– Анатолий Николаевич, я не знаю что делать. Я все же с сыном здесь...

Обрачиваюсь и вижу: возле нас стоит небольшая толпа обсолютно голых людей, мужчин, женщин, и они с нескрываемым любопытством смотрят на нас. Увлеченные съемкой, ни я, ни оператор, ни актеры не заметили этого. А вот маленький сынишка Светы Шакуровой смотрел на голых людей изумленными глазами. У меня в альбоме есть эта фотография. Оказывается, сам того не зная, Каплевич привез нас на нудистский пляж.

Мы закончили съемки в Коктебеле за 8 дней. Потом еще два дня снимали в цирке на Цветном бульваре.

И все же один конфликт у нас с Гурченко произошел. Уже в самом конце съемок, когда остался один съемочный день.

Люся хотела, чтобы в фильме полностью звучали все четыре ее песни, а я с самого начала предупредил, что две песни будут полностью, в начале и конце фильма, а остальные две фрагментарно, так как в середине картины тормозить сюжет 3х-4х минутной песней нельзя, у нас ведь не фильм-концерт, а художественный фильм и у него есть свои законы, особенно драматургические, ломать которые очень опасно. Гурченко вроде согласилась тогда со мной, а перед заключительной съемкой вдруг опять заявила, что в фильме должны быть все четыре песни полностью. Я опять стал ей объяснять свою позицию, но она и слушать меня не хотела, обиделась и отказалась от последней досьемки в павильоне «Мосфильма».

Тем не менее я ей сказал:

– Когда передумаешь-звони. Мы ждем.

Проходит неделя, вторая, третья – не звонит. В начале четвертой я поехал к Аллахвердову и начал с ним издалека разговор.

– Серж, – сказал я, – «Бабник» многократно возвратил вложенные тобой в этот фильм деньги. Ты согласен, что «Морячка»

тоже должна продаваться не хуже «Бабника»?

– Согласен, – сказал Серж. – Тем более с Гурченко...

– В том-то и дело, что с ней у нас может фильма вообще не быть. Ждем уже три недели, а можем прождать и год...

– Что ты предлагешь? – спросил Сергей.

А я уже принял твердое решение и говорю ему:

– Надо заново снимать этот фильм с другой актрисой. Всего каких-нибудь 10 дней и 200000 рублей. Зато все будет прогнозируемо. Думаю, я на этот раз уговорю Муравьеву. Фильм с ней будет смешнее и добрее...

Короче, я убедил Сергея. И как только эта ноша ожидания звонка Гурченко спала с моей души она мне тут же позвонила. Я уверен, что телепатически она приняла от меня сигнал и поняла, что может проиграть. И как потом сказал мне Костя – это впервые было с ней, что она пошла на попятный.

Она позвонила и спрашивает:

– Толя, чего мы ждем, почему не снимаем?

Я говорю:

– Ждем твоего звонка.

– Ну вот я позвонила.

– Значит завтра снимаем, – сказал я.

Когда потом мы были с «Морячкой» на фестивале в Тольятти и сидели вместе со зрителями в зале, слушали, как зал воспринимает картину, Люся мне сказала:

– Да, песня бы здесь затормозила сюжет, ты прав.

То же самое она написала мне на своей книжке «Аплодисменты» – «Толе на память. Ты был прав». Что-то в этом роде.Искренне она признала свою неправоту или нет, я не знаю.

Наша картина имела успех у зрителей и Гурченко была номинирована на «Нику» за исполнение главной роли в фильме «Моя морячка» (Кстати, больше ни разу ни одна из моих картин никаким образом не приближалась к «Нике», хотя я считаю, что эту премию вполне могли бы получить М. Державин за роли в «Импотенте» и в «Ночном визите», или Панкратов-Черный за роль в «Ультиматуме» если б условия выдвижения номинантов были бы более объективными).

На церемонию она не пришла:

– Бессмысленно, не дадут мне приз. Вот увидишь.

И она оказалась права – приз дали Чуриковой (не помню, за какой фильм).

Детство Гурченко, как и мое было связано с американскими трофейными фильмами и, надо сказать, что я впервые встретился с человеком, который помнил эти фильмы и музыку из них, не хуже, а может быть и лучше, чем я.

