Иосиф рассказал про энциклопедию, а потом начали звонить люди и вопросы были в основном как к Иоканаану Марусидзе: скажите, пожалуйста, а вот такой-то еврей? А вот этот тоже еврей?

Иосиф добросовестно отвечал, иногда заглядывая в захваченную с собой энциклопедию. Кто-то спросил Иосифа про Жириновского и тут Иосиф позволил себе немного поразмышлять. Он сказал, что Жириновский, конечно-же еврей, имя его по праву указано в энциклопедии, а вот то, что Жириновский стесняется говорить о своей национальности, придумыват что-то там про юриста, это не делает ему чести...

– Своей нации нельзя стыдиться, уважаемый Владимир Вольфович, я очень надеюсь, что вы меня сейчас слышите и измените свое отношении к этому вопросу...

Вот что-то в таком роде он сказал. А я тут же взял и позвонил на радиостанцию и сказал девушке, принимавшей звонки:

– Передайте этому козлу: мы все слышали – соколы Жириновского ждут его у выхода с радиостанции!

После окончания передачи минут через пять я опять позвонил на радиостанцию, попросил позвать Иосифа Евгеньевича.

Хотел раскрыть тайну звонка «соколов Жириновского».

– А кто его спрашивает? – спросила меня та же девушка.

– Его друг, – сказал я.

– А как вас зовут?

Я назвал себя и понял, что на радиостанции усилены меры безопасности.

– Не думал, что застану уже тебя, с трудом дозвонился, – сказал я как только Иосиф взял трубку. – Хорошая получилась передача...

– Получилась бы, если б не эти подонки-ЛДПРшники, – сказал мне Иосиф. –Ждут меня на выходе с бейсбольными битами, представляешь? А я ничего особенного не сказал, ты ведь слышал, выходит, уже и рта нельзя раскрыть! Ну, ничего, сейчас из «Крокуса» за мной приедет охрана, 2 джиппа, пусть только сунутся...

Так я понял, что раскрывать тайну «соколов» уже не имеет смысла. Пусть лучше считается, что «соколы» позорно ретировались, как только увидели молодчиков из «Крокуса».

После того, как я написал сценарий к фильму «Жених из Майами» я стал искать исполнителя на главную роль «жениха». Я знал, что ко всем необходимым качествам героя комедии этот актер должен был иметь очень русскую внешность, чтобы сразу было понятно, почему он мается за границей, почему ему нужна только русская жена. Я перебирал в памяти всех комедийных актеров и не один не ложился на тот образ, который я себе представлял. И тут я подумал о Щербакове. Несмотря на то, что в те годы он играл, в основном, положительных героев – офицеров, передовиков производства, спортсменов и т.д. в нем я почувствовал какой-то тлеющий огонек комедийного актера. Знаком я с ним не был и, чтобы проверить свои ощущения, позвонил ему и мы договорились о встрече. Встретились в Доме Кино, в кафе, сидели пили кофе, разговаривали... Борис отвечал мне односложно, говорил, что в принципе он свободен, надо, конечно ознакомиться со сценарием и тогда можно будет говорить уже более определенно. Несмотря на то, что в этой встрече Щербаков был со мной, как говорят, сухо официален, серьезен, но тем не менее после этой встречи я понял, что нужного мне актера я нашел. А Боря после того, как прочитал сценарий позвонил мне и дал согласие. Последующие встречи с ним укрепили мою уверенность в нем, как в комедийном актере, к тому же теперь Борис был прост и доступен, часто шутил, глаза у него оказались веселыми, с приятной хитрецой, особенно когда он говорил о поведение своего героя в сценарии и в такие моменты привычный герой-любовник на моих глазах приобретал новые, необходимые для моей картины качества. Во время съемок Борис фонтанировал придумками – то и дело предлагал какие-то геги или чисто режиссерские находки. Я, чтобы отношения у нас были бы ясными, сразу сказал ему, что он может мне предлагать все, что придет ему в голову, а я буду отбирать его придумки, исходя из своего видения будущего фильма. Борис согласился, не обижался, если я отказывался от его предложений, но несколько его предложений все же украсили фильм. Кто видел фильм, может вспомнить, как герой Щербакова, увидев снег радостно осыпает им себя. Или три пары ступней – две мужских и женская посредине. Уверен, что есть еще в фильме его придумки, просто за давностью лет, возможно, я уже стал считать их своими, но за его прекрасную работу в фильме «Жених из Майами» (да и в других моих фильмах тоже), я Борису очень благодарен. Он всегда знал текст и если я подсказывал, Борис шутливо обижался:

– Анатолий Николаевич, я ведь театральный актер! Обижаете!

