Люди часто удивлялись нашей дружбе. Дорин была старше меня, и у нее была репутация беспринципной стервы. Но я никогда ее такой не знала. Дорин была резкой, однако это меня забавляло. Она могла быть утомительной со своим непревзойденным умом и драматической манерой рассказывать, но с ней никогда не было скучно. По мере того как наша дружба растягивалась на годы, я обнаружила, что у снежной королевы моды было горячее сердце и что ей стоило неимоверных усилий скрывать это.

У нас было кое-что общее. Дорин была явным снобом в вопросах моды, а я проявляла снобизм в еде, хотя она часто говорила:

— То, как ты отличаешь один вид пасты от другого, за пределами моего понимания.

— Это потому, что ты мало ее ешь.

— Мало? Деточка, да я не ем пасту с 1977 года.

Дорин включала в речь итальянские слова, и ее ассистенты копировали эту ее манеру говорить, так же как и ее одежду. Как и половина Нью-Йорка, за исключением меня. Несмотря на жалобы Дорин, я по-прежнему носила джинсы «Левайс» и «классические» свитера от Джона Смедли, которые заказывала по почте из Англии.

— Меня такая тоска берет, когда я смотрю на тебя в этих чертовых, как ты их называешь?

— Джамперах, — я всегда называла этот предмет одежды ирландским термином, который употребляла моя мать.

— Ну, в общем, при взгляде на них хочется спрыгнуть с Эмпайер Стейтс Билдинг. Это новый, что ли? И какого он цвета? Похоже, такого же, как то, что у детей из носа течет.

— Зеленого, как горошек.

— Зеленый, дорогая, это то, что стоит есть, а не на себя надевать.

— Но я-то ирландка.

— Особенно если ты — ирландка. Господи, ты, что, вообще ни в чем не разбираешься?

Я в свою очередь корила Дорин за манеру уходить по-английски и за то, что она способствует увеличению количества пищевых расстройств у молодежи.

У Дорин фобия отношении. Она недолго была замужем, когда ей было слегка за двадцать, и с тех пор утверждала, что важность идеи совместной жизни переоценивается. «Дорогуша, я с трудом могу поделиться с кем-то тарелкой суши, а ты о ванной? Фу?» Она, тем не менее, не дала мне встать на путь истинной старой девы. «Если ты, женщина, не соберешься, то будешь носить кардиганы и стричь себе волосы сама. Ты не настолько стильная, чтобы позволить себе быть старой и одинокой, и ты, к тому же, умеешь готовить. Тебе придется выйти замуж!»

Дорин поддерживала во мне вкус к жизни. Она была глубоко разочарована, когда я впервые начала встречаться с Дэном.

— Ты спала с управляющим своего дома? Ты что, рехнулась?

Это было одно из трех главных правил Дорин, как одинокой женщине с Манхэттена счастливо устроить свою сексуальную жизнь. Натирать обувь воском хотя бы каждую шестую неделю, какова бы ни была погода, всегда давать на чай чужим дворецким и никогда не спать с управляющими своего дома.

— Это было так долго, Дорин.

— Так ты теперь еще и в сексуальную маньячку превратилась…

— Я не знаю, что на меня нашло.

— Я знаю, что это искушение, Тресса. Мужчина, да еще и рядом…

— Думаю, он мне нравится.

— О Господи, ты была с ним не один раз.

— Прошлой ночью.

— Ночью!

— Мне он нравится, он, он…

— Он — чертов управляющий в твоем доме, Тресса. Ты поддерживаешь с ним дружеские отношения, ты подаешь чаевые на Рождество. Ты с ним не встречаешься. Пусть твоя маникюрша с ним встречается. Если тебе так уж приспичит с ним переспать, ты сделаешь это в прачечной днем и только один раз.

— Он заставляет меня чувствовать себя хорошо.

— Ты просто в отчаянии, в этом все дело. Тебе одиноко. Не важно. Положи этому конец сейчас. Это все плохо кончится. Поверь мне.

Все закончилось свадьбой, и, если бы я сказала, что отношения между Дэном и Дорин не были напряженными, я бы, конечно, соврала.

Дорин была совершенно убеждена, что Дэн недостаточно хорош для меня. Если бы я сама была на сто процентов уверена в обратном, ее аргументы меня бы не волновали.

