Нюрка угрюмо молчал. Невесть куда пропала охота болтать и, как говорили про него, «брать на пушку». Он знал, как уважают Шадрина в цехе, знал, что если тот, старый коммунист, в самом деле пойдет с таким делом к директору, которого, кстати, Боков основательно побаивался, дело наверняка обернется плохо.

Оставшуюся часть смены он работал нехотя, а когда Колька с Мишкой стали расспрашивать о разговоре в цеховой конторке, сперва отмалчивался. Приятели продолжали наседать. Нюрка выключил станок, отряхнул руки и, поймав Зуева за длинный нос, помотал его голову из стороны в сторону и проговорил:

— Вот согну тебе шпиндель на сторону, тогда будешь спрашивать, икра баклажанная!

Алексей забрал у Гречаника свой первоначальный проект полуавтоматической линии. Теперь, когда переключатель действовал безотказно, настала пора приниматься за другое, еще более интересное дело. Совершенствуя автомат, Алексей внес в него еще несколько изменений. Попутно возникли новые мысли. Нужно было еще раз, как говорил главный добровольный консультант Алексея Горн, «упереться мозгами» в проект. Гречаник это намерение одобрил. Возвращая проект, он пообещал, как только у Алексея все будет готово, рассмотреть предложение на техсовете, а там и начать осуществление идеи, которая, по его словам, очень хорошо «вписывалась» в план перестройки технологического процесса. Создание этой, пусть даже небольшой, полуавтоматической линии освободило бы место, занятое сейчас станками, которые после окажутся ненужными при изготовлении стульев.

Проект, собственно, не был еще проектом в полном смысле этого слова. Было в нем несколько общих и довольно кустарно выполненных самим Алексеем чертежей, с десяток разрезов отдельных узлов и довольно пространное, хоть и не во всем технически ясное, описание самой линии. Алексею очень хотелось, чтобы и чертежи, и схемы, и описания, и расчеты в проекте походили на те, какие доводилось ему видеть в больших папках технического отдела. Однако самому такая задача была не по силам, а просить кого-то Алексей не любил.

«Ладно, — решил он, — хоть бы дотолкать это дело головой, чтобы всем понятно было. До остального не дорос пока».

В размышлениях над изменением деталей проекта он просидел больше недели. Когда сложилось главное, пошел к Горну.

Александр Иванович был дома; он только что вернулся с фабрики; навстречу Алексею вышел голым до пояса и с полотенцем через плечо.

— А-а, юноша! — Он почему-то всегда обращался к Алексею так, несмотря на то, что «юноше» перевалило уже за третий десяток. — Как раз вовремя! К пирогу поспел. Ну проходите, проходите. Я сей же час!.. А это, собственно, у вас что? — немного нагнулся он, разглядывая папку в руках Алексея, и вдруг пропел разочарованно — Э… э… э… Я думал вы с охотничьим инвентарем, а это… — Александр Иванович махнул рукой. — Когда же мы с вами на косачей-то соберемся, а?

— Соберемся, Александр Иванович, сползаем в выходной пораньше.

— Ну, ну… Так вы это… идите в комнаты. Я пополощусь после трудового дня.

Горн толкнул дверь. Навстречу Алексею, радостно покручивая обрубком хвоста и подскакивая от радости, вылетел коротконогий и вислоухий спаниель, носивший совсем не охотничью кличку Писарь. К Александру Ивановичу он попал уже взрослым, и попытка переименовать его в Джека не привела ни к чему: собака откликалась только на свое прежнее имя. Путаясь у Алексея в ногах, Писарь тоже пошел в комнату и улегся у его ног.

Горн вернулся, энергично растирая полотенцем мокрые волосы и грудь. Потом, звонко пошлепав себя ладонью по мясистому животу, предупредил:

— Только вначале, юноша, «культурное» развлечение. Идет?.. До пирога никаких научно-технических разговоров. Давайте к столу! Он натянул на себя желтую майку, взял со стола папку Алексея и бросил ее на диван: — «Не пропадет ваш скорбный труд и дум высокое стремленье!» — продекламировал он с пафосом и добродушно рассмеялся.