Как-то нас с ней пригласили в Болшево на встречу со студентами ВГИКа, мы показали им «Мою морячку», а потом сидя на сцене, отвечали на вопросы студентов. Речь шла о музыкальных фильмах и как-то само-собой мы перешли на трофейные фильмы. Вспомнили фильмы с участием Жанетт Мак-Дональд и Эдди Нельсона, Гурченко напела какую-то мелодию из их фильмов, я напомнил ей другую, она ее знала, потом перешли на фильмы с Диной Дурбин, а потом стали вспоминать такие, что не каждый наш ровесник и помнит эти фильмы. Гурченко спела песню из «Восстания в пустыне» с Зарой Ляндер, я подхватил ее, а потом я напел лейтмотив « Знака Зорро», Гурченко продолжила тему. И наконец, думая, что здесь я окажусь победителем, я запел песню из «Артистов цирка», фильма, шедшего на вторых экранах.

– «Без тебя мне грустно, в душе печаль...»

– «А тебе меня, а тебе меня не жаль, не жаль!» – подхватила Гурченко.

В те послевоенные времена магнитофонов еще не было и, чтобы запомнить мелодию из фильма, надо было по меньшей мере посмотреть его два-три раза.. Некоторые фильмы я смотрел по 20 и больше раз, например, «Судьбу солдата в Америке».

Гурченко смотрела фильмы, я уверен, не меньшее количество раз, в этом у меня нет сомнения.

Гурченко временами казалась мне своим в доску человеком.

– Люся, – сказал я ей, когда писал сценарий «Жениха из Майами» и где для нее планировалась роль, которую потом в фильме сыграла Вера Алентова – я хочу, чтобы моего героя заразили гонореей. Как ты на это смотришь?

– И эту заразу должна сыграть я?! Ты что, с ума сошел?! Все будут показывать на меня и говорить – вон идет триперная!

А как-то, отвозя ее с «Мосфильма» домой мы заехали по пути на Курский вокзал – я должен был встретить там своего товарища и помошника Славу Михайлова с яуфами с нашим фильмом, которые он должен был получить из Орджоникидзе. Мы встали на стоянку и вдруг мне пришла идея разыграть Славу.

– Люся, – начал я, – к Славе приехала из Минска дочь, давай я скажу ему, что закадрил сейчас тебя на вокзале (он ведь не увидит лицо Гурченко, так как сядет на заднее сидение), тебе мол, негде ночевать, а я тебя к себе не могу отвезти, там Оксана –он знает, а сам он не в силах будет отказаться от такого случая. Интересно, какое решение он примет..

– Нет, Славу я не хочу ставить в такое тяжелое положение – делать выбор между вокзальной шлюхой и своей дочерью, -сказала Люся. – Не стоит...

Тут пришел Слава, стал укладываать в багажник яуфы.

– Может попробуем, Люсь?! – попросил я.

– Черт с тобой! – сказала Люся и натянула на голову шерстяной платок (дело было зимой).

– Познакомься Слава, это Катя, – сказал я, когда Слава сел на заднее сидение. – Мы познакомились только что на вокзале – Катя опоздала на свой поезд в Благовещенск, а следующий только завтра днем... Ей негде переночевать... Я бы взял к себе, но сам знаешь...

– Да, да, – нищенским голосом заканючила Гурченко, – мне всего на одну ночь... Только одну ночь... Я отблагодарю...

– Но у меня тоже проблема, – сказал Слава.- Аленка ведь приехала...

– Совсем забыл! – хлопнул я себя по лбу. – Видите, Катя, к сожалению не получается...

– Как жалко! – сказала Люся. – Не знаю даже, что делать. У меня в Москве нет знакомых, а на вокзале ночевать опасно. Как не повезло!

– Подождите! – загорелся вдруг Слава. – Можно сделать вот что. Аленку можно отвезти к моему двоюродному брату на одну ночь, это рядом со мной, на Войковской. Толь, ты сможешь ее отвезти...

– Что за вопрос, отвезу куда хочешь! – сказал я. – Такой женщине грех не помочь! – подмигнул я Славе, указывая на Гурченко...

– Ой, неужели получиться?! – нервно обрадорвалась Гурченко.

– Уже точно все получиться! Не беспокойтесь, Катя! – ласковым голосом сказал Слава и тут Гурченко обернулась к нему:

– Слава, ты что, такой девкострадатель, что готов ночью родную дочь отправить черт-те куда, только чтоб переспать с вокзальтной шлюхой?!

У Славы рот раскрылся в немом вопросе и так он и замер.

И еще я часто вспоминаю один наш разговор с Люсей.