И началась у нас под конец фестивальная бурная жизнь: мы представляли «Морячку» и «Новый Одеон» в кинотеатрах Симферополя, в близлежащих санаториях. Даже в Форосе были. А потом оргкомитет фестиваля привлек меня и Кокшенова (других подходящих кандидатур у них не оказалось, из «юмористов» были только мы) к подготовке церемонии закрытия фестиваля: мы должны были вести эту церемонию и сочинить весь конферанс. Мы с Кокшеновым с удовольствие взялись за это дело, особенно фонтанировал Кокшенов, а я все высказывал опасения по поводу того, смогу ли я быть ему достойным партнером.

– Ты будешь грустным клоуном! – уговаривал меня Кокшенов. – А я буду работать под тупаря, т.е хохмы будут на мне...

Тут я должен вспомнить почти аналогичный случай из своей «артистической»

жизни. Как-то в году 1974 или 75-ом меня пригласили с группой юмористов 16-ой страницы «Литгазеты» выступить на вечере юмора в Таллине. Никогда раньше я не выступал с чтением своих рассказов, но соблазн поехать в Таллин на такое мероприятие, да еще в компании с Колей Булгаковым, Михаилом Либиным и Лешей Черным был настолько силен, что я не удержался и поехал, не представляя, как я со своим кавказским акцентом и глухим голосом смогу читать большому количеству незнакомых людей свои рассказы. И вообще, в своей предыдущей до этой поездки жизни я всего раз выступал перед большой аудиторией много лет назад в актовом зале научно-исследовательского интситута перед нефтепромысловиками – рассказывал им о разработанном нашей лабораторией искрогасителе – и жутко волновался. Голос мой дрожал и я никак не мог взять себя в руки. Самое интересное, что я видел, что мой доклад никто из промысловиков не слушает – люди разговаривали, читали газеты, дремали... А я как дурак волновался...

И вот в Таллине, когда нас вывели на сцену, представили и усадили за столик президиума и вышел первым Коля Булгаков читать свои юморески, на меня стал находить «мандраж». Таллин, конечно, повидал, все интересно, но сейчас предстоит расплата и как я могу избежать позора – неизвестно...

Я наклонился к сидящему рядом со мной ведущему вечера, председателю местного объединения Союза Писателей Боре Штейну и тихонечко сказал ему:

– Когда будете представлять меня, скажите пожалуйста, что я дважды лауреат премии «Золотой теленок» «ЛГ».

– Нет проблем, скажу, – ответил мне Штейн.

Я думал, что двойное лауреатство престижной премии несколько смягчит мой грядущий провал. Через минуту я решил, что для двойного лауреата слишком позорен будет провал и потому еще раз шепнул Штейну:

– Лучше скажите, что я был лауреатом один раз...

– Как скажете, – кивнул мне Штейн.

И вот настала очередь объявлять мое выступление. Штейн встал и заговорил:

– Сейчас выступит Анатолий Эйрамджан. Он сидит со мной рядом и я чувствую, как он волнуется... Он попросил меня сказать вам, что он дважды лауреат премии «Золотой теленок» «Литгазеты»

. Потом видно решил, что нескромно хвастаться и попросил меня сказать вам, что он единожды лауреат, хотя, нам известно, что премию он получал дважды... Итак, Анатолий Эйрамджан!

Я был в состоянии шока от такого предательства, ничего не видя, как во сне я пошел нетвердым шагом к микрофону, болезненно улыбаясь аплодирующим мне зрителям. И стал читать свой рассказ.

Буквально каждое прочитанное мною предложение вызывало в зале явно неадекватный смех, а к середине рассказа в первых рядах уже был слышен жуткий хохот какой-то женщины, которая казалось, вот-вот должна захлебнуться этим смехом. Я несколько раз подозрительно поглядывал в ту сторону, стараясь определить, не розыгрыш ли это, но ничего не видел... В таком я был состоянии. И второй и третий прочитанные мною рассказы прошли на «ура»! Я возвратился к своему месту рядом со Штейном под дружные аплодисменты зрителей и возгласы «Браво!»

– Почему вы это сказали? – чревовещательным голосом спросил я Штейна.

– Вот потому и сказал! – показал на аплодирующий зал Штейн.

