«Могу сообщить, что Диас Ланс совершил акт предательства, и сделал он это в интересах определенных кругов. Речь идет не о случайном порыве, а о заранее запланированной акции».

И Фидель рассказал, что 9 июля дезертир находился уже в Вашингтоне, а на следующий день сделал предательские заявления в подкомитете американского сената, выступая в качестве свидетеля обвинения против Кубы. Этот лакей сообщил своим хозяевам о вещах, которые касаются исключительно кубинского народа.

К делу Диаса Ланса мы еще вернемся в главе XX.

В это же время, в середине июня 1959 года, происходят существенные изменения в составе Совета Министров. Роберто Аграмонте был смещен с поста министра иностранных дел. Министром иностранных дел стал пламенный революционер Рауль Роа. Престарелого Умберто Сори Марину сменил героический майор Педро Мирет Прието. Ракель Перес занял пост министра социального обеспечения, а Пепин Наранхо заменил ветерана революции Луиса Орландо Родригеса, который за свои большие заслуги был назначен на другой важный пост в Революционном правительстве.

То первое правительство, как сказал в конце декабря 1961 года Фидель Кастро в своем выступлении в Народном университете, было сформировано из людей, «проявлявших в отдельных случаях устаревшее, консервативное, более или менее консервативное мышление; короче говоря, это было консервативное правительство». А ведь именно на него была возложена задача разработать революционные законы.

«И в конце концов произошло то, что и должно было произойти: прошли первые недели, а ни одного революционного закона так и не было подготовлено… Интересы тех господ были диаметрально противоположны интересам крестьян, с которыми мы встречались в Сьерра-Маэстре; диаметрально противоположны интересам сельскохозяйственных рабочих, которые три месяца работали на сафре, а в бесконечный „мертвый сезон“ умирали от голода; диаметрально противоположны интересам подавляющего большинства населения страны».

По мере того как шло углубление революционного процесса, все громче раздавались голоса реакционных кругов. Потом они даже подняли оружие против революции.

Доктор Армандо Каиньяс Миланес, председатель Ассоциации скотоводов Кубы, выступая в «Ротари клуб», сделал откровенное заявление, которое затем попало на страницы столичных газет:

«Мы уже неоднократно пытались обсудить с доктором Фиделем Кастро ряд пунктов аграрного закона, с которыми мы не согласны. Прежде всего речь идет о седьмом временном постановлении, которое — и это следует подчеркнуть — порабощает нас и противоречит самому духу нашего народа, нашей демократии, нашим традициям: имеется в виду обязательное выделение земель под пар, даже если они имеют своего владельца…

Нарушается право частной собственности и свободного предпринимательства; оно подменяется некой всеобъемлющей и непогрешимой государственной организацией. Подобная система чужда нашему климату, нашей среде, и я говорю это с полным на то правом, правом любого кубинца быть услышанным своим правительством. Вместе с тем мы представляем здесь такую важную отрасль экономики страны, как животноводство, которое подвергается нападкам».

Кроме того, в своем выступлении Каиньяс Миланес заявляет, что «скотоводы будут сражаться до последнего, если будет предпринята попытка принять данный закон в его нынешней редакции». Сообщение об этом появилось в газете «Диарио де ла Марина» 12 июня 1959 года.

В тот же день прожженный политикан Тони Варона выступил по телевидению, заявив, что закон противоречит конституции 1940 года. Вместе с тем он критиковал ИНРА за то, что у этой организации «больше полномочий, чем у президента республики и всего правительства… Мы выступаем против ИНРА, потому что им руководят всего лишь два человека…»

Варона идет еще дальше: «Я думаю, что, проведя у власти пять месяцев с небольшим, Революционное правительство должно определить срок действия своих полномочий».

В этот же день правительство Соединенных Штатов направляет на Кубу официальное послание, в котором выражает «свою глубокую озабоченность, вызванную тем, что новый закон об аграрной реформе не предусматривает незамедлительной соответствующей компенсации американским вкладчикам». Эту ноту вручил министру иностранных дел Кубы американский посол Филлип Бонсал.

