− Ты, наверно, хочешь рассказать всем стихотворение? Молодец! А Дед Мороз даст тебе за это подарок. Как тебя зовут?

Мальчик как-то странно на меня посмотрел, потом повернулся, видимо к своей маме, и произнес фразу… на непонятном мне языке.

Вот тут-то до меня и дошло! Передо мной сидели дети литовских туристов!

Для арабов что литовец, что белорус, что украинец — это все русские, поэтому они и пригласили нас для выступления перед группой туристов из Литвы. Трудно обвинять в чем-то арабов и требовать от них знания всех тонкостей политики стран, возникших на постсоветском пространстве. Не знали они, разумеется, и того, что литовцы, добившись своего и освободившись от «оккупации», ускоренными темпами стали открещиваться от всего русского, в том числе и от языка. Литовские дети, выросшие в независимой Литве, уже не учили русский язык ни в детском саду, ни в школе, поэтому его не знали.

Их родители, воспитывавшиеся при советской власти, конечно же, по-русски понимали, но принципиально не хотели в этом признаваться. Поэтому в этот трагический вечер театр «Христофор» добился не больших успехов, чем Дед Мороз. Ни одна наша реплика, ни одна реприза, ни один анекдот — ничто не нашло отклика в зале. Зрители разговаривали между собой, некоторые даже повернулись к нам спиной, пили привезенное из дома шампанское, произносили тосты, чокались и делали вид, что все происходящее на сцене к ним отношения не имело…

Такой пытки мы не испытывали никогда. Надо было видеть изумленные лица арабских организаторов этого шоу. Они, конечно, не понимали наших шуток, но, глядя на то, как мы корячимся на сцене перед явно безразличным залом, вряд ли думали, что в России так необычно принято реагировать на выступление прославленного (как им сказали) коллектива и в такой форме выражать свое веселье.

Отработав запланированную программу до конца, мы под аплодисменты своих жен сели за их столик, достали из сумок припасенные заранее бутылки и выпили за Новый год. Конечно, нам было не до веселья, пили мы с горя, зло и раздраженно.

Финал у этой грустной истории все-таки оказался веселым, мы даже считаем — победным для нас. Где-то к трем часам ночи солидные запасы спиртного, привезенного и нами, и литовцами, из бутылок попали по назначению. Алкоголь сделал свое дело, были забыты и неудачи, и взаимные обиды — и все, находящиеся в то время на крыше, обнявшись, дружно горланили знакомые с детства песни советских композиторов. А к четырем часам вся публика — и взрослые, и дети — весело бултыхалась в бассейне, не посчитав нужным снять с себя не только водонепроницаемые часы, но и все остальное, в чем пришла на праздник…

Юрий был одним из первых, с кем я познакомился, а потом и сдружился, став работать в театре им. Я. Купалы. Приобщение к сцене у него началось едва ли не с первых дней жизни, потому что рос он в актерской семье. Отец Юрия работал директором Херсонского драматического театра, а мать — актрисой этого же театра. Отец, разумеется, тоже не сразу стал директором, долгое время он сам с успехом выступал на сценах многих театров Украины. Все это предопределило судьбу как Юрия, так и его младшего брата Сергея. Имея за плечами большой список исполненных им ролей детей всех возрастов, начиная с младенческого, Юрий поступил в Белорусский театрально-художественный институт, окончил его и был направлен на работу в театр им. Я. Купалы.