Как ни отговаривался Алексей, за стол его Горн все-таки усадил. Пока жена Горна, невысокая худенькая женщина, с еще молодым, несмотря на солидный возраст, лицом, разливала по тарелкам суп и резала пирог, Александр Иванович рассказывал Алексею о своих двух «сынах», недавно приславших ему письма из Москвы. Они были близнецами и оба учились в университете.

— Молодцы! — одобрительно произнес Горн, нацеливаясь вилкой в кусок пирога на блюде, — в отца пошли, механики будут. Оба на физико-математическом… — Он «пропустил» обычные перед обедом «сто грамм», уговорив на это и Алексея.

Когда со стола было убрано, Горн сказал:

— Ну, юноша, давайте сюда ваши «плоды мучений и страстей», поинтересуемся состоянием младенца. Так, так, — говорил он, развертывая и разглядывая дополнительные, извлеченные из папки эскизы. — Ну-с!

Знакомился и разбирался он долго. Слушал пояснения Алексея, на ходу подправлял карандашом эскизы, соображал, записывал что-то на корочках папки… Наконец встал и стремительно заходил по комнате. В такт его не особенно легким шагам в буфете отзывчиво и тоненько позванивало что-то стеклянное.

— Знаешь что, Алексей Иванович, — сказал Горн, останавливаясь и ложась животом на стол с разбросанными по нему листами. Он подтащил к себе один из листов, изображавший общее расположение станков линии (надо сказать, что главный механик всегда, если придумывалось у него для Алексея что-то новое, вдруг обращался к нему по имени-отчеству и переходил на ты). — Знаешь что… Идея есть. Как ты посмотришь? — И он стал объяснять замысел.

Алексей слушал, переспрашивал и, когда Горн закончил и даже набросал принципиальную схему контролирующего аппарата, сказал:

— А ведь, ей-богу, здорово это, Александр Иванович!.. Это такое дело! Такое дело! Спасибо вам, Александр Иванович!

— Счастливо творить, юноша! — пожелал Горн, проводив Алексея на крыльцо. — Значит, за контрольный аппарат не волнуйтесь, вместе соорудим! Пока, пока! До скорого свиданья! — и помахал рукой.

И снова не стало оставаться времени на еду и сон. Алексей то застревал на фабрике и, поймав пробегавшего мимо Горна, советовался с ним, то устраивался за большим общим столом дома, раскладывал чертежи… Он сделался крайне рассеянным.

Как-то вечером он постучал в комнату Тани и, когда услышал в ответ «Да, да!», приотворил дверь.

— Татьяна Григорьевна, — сказал он, входя, — извините меня, потревожил… Просьба к вам: подскажите. — Он положил на стол чертеж, испещренный карандашными пометками Горна. — Вот посмотрите сюда… Вот… Ну не лезет в голову и только! В общем, заело. Думал до Горна слетать, да неловко, поздно уж, и так ему надоел… — Он помолчал и виновато добавил: — Вот вам теперь надоедать пришел.

— Ну, это пустяки, — просто сказала Таня, достав с этажерки справочник. — Где у вас остальные чертежи? Пойдемте.

Таня сидела возле Алексея за столом в общей комнате. За дверью в мастерской Ивана Филипповича слышалось частое покашливание, остро шипела цикля. Варвара Степановна ушла куда-то к соседям. На стене мерно стучали часы. Сильная лампа заливала просторный стол ярким светом. От резкого сентябрьского ветра позванивали черные стекла. В них изредка ударяли крупные хлесткие капли. Видимо, собирался дождь.

Выслушав объяснение Алексея, Таня подправила чертеж и открыла справочник. Она выводила на бумаге формулы, множила и делила на логарифмической линейке, изредка листала справочник…

Покончив с расчетами, Таня поинтересовалась проектом вообще. Алексей рассказал свой замысел, и она подумала: «Какой он все-таки молодец!»

— Сколько классов вы кончили, Алексей Иванович? — спросила Таня.

Услышав в ответ, что ушел из восьмого, она покачала головой. Даже восьми не кончил, а как интересно всё у него задумано! Не всякому инженеру это по плечу, он же только практик, простой рабочий, в сущности… Какие оригинальные решения!

Алексей стоял теперь у стола рядом с нею и тоже думал, все больше и больше мрачнея.