К хору завываний против аграрной реформы открыто присоединяется Феликс Фернандес Перес, представляющий Ассоциацию сельских поместий и табаководов Пипар-дель-Рио. 13 июня 1959 года, после того как он набросился с нападками на Фиделя Кастро со страниц газеты «Авансе», этот деятель провозгласил: «Ошибается тот, кто думает, что мы упрямы. Мы хотим и стремимся к справедливым решениям, но мы никогда не согласимся — и об этом ыы уже заявляли неоднократно — с тем, чтобы нас лишили средств к существованию. Правильно говорит доктор Фидель Кастро, что наши титулы всего лишь бумажка. Но и конституция не больше чем простая бумажка. Ее сила в том, что она означает для всех граждан, которые могут жить нормально лишь тогда, когда все положения конституции, направленные в их защиту, уважаются правителями, обязанностью которых является, во-первых, выполнять нх, а во-вторых, заставлять других делать это».

Латифундисты не прекращали контрреволюционных происков. Они пытались выдать себя за сторонников аграрной реформы, а на деле противились принятию закона о ее проведении. Фидель Кастро в середине июня 1959 года в выступлении по телевидению призывал народ к бдительности: «Хочу сказать вам, что мы откажемся от дара в размере двух миллионов песо, который передали нам на нужды аграрной реформы плантаторы. Мы откажемся и от десяти тысяч телят, подаренных скотоводами, и от двух с половиной миллионов песо, собранных землевладельцами. Другими словами, мы откажемся от пяти с половиной миллионов песо, и причины на то разные… Мы принимаем только индивидуальные пожертвования. Мы не хотим делать революцию при помощи тех денег, которые идут на создание фондов для контрреволюционных кампаний. Эти деньги нам не нужны. Не все сводится к деньгам. Прежде всего нам нужна нравственность, идейный дух и самопожертвование. Мы уверены, что эти пять с половиной миллионов песо, и даже больше, нам даст народ. Для нас дороже сентаво, пожертвованный малышом-школьником на дело аграрной реформы, чем миллионы песо крупных магнатов, которым аграрная реформа не нужна и которые лишь хотят прикинуться хорошими, якобы помочь ей, пока еще закон не принят, а потом обрушиться на нее со всей силой, если она не будет отвечать их интересам».

Фидель привел слова, сказанные им сразу же после победы революции, о том, что ожидавшие нас революционные дела очень напомнили ему высадку с «Гранмы»:

«…Потому что мы прибыли на берег власти, нам совершенно незнакомый, где нас ждали большие дела. Мы знали и знаем, что впереди у нас длительная борьба. Впереди еще трудности, дезертирство и предательство, как это было и тогда, когда в один прекрасный момент нас стало меньше, чем первоначально высадилось на берег. Так может случиться и на этот раз. Наверняка многие из крыс, забравшиеся на корабль во время штиля, побегут с него, когда борьба станет тяжелой. Нас это только радует, потому что эти дезертиры не принадлежат революции. Они оппортунисты, присоединившиеся к ней после победы… Правда и то, что наступил день нашего торжества в этой борьбе, и нас будет больше, и с нами будет много хороших людей, которые не встали на сторону восстания и которым затем станет стыдно, что они ничего не сделали. Потому что потом, когда великая победа будет за нами, не будет прощения тому, кто скажет, что ему стыдно, что он ничего не сделал для этой победы».

Говоря о крупных латифундистах, Фидель ссылается на их маневры, когда они пытаются говорить от имени всех мелких скотоводов. Этим последним он напоминает:

«Дело в том, что мелкие товаропроизводители, скотоводы, арендаторы и собственники освобождаются от ярма, наброшенного на них крупными магнатами, которые не имеют права выступать от их имени и затаскивать крестьянство, облагодетельствованное революцией, в лагерь контрреволюции. Но у магнатов культура, они умеют говорить по-английски и по-французски, они объездили весь мир, и это потому, что существует не только землевладение, но и культуровладение. Вот они и говорят от имени тех, у кого не было возможности учиться… Закон ущемляет только интересы меньшинства, но это меньшинство и кричит-то громче всех».