Горничная сказала:

— М-сье Курт и два молодых м-сье, они гостят у нас.

— М-сье Курт? — спросил Джесс. — Кто это?

— Швейцарец, Курт Далькроз, учитель музыки м-сье Ланни.

— О, — сказал Джесс. — Я пойду туда и послушаю их. — Он уселся на ступеньках студии и слушал, как Курт и Ганси играли полный страсти скрипичный концерт Мендельсона. Джесс нашел исполнение превосходным.

Художник знал, что его сестра долго пробыла в Испании, и не сомневался, что тут замешан мужчина; но ему не было дела до того, кто этот мужчина. Теперь он сидел на ступеньках, наблюдая высокого белокурого северянина, игравшего на дорогом новом рояле, и ему понадобилось не больше одной минуты, чтобы во всем разобраться. Конечно, это был друг детства Ланни из Силезии. Он, вероятно, встретил Бьюти в Париже и стал ее возлюбленным, а теперь его прячут в Бьенвеню. Все концы сходятся.

Джесс Блэклесс участвовал в тайном совещании, где собралось человек десять левых лидеров рабочего движения Италии и Франции. Он слышал рассказы о голоде и репрессиях, об арестах и ссылках, о замыслах реакции, собирающей и вооружающей свои силы для жестокой расправы с рабочим движением в этих странах.

Шла борьба не на жизнь, а на смерть, борьба, по большей части подпольная. Левая печать была полна ее отзвуками, но широкая публика не читала левой печати, а остальные газеты никогда не упоминали о ней, как если бы события происходили на Марсе.

Когда музыканты кончили играть, Джесс вошел, представился, и его познакомили с гостями. Джесс никогда не слыхал о семействе Робин из Роттердама; его интересовал Курт, но вышло так, что у красного дядюшки Ланни оказалось еще два других чутких и внимательных слушателя.

Добрых три часа революционер изливал душу перед впечатлительными мальчиками. У него был неисчерпаемый запас фактов, говоривших о преступлениях и кознях правящего класса, и он убедительно доказывал, что источник всех зол — безудержная алчность финансового капитала и крупной промышленности, стремление правящих классов удушить рабочее движение, связать его по рукам и ногам, сломать ему хребет. Ганси и Фредди, широко раскрыв глаза, смотрели на этого странного человека. Худой, морщинистый, он говорил эти страшные вещи чуть-чуть хриплым голосом, с кривой усмешкой, и трудно было понять, что в его словах было правдой и что злой шуткой.

Беседа продолжалась до тех пор, пока вернувшийся из города Ланни не вошел в студию. Он, как всегда, вежливо поздоровался с дядей, но, выполняя обещание, данное отцу, ограничился несколькими словами. Курт объявил Джессу, что порвал с политикой и всецело посвятил себя музыке. Джесс, слегка обескураженный, отправился на виллу повидать сестру.

Мальчики бросились к хозяину.

— О Ланни, какие интересные вещи рассказывал ваш дядя! Вот удивительный человек! — Они стали наперебой его расхваливать. Надо было что-нибудь ответить. Ланни ограничился короткой репликой: — Да, дядя Джесс многое знает.

— Никогда еще не видел я таких людей, — заявил Ганси. — Он объяснил все, что происходит в Европе. Все становится ясно, как на ладони, — будто впервые рассматриваешь карту.

— У него вполне определенные взгляды, — ответил Ланни. Не хотелось ему охлаждать их пыл, но необходимо было дать мальчикам какое-нибудь противоядие после проглоченной ими двойной дозы революционного яда.

— Надо вам знать, Ганси, что существуют и другие взгляды.

Отставной артиллерийский офицер пришел на помощь своему другу. Двое пресыщенных и презревших мир обитателей башни из слоновой кости пытались удержать двух новичков от рискованной попытки спуститься вниз, в туманную долину, где армии варваров сражаются во мраке ночи.

Курт сказал:

— Не забывайте, что мы артисты. Ваша задача — возвысить человечество духовно, а не растрачивать свои дарования в шуме и сутолоке политической борьбы. Если вы будете хорошими музыкантами, большего от вас человечество не может требовать.

