30 января Фидель Кастро приехал в Ла-Кабанью. С этого дня я начал постоянно работать у Главнокомандующего. После долгой беседы с Че Фидель и я ночью выехали в Гавану. По дороге мы говорили о необходимости преобразовать природу Кубы. Фидель рассуждал об этом весьма страстно.
— Но вначале мы должны преобразовать человека, — говорит он.
Въехав на набережную где-то около полуночи, мы увидели многочисленную демонстрацию рабочих. Фидель выходит из машины и начинает беседовать с ними. Они только что ходили к Президентскому дворцу, чтобы заявить там о своих требованиях.
— Вы должны доверять нам, революции. Вы вскоре убедитесь, что нет необходимости организовывать демонстрации для удовлетворения своих требований.
Мы поехали дальше и на перекрестке 23-й улицы и набережной увидели большую группу людей, оживленно обсуждающих что-то, несмотря на весьма позднее время. Фидель выходит из машины, приближается к ним и тут же вступает в разговор:
— Я рассматриваю революцию так же, как войну: мы сможем победить, только действуя разумно и четко следуя определенной стратегии. Вы должны доверять нам.
Это были дни первых контактов, когда завязывались самые тесные связи между народом и революционным руководством, то абсолютное единство между ними, которое никогда не было нарушено.
Фидель разъясняет им план превращения Национальной лотереи в Национальный институт накопления средств для строительства жилья (ИНАВ). Этот план родился год назад в повстанческих лагерях Сьерра-Маэстры, в Ставке Главнокомандующего в Ла-Плате. Мне рассказала о нем верная соратница Фиделя Селия Санчес.
Фидель, говорила она, выдвинул план создания будущего ИНАВ с такой уверенностью, будто на Кубе уже существовало Революционное правительство. Более того, он уже назначил Пасториту Нуньес председателем этою института. А в это время у Фиделя было всего несколько вооруженных бойцов.
Меньше чем за год после победы революции ИНАВ построил 10 тысяч квартир. Это на две тысячи квартир больше, чем в 1958 году — последнем году правления тирании.
Я вспоминаю, как однажды в первые недели деятельности Революционного правительства мне довелось присутствовать на совещании в Президентском дворце. Президент республики — Мануэль Уррутия. Речь шла о трениях, возникших среди революционных сил в провинции Лас-Вильяс. Борьба между правыми и левыми в рамках революции резко обострилась.
Как сказал Уррутия, ему сообщили, что некоторые крестьяне захватывают земли, не ожидая провозглашения закона об аграрной реформе. Поэтому он вызвал командующего военным округом майора Камило Сьенфуэгоса и заместителя командира Колонны № 8 имени Сиро Редондо майора Рамиро Вальдеса. Уррутия сказал им, что необходимо согнать крестьян, которые заняли эти земли в нарушение революционных указов о том, чтобы поместья не захватывались самовольно. И если понадобится, то применить даже силу.
Камило Сьенфуэгос и Рамиро Вальдес заявили Уррутия, что он не вправе требовать от них сгонять крестьян с земли с помощью того же оружия, которое служило им в борьбе за свободу Кубы.
Глава V
«ФИДЕЛЬ, ПОТРЯСИ ДЕРЕВО И ОСТАВЬ ВЕТКУ ДЛЯ РАУЛЯ!»
Прошли первые дни после победы революции, и люди с беспокойством стали замечать, что в новые правительственные сферы начинают проникать оппортунисты, которых в народе называли «котелками». Массы указывали, подчас прямо высказывая обвинения, на некоторых министров, которые, похоже, не отдавали себе отчет в происшедших радикальных переменах.
«Котелками» называли главным образом бюрократов из старого правительственного аппарата, политиканов, которые теперь пытались устроиться за счет революции. Народ хотел избавиться от них. В провинции Орьепте во время одного выступления майора Рауля Кастро родился лозунг: «Фидель, потряси дерево!» Этот лозунг скандировался всякий раз, когда выступал Главнокомандующий.
Во время выступления Фиделя Кастро на многотысячном митинге у Президентского дворца 21 января 1959 года кто-то из толпы громко крикнул: «Фидель, потряси дерево и оставь ветку для Рауля!»