Никогда по его вине не были отложены или сорваны съемки. И это несмотря на то, что все знали, что он любит выпить. Но, как говорят многие пьющие люди (а Борис этого никогда не говорит, но свято соблюдает): на работе – ни-ни!

И мы в этом на кинокартине «Примадонна Мэри» убедились.

Закончив последний кадр картины мы объявили всем, что съемки окончены и я поехал домой. По дороге, перебирая в голове весь отснятый материал, я вдруг с ужасом вспомнил, что забыл снять один крупный план проезда Щербакова в автомобиле. Без этого кадра трудно будет смонтировать эпизод, а снять его можно только сейчас, потому что завтра утром вся группа улетала из Майами в Москву. Я тут же развернул машину и поехал в гостиницу.

– Где Щербаков? – спросил первого встречного «нашего», уже не помню кого.

– Щербаков уже все! – ответили мне. – Готов!

– Как готов?! – не понял я. – Ведь 15 минут назад мы расстались...

– А вот сразу после этого он встретил в вестибюле какую-то женщину и она угостила его кубинским ромом. Целый стакан он выпил.

Мы нашли Щербакова в каком-то подсобном помещении мотеля. Он, как говорится, не вязал лыка. Мне даже показалась, что он не узнавал никого из нас.

– Надо срочно приводить его в чувство! – сказал я. – Иначе эпизод не получится. И в Москве это доснять нельзя – машина с открытым верхом, антураж на улице...

– А как он поведет в таком состоянии машину? – спросил оператор.

– Должен повести, – сказал я. – У нас выхода нет.

– Я сяду с ним в машину только вместе с тобой, – сказал оператор, недавно только снявший гипс после аварии на съмках в Башкирии.

– Это естесственно, – сказал я, глядя на находящегося в сладком забытьи Бориса.. – Поедем мы трое.

Мы раздели Борю и отнесли его к океану, стали окунать. Минут десять Борис не держался на воде, сразу тонул, но потом стал барахтаться, а еще через минут 15, как только мы его отпускали, тут же плыл к берегу. Через час он уже более мнее связно разговаривал с нами, просил оставить его в покое, а еще через полчаса мы усадили его в машину и поехали по главной улице Майами Коллинз авеню.

– Держись разметки! – кричал я, когда машина опасно виляла.

– Не закрывай глаза! – кричал оператор.

К чести Бори нужный кадр мы сняли и оставили Бориса в отеле, пообещав больше не тревожить его.

Тут же вспомнился еще один интересный эпизод, произошедший на этой картине, уже не связанный со Щербаковым.

По сценарию герои Кокшенова и Розановой должны были ночью купаться в океане. Но в этот год вечера в феврале месяце выдались прохладные и потому мы откладывали съемку эпизода на более теплую погоду. Но вдруг Розанова сообщает, что в связи с ее месячным циклом она сможет купаться в океане только в ближайшие два дня, а потом уже нет, до самого отъезда.

Мы срочно перестроились и на следующий день, вечером начали снимать эпизод купания в океане. Отрепетировали без залезания в воду, потом дали актерам выпить для согрева московской водки и Кокшенов и Розанова с радостыми криками, поднимая холодные брызги смело бросились в океан. Все сделали четко, естесственно и, поскольку больше одного дубля мы и не собирались снимать, актеры отправились к себе в номера принимать горячий душ. Мы стали убирать световую аппаратуру, заглушили генератор постоянного тока и тут ко мне подходит оператор и говорит:

– Толь, в камере не было пленки...

По всем человеческим нормам актеров после горячего душа уже грех было тревожить. Но кино есть кино, не снимем сегодня, а завтра может быть уже снять будет просто невозможно –начнется ураган, заболеет актер, да просто у Розановой после купания в холодной воде что-то перестроится в ее цикле. И мы с оператором пошли к актерам сообщать эту неприятную новость.