенький такой…

Кстати, кроме нас никто этого не заметил… А, может, и не смотрел никто?

В Ялте в 2005 году мы на закрытии Международного фестиваля искусств выступали самыми последними. В вечернем концерте принимали участие все звезды российской и украинской эстрады. Начало концерта по каким-то техническим причинам задержали почти на полчаса, но терпеливая публика в предвкушении встречи со своими любимчиками вежливо похлопывала и обмахивалась программками (в Ялте +30^о в тени). Первым на сцену вышел Иосиф Кобзон. Зал взревел от счастья, и Иосиф Давыдович с удовольствием исполнил несколько своих песен. Через почти пятьдесят минут (!) Кобзон ушел за кулисы, а его место занял Аркадий Арканов. Зал застонал от удовольствия, и Арканов, продержавшийся на площадке не менее 20 минут, отбыл в гостиницу. Потом публика визжала от восторга, увидев Семена Альтова, Клару Новикову, Ефима Шифрина, Яна Арлазорова, группу «Экс-ББ», Анатолия Трушкина и других. Они тоже не «жмотились» и читали по два-три номера каждый, да еще и пели…

Словом, первое отделение шло ни много ни мало — три часа (!!!). Мокрая от смеха и пота публика вырвалась из к\з «Юбилейный» и еще почти минут двадцать, задрав головы, наблюдала в небе праздничный фейерверк. Где-то в районе двенадцати ночи (!!!) началось второе отделение концерта… Разомлевшие и уже подуставшие зрители все же хлопали «Кроликам», «Кривому зеркалу», братьям Пономаренко. А надо сказать, что в концерте принимали участие и победители конкурса молодых исполнителей, которые, пользуясь возможностью «засветиться» на РТР (а именно этот российский телеканал записывал все концерты и выступления фестиваля), выдавали «на гора» все, что могли…

Где-то к двум часам ночи второе отделение только дошло до своей середины. Глядя из-за кулис в двухтысячный зал, мы видели, как зрители толпами покидают его. Оставшиеся уже ни на что не реагировали и откровенно дремали. Артисты, ждущие своего выхода, на чем свет стоит материли предыдущих исполнителей за то, что те исполняли по несколько номеров, но сами, выйдя на сцену, начинали для телека лупить номер за номером…

Когда на сцену вышел «Христофор» было 3.15 утра (!!!!!!). В огромном зале оставалось человек пятнадцать спящих зрителей и телевизионщиков… Не поверите, но на нашем номере смеялись и даже в одном месте аплодировали. Мы «чэсна» отработали свою семиминутную сценку и гордо ушли, даже не догадываясь, что нас уже, оказывается уже и не снимали… Блин!

Играем в воинской части нашу эстрадную программу. Солдаты валяются от хохота. Один с фингалом под глазом, с огромным перебитым и распухшим носом и такой же распухшей губой, показывая на нас пальцем стонет от смеха:

— Ну и рожи!

А я возьми и брякни:

— На себя погляди…

Истерика у артистов и зрителей закончилась только через час.

Артист театра Янки Купалы Павел Васильевич Кормунин на гастроли в Киев приехал с пятилетней внучкой. На нашем жаргоне это называлось «прицеп». «Прицеп» обычно дается, чтобы артист поменьше гулял, выпивал и веселился в свободное от выступлений время. Каждый вечер кто-то из родни звонил Павлу Васильевичу из Минска, и маленькая внучка честно рассказывала, где они с дедушкой были и что делали. Лучшей «наружки» и придумать невозможно.