Рауль Кастро, один из руководителей революции, на которого было больше всего нападок в американской прессе в период, когда на Кубе приводились в исполнение справедливые приговоры военным преступникам, за несколько дней до этого выступления Фиделя заявил представителям печати в военном штабе в Орьенте:
— Пусть они не ввязываются в наши дела и оставят нас в покое. Возможно, что я умру сидя, но ни американцы, ни кто-либо другой не увидят меня стоящим на коленях.
Далее герой Второго фронта[9] заявил:
— Пусть оставят в покое нас, и наших погибших товарищей, и наш дух самопожертвования. Здесь, в Орьенте, чистые помыслами героические матери принесли многочисленные жертвы во имя родины, которые привели к сегодняшней прекрасной действительности. Но все это не порождает у нас никакого регионализма. Как сказал Фидель, Куба едина и неделима, однако Орьенте, будучи провинцией, которая принесла самые большие жертвы и больше всех пострадала от последствий войны, должна быть также первой в исполнении своего долга. Орьенте была колыбелью революции, и мы надеемся, что она со всеми ее городами во главе со столь революционным и столь пострадавшим Сантьяго станет самым прочным оплотом революции.
Подчеркнув свое неприятие всякого регионализма, Рауль в то же время выступил с серьезным предупреждением по адресу политиканов, которые пытались присосаться к кораблю революции:
— В один прекрасный день мы, жители Орьенте, можем возмутиться и направиться в Гавану, чтобы покончить со всеми этими политиканами. Если созвать только матерей наших погибших товарищей, то получится огромная манифестация. А ведь уже по всей Кубе запахло политиканской гнилью, которая стремится процветать в Гаване. Я снова прошу, оставьте нас здесь в покое, и наших погибших товарищей, и наш дух самопожертвования.
И на митинге 21 января у Президентского дворца тот, кто просил оставить ветку для Рауля, выразил свое горячее желание увидеть, как с дерева администрации упадет еще больше прогнивших плодов, как это бывает, когда порыв ветра сотрясает слабую рощицу.
Этот митинг был созван по призыву Фиделя главным образом для того, чтобы дать отпор клеветнической кампании американских агентств и правительства янки против применения мер революционного правосудия к военным преступникам, по вине которых погибло 20 тысяч лучших сынов народа.
380 журналистов прибыли со всей Америки, с севера, с юга, из центра, чтобы рассказать всему миру о том, что происходит на Кубе. Это получило название «Операция правда».
Перед лицом народа, в присутствии дипломатического корпуса и сотен зарубежных журналистов Фидель разоблачает кампанию лжи против Кубы, которую он квалифицирует как «самую подлую, самую преступную и самую несправедливую, которая когда-либо развязывалась против какого-либо народа». Он рассказывает о достойном и великодушном обращении Повстанческой армии с врагом, как тысячи пленных были отпущены с поля боя, сотни вражеских раненых получали медицинскую помощь от небольшого числа врачей, находившихся в рядах повстанцев.
По поводу американских претензий на то, чтобы конгресс США провел расследование действий Революционного правительства в отношении справедливых приговоров, Фидель заявил:
— Я не обязан отдавать отчет ни одному конгрессмену Соединенных Штатов. Я не обязан отчитываться ни перед одним иностранным правительством. Я отчитываюсь перед народами: во-первых, перед своим народом, народом Кубы, и, во-вторых, перед всеми народами Америки. Я отчитываюсь народу Мексики, народу Соединенных Штатов, народу Коста-Рики, народу Венесуэлы и всем народам мира.
Фидель проводит параллель между революционным правосудием, применяемым на Кубе, и аналогичным процессом, осуществленным союзными державами при наказании военных преступников после второй мировой войны.
Главнокомандующий говорит:
— Агентов диктатуры надо расстреливать, да, надо, потому что даже в Библии говорится, что поднявший меч от меча и погибнет. Их надо расстреливать, потому что те же люди, кто сегодня просит не расстреливать их, через три года начнут просить, чтобы их выпустили на свободу, убеждая нас, что «не может быть мира без справедливости, не может быть демократии без справедливости». Во имя такого «мира» и были совершены страшные преступления. И я хочу спросить американских конгрессменов, нападающих на нас: что совершили Соединенные Штаты в Хиросиме и Нагасаки? Во имя «мира» они подвергли атомной бомбардировке два города? Мы не расстреляли ни одного ребенка, ни одной женщины, а вот в Хиросиме и Нагасаки погибло 300 тысяч человек гражданского населения. Во имя чего? Утверждалось, что во имя мира, во имя того, чтобы предотвратить гибель многих американских солдат.
