Когда его родной брат Сергей остался без работы и «пробовался» в «Христофоре», выяснилось, что, будучи великолепным драматическим актером и обладая, как и Юрий, очень привлекательной внешностью, он не вполне соответствует тем специфическим требованиям, которые предъявляются к артисту юмористического театра. И Юрий не стал, при всей его любви к брату, давить на нас, пользоваться своей должностью, а мужественно признал, что наша оценка была объективной.

Никита Богословский в молодые годы славился по Москве своими розыгрышами, остроумными и весьма злыми. Как-то работали они в провинции с композитором Сигизмундом Кацем так называемую «вертушку». А это вот что такое: берутся в городе два Дворца культуры, в одном первое отделение работает Богословский, в другом Кац, в антракте их на машинах перебрасывают навстречу друг другу, второе отделение работают «наоборот». Простая схема, позволявшая за один вечер заработать каждому за два концерта! Так вот, однажды Богословский, за время совместных гастролей хорошо выучивший программу товарища, вышел на сцену и провозгласил: «Здравствуйте, дорогие друзья! Я — композитор Сигизмунд Кац! Вы знаете мои песни: «Сирень цветет», «Шумел сурово Брянский лес»..» Словом, все спел, все сыграл, все кацевы шутки и репризы произнес да ещё и биографию рассказал. Вовремя закончил, получил аплодисменты, деньги и уехал во второй Дворец, где спокойненько начал свой концерт. В этом же Дворце культуры после антракта на сцену вышел ничего не подозревающий Кац, сел за рояль и привычно начал: «Здравствуйте, дорогие друзья! Я — композитор Сигизмунд Кац! Вы знаете мои песни: «Сирень цветет», «Шумел сурово Брянский лес»…». Его чуть не убили…

Силе воли Лесного можно только позавидовать. Например, когда он решил бросить курить, то не стал прибегать к помощи врачей, как многие, и кодироваться, а просто выкурил последнюю сигарету и сказал: «Все!» Этого оказалось вполне достаточно, чтобы больше к куреву он не притронулся.

Жизнь никогда не баловала Юрия. Даже в тех случаях, когда другим удавалось добиться поблажки, ему приходилось выкладываться «на всю катушку». По традиции артисты всегда служили в армии недалеко от дома в частях, как говорят, со «щадящим режимом», чаще всего это был Белполк. Когда же пришел черед идти служить Лесному, то, видимо, военком был не в духе или, может, по какой-нибудь другой причине, но никакие просьбы и письма из театра не помогли, и Юрия «упекли» аж в Заполярье. Там он попал на «горячую» точку, в кочегарку, где и прошли все два года его службы. Отопительный сезон в тех краях длится почти целый год, поэтому прохлаждаться Юрию особенно было некогда, приходилось постоянно подбрасывать уголек в топку.

Армейская закалка очень пригодилась ему в дальнейшем. Вернувшись «на гражданку», Лесной потом еще много лет ездил в Сибирь на «шабашки», исколесив ее вдоль и поперек, так что он хорошо знает цену физическому труду и не боится никакой самой грязной работы.

Юрий любит спорт, с удовольствием играет в футбол и плавает. Человек он очень веселый, компанейский и находчивый, всегда может, если появляется необходимость, взять на себя роль тамады.

Однажды, еще в театре им. Я. Купалы, в самый разгар антиалкогольной кампании, мы отмечали у себя в гримерке успех какой-то очередной премьеры. Пили, сами понимаете, не только кофе. И вдруг к нам ворвалась парторг театра, женщина суровая и строгая, человек в принципе неплохой, но вынужденная во всем соответствовать своей должности. Увидев, чем мы занимаемся, она со злостью в голосе сказала:

− Ах, вот вы где, сукины дети!

Секундную паузу, вызванную нашим замешательством, прервал Юрий Лесной. Он встал из-за стола, изобразил на лице радостную улыбку и, раскрыв объятия, воскликнул:

− Здравствуй, мама!

Сегодня Юрий уже не просто Юрий, а Юрий Леонидович (мы его зовем просто Леонидович). У него две замечательные внучки — Лаура и Настя, в которых он души не чает. Леонидович лично знаком с ведущими продюсерами России, со всеми редакторами и ведущими юмористических программ. Он по-прежнему ведет все переговоры и подписывает все контракты, но при этом сам сидит за рулем нашего микроавтобуса, совершая автопробеги по несколько сотен километров в день на гастролях. На записях «Аншлага», «Смехопанорамы», «Смешных людей» и других программ, он обычно еще и наш звукооператор.

