Таня решила обратиться в адресный стол, а пока без конца упрекала и ругала себя за то, что сразу не узнала Ксению Сергеевну. Потом пришла мысль, что, возможно, она и обозналась — ведь бывают же похожие лица! Но обидная эта мысль быстро погасла: «Нет, не может быть! Это она, она!»
А часом позже Таня увидела Ксению Сергеевну на троллейбусной остановке.
Нет, она в самом деле не ошиблась! Рядом с женщиной стоял мужчина в соломенной шляпе. Такая шляпа, помнилось, мелькнула в дверях магазина, когда Таня столкнулась с Ксенией Сергеевной. Это, конечно, Андрей Васильевич Громов. Его не узнать было невозможно. Окончательно разрушились остатки всяческих сомнений…
Таня подошла и робко сказала, обращаясь сначала к женщине:
— Ксения Сергеевна, здравствуйте… Андрей Васильевич…
Женщина не сразу узнала Таню; девушка растерянно улыбнулась, как бы извиняясь за то, что стала такой «неузнаваемой». Наверно, это была та давняя, особенная Танина улыбка, которую нельзя было не узнать.
Что-то светлое прошло по лицу Ксении Сергеевны.
— Неужели Таня? — проговорила она и вдруг шагнула навстречу, совсем забыв о том, что кругом люди, и обняла девушку, прижимая ее голову к своей груди. — Танюша, девочка ты моя! — тихо повторяла она, и глаза ее посветлели от радостных слез.
— Здравствуйте, здравствуйте, Таня! — говорил Андрей Васильевич и долго тряс ее руку.
Подошел троллейбус, и Громовы увезли Таню с собой, разрешив больше всего остального волновавший ее вопрос: Георгий так обрадуется!.. И это значило, что он тоже в Москве и что скоро, всего через несколько минут, Таня увидит его.
Никогда еще троллейбус не двигался так медленно и не были такими утомительно долгими остановки. О, эти несколько минут! Они заслонили собою все предыдущие годы, и как будто все, тревоги, ожидания, надежды, предчувствие счастья — все сосредоточилось в этих коротких и… бесконечных минутах.
Георгия не оказалось дома. В разговоре, состоявшем из бесчисленных вопросов, восклицаний, короткого и несколько сбивчивого повествования Тани, взаимного удивления — всего обычного при таких неожиданных встречах, было рассказано обо всём самом главном: и о несчастье Тани, и о долгих бесцельных попытках Ксении Сергеевны разыскать ее, и о Георгии…
Георгий окончил консерваторию в Свердловске. Его природные способности и опыт учителей сделали свое дело. Он уже был лауреатом Всесоюзного конкурса музыкантов-исполнителей (Как! Разве Таня не знала об этом из газет?), а теперь вот приехал в Москву работать в филармонии. Они здесь уже почти полгода. Кстати, на днях в парке культуры состоится концерт с его участием; вот-вот должны появиться афиши.
Но самым радостным для Тани было то, что когда она потерялась, Георгий, оказывается, не давал матери покоя; все время расспрашивал, когда же в конце концов найдется Татьянка. И что это за бестолковые люди, которые никак не могут отыскать всего только одну маленькую девочку?.. Он и позже не раз вспоминал Таню, рассматривая в альбоме сохранившиеся фотографии (Андрей Васильевич снял детей во время музыкальных занятий). Часто позже, играя дома «Песню без слов» Чайковского, Георгий говорил: «Это Татьянкина любимая…»
В прихожей щелкнул замок, и Ксения Сергеевна сказала:
— Это он вернулся.
Послышались шаги за дверью. И Тане показалось, что все, окружавшее ее в этой комнате, вдруг исчезло. Остались только бьющий в окно и затопляющий пространство солнечный свет, слепящая звездочка на чем-то блестящем в нише буфета да еще гулкие удары в груди и в висках.
Георгий вошел и удивился присутствию незнакомой девушки, поднявшейся ему навстречу.
— Здравствуйте, — учтиво проговорил он.
— Теперь не узнаешь, а помнишь, покою мне не давал, спрашивал все: «когда найдется?» — сказала Ксения Сергеевна.
— Татьянка! Может ли быть?
Таня шагнула к нему. Она улыбалась, и чистые светлые слезы радости стояли в ее глазах!
— Георгий! Как чудно все это!