Начало у Юрия было очень интересным и многообещающим. Почти в это же время в театр пришел главным режиссером и Валерий Раевский. Он сразу заметил талантливого актера и еще нескольких таких же способных молодых ребят, среди которых были Сергей Кравченко, Анатолий Мазловский, Александр Владомирский и Фома Воронецкий. Это было поколение актеров, пришедших в театр в начале 70–х годов. Раевский был ненамного старше их, все они стали единомышленниками, вместе строили планы создания нового театра, отказа от всего старого, закостенелого и отжившего. Они любили собираться вечерами в свободное от репетиций и выступлений время и обсуждать театральные дела. Во время таких бесед, часто переходящих в яростные споры, выдвигались идеи одна смелее другой, многие из которых гут же отвергались, но были и такие, которые находили поддержку у актеров и режиссера. Однако почти ничего из того, что предлагалось, претворить в жизнь им было не суждено. Чтобы понять, почему так случилось, нужно вспомнить, какое это было время. Купаловский театр считался «придворным», начальство им было довольно, а это являлось главным критерием оценки деятельности театрального руководства, не желавшего рисковать своим благополучием и что-либо изменять без указаний сверху. На купаловской сцене тогда блистали замечательные артисты среднего поколения: Гарбук, Овсянников, Милованов, Тарасов, Макарова, Захаревич и другие. Они были в самом расцвете сил, им (и заслуженно) доставались все главные роли, артистам же поколения Юрия Лесного, шедшего вслед за ними, доставались в основном роли менее заметные, поэтому практически никто из них не смог добиться ведущего положения в театре. Время шло, труппа пополнялась молодыми актерами, моими сверстниками, среди которых наиболее заметными были Лена Иванникова, Геннадий Давыдько, Александр Лабуш, Александр Гаруцев, Виктор Манаев. Все молодежные роли понемногу переходили к нам, а на роли зрелых героев, которых было большинство среди наиболее престижных, Лесной и его друзья все еще претендовать не могли. В редких выпадавших им больших ролях играли они очень хорошо, это отмечали и зрители, и критики, но львиная доля таких ролей уходила по-прежнему к более маститым их старшим товарищам. Не хочу сказать, что судьба этих молодых артистов сложилась совсем уж трагически, случались у них и удачные периоды, например, Юрий Лесной великолепно выступал в «Трибунале» Макаенка, «Протоколе одного заседания» и «Мы, нижеподписавшиеся…» Гельмана, в «Буре» Шекспира, во многих сказках, но то, о чем они мечтали и чего наверняка заслуживали, получить не смогли.

Долгие годы Юрию пришлось играть роль Кая в спектакле по сказке Андерсена «Снежная королева». По-моему, длилось это не менее восьми лет, Лесному уже было далеко за тридцать, а он все еще продолжал выступать в роли мальчика. У руководства театра все никак не доходили руки, чтобы ввести на эту роль молодого исполнителя. Герду, кстати, играла хоть и прекрасная актриса Светлана Некипелова, но тоже в возрасте. Они только вдвоем в театре, видимо, и пользовались гримом, потому что все остальные от него давно отказались сначала от лени, а потом еще и оттого, что многих компонентов просто не достать или они чудовищно дорогие. Но как Света и Юра ни накладывали на себя «молодящий» грим, все равно к концу дня сквозь него проступали и усталость, и морщины, и другие следы прожитых лет, ведь часто играть приходилось, особенно во время школьных каникул, по два-три спектакля в день. И Юрий, и Светлана отлично все это знали и понимали, но из-за отсутствия смены вынуждены были терпеть и добросовестно исполняли свой актерский долг. Не знаю, сколько бы это еще продолжалось, но однажды, когда мальчик Кай на сцене долго никак не мог отыскать спрятавшуюся Герду, сидевшие в зале зрители, а дети всегда ведут себя очень непосредственно, решили ему помочь и хором закричали: «Дядя Кай, дядя Кай! Туда идите, ваша мама Герда там!»

Этого не смог выдержать даже такой фантастически терпеливый человек, как Юрий Лесной. А уж о Свете и говорить было нечего. В тот же вечер они положили на стол директора театра заявление с требованием немедленно снять их с роли Кая и Герды.

Все это, естественно, сказывалось на настроении актера и на постоянно растущем чувстве неудовлетворенности. Видимо, этим же объясняется и то, что Лесной контактировал больше с молодыми актерами, нежели с теми, кто был существенно старше него.