Потом я понял, насколько верный ход сделал Штейн, представив меня таким образом. Нигде после этого, читая свои рассказы я не имел такого успеха, как тогда в Таллине.

И вот теперь мы вышли с Кокшеновым в огромный Ялтинский киноконцертный зал «Юбилейный» и начали вести заключительный вечер фестиваля. Помня «эффект Таллина» я попросил Кокшенова сразу сказать зрителям, что я не актер, а сценарист и режиссер, и, вообще, инженер и впервые вышел на сцену в качестве ведущего только потому, что больше никого не было подходящего и очень волнуюсь. Благодаря такой приамбуле я почувствовал себя спокойней и дальше мы с Кокшеновым читали заготовленные заранее репризы и шутки и зал принимал их очень дружелюбно, люди смеялись, аплодировали нам...(«Вы были почти как Ширвиндт с Державиным», – сказала нам актриса Людмила Зайцева после концерта и лучшего комплимента нельзя было и придумать). Конечно, основную комическую нагрузку нес Кокшенов, а я был в роли подыгрывающего.

После концерта мы сами объявили премьеру нашего фильма «Новый Одеон», я представил Кокшенова, как одлного из актеров фильма, а Кокшенов представил меня. И после этого выключили свет и начался фильм. Кокшенов ушел в гостиницу, а мы с женой сели в самом конце партера возле контроллера и впервые смотрели картину «на зрителях».

Зрители воспринимали картину очень живо, постоянно возникали стихийные аплодисменты, а когда зажегся свет, зрители продолжали аплодировать и не хотели уходить. Мы вышли из киноконцертного зала и тут же столкнулись с директором кинотатра «Москва» Расимом Даргях-заде.

– Где ты?! Тебя все ищут! Надо обязательно выйти на сцену...

– Я один, Кокшенов ушел в гостиницу!

– Выходи один! Люди ждут...

И вот впервые в жизни при моем появлении на сцене аплодисменты в зале усилились. Не могу забыть это ощущение и потому решил написать об этом, как о примечательном случае в моей жизни.

Сам я объясняю факт такого интереса к моим фильмам и к моей персоне на том ялтинском фестивале тем, что практически на фестивале не было развлекательного кино. Была, как это бывает традиционно на фестивалях, какая-то рутинная програма, сделанная специально с расчетом на фестивали, а зритель предпочитает все же простое и понятное зрелище. Особенно во время отдыха, на Всесоюзном курорте. Именно таким и был мой фильм «Новый Одеон». Это фильм был «простым, как мычание» и тем и оказался интересен публике и я этого совсем не стыжусь.

Ширвиндта я знал по телевидению, в основном по их парным выступлениям с Державиным, а вот столкнулся с ним впервые на съемках фильма по моему сценарию «Самая обаятельная и привлекательная» – у него была роль неверного мужа героини Татьяны Васильевой. Во время съемок он заговорил со мной и сразу создалось ощущение, что мы давно знакомы с ним и даже дружны – такая у него манера, сразу обращаться на «ты» и очень по свойски. А учитывая то, что я знал его благодаря телевидению в самом деле давно, это ощущение легко состоялось.

(Не могу не вспомнить аналогичную историю: как-то в командировке в Краснодаре, еще будучи инженером, мы спускались в лифте с товарищем и на каком-то этаже в лифт вошел вратарь Яшин. Сто раз мы видели это лицо на экранах ТВ и тут, еще не сообразив, кто это, дружно и доброжелательно поздоровались с ним, как со старым знакомым.) В «Самой обаятельной» у Ширвиндта была смешная роль, особенно когда он приходит за Надей Клюевой к концу рабочего дня, чтобы увезти ее на глазах сотрудников « в неизвестном направлении».

После его реплики « там несколько человек стоят, как парализованные» в зале поднимался страшный хохот, который заглушал остальные его реплики и я очень переживал по этому поводу. Мне казалось, что и дальше все смешно и зрители этого уже не слышат. И, что самое интересное, когда мы были с этим фильмов на фестивале в Восточном Берлине в 1986 году, немецкие зрители смеялись точно так же, как и наши в этом самом месте фильма и также заглушали дальнейшие реплики Ширвиндта, дублированные на немецкий.