— Может ли быть, может ли быть! — все повторял Георгий, что есть силы сжимая ее руки.
А перед глазами Тани колыхалась светлая пелена, похожая на теплый грибной дождик. Она все улыбалась Георгию, улыбалась… и не могла говорить…
Когда чуть поостыл первый порыв радости, Георгий вдруг засуетился:
— Мама! Отец! Нужно же отметить, как полагается, этот праздник. Правда, Татьянка?.. Такая радость и вдруг без музыки!
Он достал скрипку, открыл рояль, провел смычком по струнам.
— Татьянка, «Песню без слов»! Любимую!
В комнате наступила тишина, Таня медленно подошла к роялю и опустила крышку клавиатуры.
— Музыки больше нет, — тихо сказала она дрогнувшими губами.
Георгий стоял ошеломленный. Ксения Сергеевна прикладывала к глазам платок. Андрей Васильевич, отвернувшись, барабанил пальцами по ручке кресла.
Лицо Тани вдруг стало строгим и спокойным, только чуть шевельнулись брови. Она дотронулась до руки Георгия, в которой он держал скрипку, и повторила:
— Нету больше… Я все тебе расскажу…
6
Известие о предстоящем отъезде Тани омрачило радость Георгия не меньше, чем ее рассказ о несчастье. Он уговаривал Таню придумать что-нибудь, чтобы изменить так неудачно принятое ею решение. Она только покачала головой:
— Нет, нет, это невозможно. Я должна ехать. — И тут же попросила не говорить пока об этом, чтобы не портить хорошее настроение, тем более что до отъезда еще сравнительно далеко, больше месяца.
Танин отпуск перед отъездом пришелся как нельзя более кстати. Они проводили вместе целые дни — бродили или разъезжали по Москве, рассказывали друг другу обо всем, что произошло с ними за эти долгие годы. Но пока никто еще не коснулся главного, того, что рождает мечты и тревожно счастливые сны юности, потому что самым главным сейчас, и для Тани особенно, была сама радость давным-давно загаданной встречи, радость, заполнившая все.
Разговор об этом состоялся позже, сразу после концерта, в котором участвовал Георгий, Они сидели на одной из уединенных скамеек шумного московского парка. Таня еще была под впечатлением концерта и выступления самого Георгия. В программе была и «Песня без слов». Когда Георгий играл, Таня, следя за аккомпаниатором, снова вспоминала о том, как они играли вместе, и старалась представить у рояля себя, аккомпанирующей Георгию. Она вспомнила и его рассказы о том, как проходили годы в консерватории, и не могла не спросить про то, что так волновало ее прежде, когда еще только мечтала об этой встрече.
— Георгий, скажи, ты… — Таня замялась. — Ну, был такой человек… девушка, которая тебе нравилась?
Георгий ответил не сразу, Таня ждала и мяла в пальцах листок боярышника.
— Была, — просто сознался Георгий. — Нравилась… только очень недолго…
Это было в консерватории. Георгий познакомился с девушкой, аккомпанировавшей ему на одном из студенческих концертов. Ее звали Верой. Глазами, улыбкой, цветом волос и манерой играть она очень напоминала ему Таню. У них завязалась дружба. Частые встречи и игра вместе положили начало первому чувству. Георгий увлекся. Во время каникул, когда Вера уехала к родным, он переписывался с нею и в одном из писем признался ей в любви. Любовью были наполнены и все остальные его письма. Кончилось все неожиданно. Георгий случайно услышал, как Вера вслух читала его письма подругам, смакуя каждое слово, и подруги смеялись. После он сказал ей: «Я ошибочно принял тебя за настоящего человека. Верни мои письма». Писем она не вернула, но на этом оборвалось все.
Георгий кончил рассказ и, отыскав Танину руку, сжал ее.
— Доверчивые ошибаются чаще других именно в чем-то хорошем, — сказал он и, помолчав, спросил: — А ты, Таня… любила кого-нибудь?
В его вопросе слышались нотки тревоги.
— Да, — ответила Таня, — очень давно, всегда и сейчас тоже…
— Кого же?
— Тебя. — Она ласково прикоснулась щекой к его плечу.
На танцевальной площадке гремел оркестр. Отовсюду слышался разноголосый праздничный шум. Ветер шевелил листья, и молочный свет электрических фонарей пятнами лежал на песчаных дорожках.