— Но, — возразил Ганси, — не уйдет ли из нашей музыки живая жизнь, если мы замкнемся в себе и останемся глухи к страданиям народа?

«Бедный Робин! — подумал Ланни. — Какое будет волнение в доме, когда эти славные дети возвратятся в Роттердам и начнут сыпать революционными формулами. Хуже всего то, что в словах этих фанатиков так много правды; никто не может полностью опровергнуть их, и от этого в душе надолго остается чувство беспокойства. Вы желаете им провалиться в тартарары, и тут же вам становится стыдно своего желания».

Летом 1920 года новое бедствие обрушилось на встревоженный мир. Началось с Соединенных Штатов Америки, казалось бы самой благополучной из стран земного шара. Наступил кризис — явление, которого никто, по-видимому, не мог удовлетворительным образом объяснить, таинственный недуг, поражающий мир через каждые несколько лет. Робби излагал свою версию событий: фермеры, обрадованные ростом спроса во время войны, вспахали миллионы акров нови и намного увеличили запасы зерна. Теперь вся эта масса продовольствия не находила сбыта, — то, что люди голодали, положения не меняло, раз им нечем было платить. Фермеры по уши влезли в долги, чтобы купить дорого стоившую землю, а теперь очутились на мели, и добрая половина их лишилась своих участков, которые забрали банки.

И, разумеется, раз фермеры не могли покупать, фабриканты не могли продавать. Фирма Бэдд, потратившая столько усилий, чтобы перековать мечи на плуги, сделала открытие, что людям нечем заплатить даже за лопату. В Аравии, где созданная Робби новая компания нашла месторождения нефти, пришлось прекратить бурение, так как заводы не работали, а фермеры сиднем сидели дома, вместо того чтобы разъезжать на машинах. Время нужды и лишений настало для всех и каждого, и Робби не будет теперь разъезжать по Европе, а останется дома и поможет отцу и братьям выдержать финансовый кризис. Ланни встревожился и написал отцу, что может обойтись пока без его помощи, но Робби возразил, что это сущие пустяки, ведь Ланни живет на доходы «Р и Р». Ловкий роттердамский коммерсант был, кажется, единственным, кто делал сейчас деньги, так как он строил свои расчеты на всеобщем разорении, и действительность показала, что он прав.

Робби, впрочем, не сомневался, что все придет в норму, и очень скоро, так как в Штатах складывается благоприятная политическая обстановка — именно такая, какой он желал. Съезд республиканской партии наметил в президенты человека как раз того сорта, какой им нужен: сенатора Гардинга из Огайо, на которого может положиться деловой мир. Его-то они и собираются провести в президенты, и отныне Америка будет заниматься собственными делами, «просперити» вернется к ней надолго. И Ланни незачем ломать голову над финансовыми и другими подобными проблемами, пусть продолжает заниматься музыкой, а остальной мир предоставит отцу. Робби не знал, что два красных змия недавно заползли в эдем на Ривьере и еще раз соблазнили Ланни отведать запрещенного плода с древа познания.

Об одной вещи Ланни ни словом не обмолвился даже Курту Мейснеру. Дело в том, что все три раза, когда он встречался с Барбарой Пульезе, эти встречи вызывали смятение в его душе и тревожили его совесть: неужто и в самом деле нищета порождается системой, основанной на погоне за прибылью? Тем, что владельцы земли и капиталов гноят свою продукцию и воздерживаются от производства новых товаров, пока не установятся выгодные для собственников цены? Ланни знал, конечно, что ответил бы его отец на такой довод: «Взгляни на предпринимателей, сейчас они разорены, они вынуждены продавать ниже себестоимости. Раз они несут теперь такие убытки, не дает ли это им права на будущие прибыли?» Все это было очень сложно, и Ланни, запутавшись в лабиринте противоречий, не знал, куда повернуть. Имеет ли он моральное право верить в то, что внушает ему отец, а не в то, что ему самому кажется правдой?