Дорин вызвала меня на разговор по поводу моего решения выйти замуж за Дэна своим уникальным способом.

— Ты встречаешься с ним сколько? Пять месяцев?

— Девять.

— Ну, дорогуша, это ложь. Потому что в марте я тебя еле утащила с вечеринки у «Дольче и Габанна». А потом ты начала эти разговоры про «ни-к-чему-не-обязывающий-секс» с управляющим из своего дома…

Этот разговор был невозможным, потому что Дорин меня насквозь видела. Она чуяла, что я не была совершенно уверена в Дэне, и она собиралась сыграть на этом. Но хотя я и не была уверена, что решение выйти за него замуж было верным, еще меньше я была уверена в том, что оно неправильное.

Как однажды сказала сама Дорин: «Быть разведенной — это не то же самое, что никогда не выйти замуж. Ты, по крайней мере, знаешь, что брак — это не такое уж большое дело».

Для Дорин было слишком просто убедить меня в том, что вот-вот появится кто-то получше Дэна. Поэтому я посмотрела ей прямо в глаза и сказала, что я совершенно уверена в своем выборе. «Я люблю его», — сказала я. Это была последняя линия защиты. Святой Грааль незамужней девушки. За пределами бесконечного списка мальчиков по вызову и консьержей, анализа, подогретого каппуччино типа «получится у меня или нет?» или «он или не он?», всегда лежит невротическое, вынуждающее хвататься за вязание, невоздержанное, душеубийственное желание совершенной любви.

— Мы поженимся. Я люблю его.

Тайна была раскрыта, работа сделана, конец защите. Вопрос, решение, разрешение — все свелось к одному.

Я надеялась, что, если буду говорить это достаточно часто, это станет правдой.

Дорин не могла с этим спорить, хотя ни на секунду мне не поверила. Она откинулась на спинку стула и улыбнулась:

— Думаю, что ты захочешь, чтобы я в зеленом шифоне тащилась за тобой к алтарю?

Она помогла мне организовать свадьбу и была лучшей помощницей в течение самого торжества. Она нашла способ быть милой с Дэном — она сконцентрировалась в основном на том, как он выглядит, отчего он краснел, как школьница, а у меня возникало такое чувство, будто я вышла замуж за Чиппендейла, но я это вытерпела. Я сказала себе, что это просто стиль Дорин. У нее было странное чувство юмора, и я вполне им наслаждалась, когда ее остроты были направлены в адрес других людей, но мне трудно было оценить ее шутки, когда они касались меня и моего нового мужа.

Думаю, что с тех пор как я переехала из города, мы с Дорин были заняты налаживанием новой жизни. Но я подозреваю, что Дорин чувствовала себя оставленной на обочине, поскольку изменения в моей жизни были связаны с тем, что я нашла себе мужа. Она не хотела, или ей не был нужен мужчина, но она зависела от меня, потому что за малейшей эмоциональной поддержкой она обращалась ко мне. После моей свадьбы Дорин зациклилась на своих друзьях-геях из мира моды, и когда бы я ей ни позвонила, она либо приходила в себя после очередной вечеринки, либо собиралась на следующую. Я чувствовала, что она слишком явно протестует, не находя слов, чтобы сказать мне, что скучает.

Но с тех пор как я связалась с Дэном, я обнаружила, что тоже по ней скучаю.

Мы с Дорин пережили и повидали вместе правление нескольких-президентов, дневное сияние драгоценностей, слезы в жилетку, новую кухню, множество бойфрендов и выкурили тысячи пачек сигарет. Мы критиковали рестораны, «уделывали» Флоренцию, танцевали под Диану Росс. Мы организовывали друг для друга ужины по случаю дней рождения, утешали матерей друг друга, брали друг у друга интервью по поводу новейших веяний в той или иной области, и в одну из ужасных пьяных ночей даже намазали друг другу подмышки воском.

Дорин, как никто, умела меня рассмешить, а в тот момент смех мне был нужен больше, чем что-либо другое. Мне нужно было разбить те дурные чары, которые околдовали мой дом, а нет на свете ведьмы лучшей, чем Дорин, которая смогла бы разобраться во всем этом дерьме и расписать все, как есть.

Поэтому в тот вечер я написала ей электронное письмо и пригласила ее прошвырнуться в Йонкерс на выходные.