На сегодняшний день Леонидович является самым профессиональным продюсером в Беларуси. Он точно знает, будут ли проданы билеты, и какие устанавливать на них цены. Когда и куда организовывать гастроли, и какую программу на них везти.

У Анатолия Длусского, как я уже писал, долго не было собственной квартиры, поэтому он снимал комнату в частном доме у одного очень интересного старичка, о котором я просто не могу не рассказать. Звали его Леапольд, именно, не Леопольд, а — Леапольд, с ударением на «а», он сам так просил всех его звать. Наивный и по-детски доверчивый, хлебнувший за долгую жизнь много горя, испытавший на себе всю мерзость сталинской и последующих эпох, он с годами стал жутко всего бояться. Например, он запрещал Анатолию выкладывать на подоконники яркие или дорогие вещи, чтобы «не провоцировать грабителей». Однажды он чуть не впал в истерику, увидев на подоконнике апельсин, по его мнению, это был явный признак богатства, который мог привлечь внимание всех воров и убийц округи. Кстати, опасения его сбылись, и Анатолия 5 сентября 1995 года благополучно (для жуликов) обворовали.

Как-то Юра Лесной предложил разыграть, ради шутки, его Леапольда. В тот вечер в гости к Анатолию мы собирались прийти вчетвером: Юрий Лесной, друг нашего театра Сергей Купецкий с женой и я. Мы позвонили Леапольду как будто бы из коллегии адвокатов и сообщили, что Толя стал обладателем огромного наследства из-за границы. Все были в хорошем настроении, и Юрий предложил сыграть сценку, что к Толе приехали из-за границы иностранные юристы, чтобы официально сообщить печальную новость о кончине в Америке какого-то его родственника и оформить документы на наследство, составляющее более полумиллиона долларов (!!!). Бизнесмен Купецкий должен был исполнить роль богатого американца, сам Лесной — итальянца, а я — немца.

Как только наша веселая компания ввалилась в комнату Анатолия и на столе появились бутылки, не заставил себя ждать и Леапольд… Дело в том, что он всегда на стреме, поэтому в курсе всего, что происходит в доме и во дворе. Леапольд сразу нас засек, а так как выпить он не дурак, то решил войти с нами в контакт. Предлог для прихода у него был — он принес Толе «телефонограмму» из «адвокатской конторы». Леапольд с нескрываемым интересом разглядывал все, стоявшее на столе. Едва он замолчал, встал из-за стола Купецкий и стал что-то говорить ему по-английски. Леапольд внимательно все выслушал и, разумеется, ничего не понял. Тогда Длусский ему объяснил, что это господин Джонсон, он приехал специально из США, чтобы сообщить Анатолию о наследстве в 700 тысяч долларов, которое завещал ему умерший недавно богатый родственник. После этого Купецкий показал всем какие-то бумаги на английском языке, в которых действительно фигурировала названная сумма — 700 тысяч долларов. Потом, когда Леопольд ушел, Сергей нам объяснил, что в этот день он подписал с одной английской фирмой контракт как раз на такую сумму, и все бумаги были у него еще при себе. А в тот момент у Леапольда округлились глаза, а мы, чтобы окончательно «дожать» старика, представили ему еще «немецкого» гостя, а за ним — «итальянского». Когда «официальная» часть закончилась, совершенно обалдевшего Леапольда усадили за стол и стали обильно потчевать. Во время застольной беседы мы задавали ему вопросы, которые тут же «переводил» Толя, и которые иностранцам всегда казались обычными, а нам, в коммунистические времена, — провокационными. Мы спрашивали его об отношении к властям, об условиях жизни, о безработице и преступности. Старая закалка из Леапольда еще не выветрилась, да она, наверно, из людей его поколения не выветрится никогда, поэтому он отвечал уклончиво, старался как-то выкрутиться, чтобы избежать прямого ответа, чем очень нас забавлял. Он прибалдел от общения с «иностранцами» настолько, что даже полушепотом произнес тост за великого вождя итальянского народа Муссолини. Правда, от тоста за немецкого вождя того же времени пить тактично отказался…