— Немедленно выводите их.

— Что?

— Выводите их, — грозно повторил Портерфилд. — Если мы вернем бумаги, то успеем послать всех обратно. Но на данный момент ясно, что легко мы их не заполучим.

— Бен, это невозможно. Это единственное, чего мы не можем сделать. Ведь потом потребуются годы, чтобы возродить с трудом созданные точки опоры.

Руки Портерфилда метнулись через стол и схватились за галстук заместителя. Пальцы погладили нежный шелк, как будто их хозяин приценивался к вещи. Раздался тихий внятный голос:

— Вы и директор совершенно рехнулись. Как и покойный профессор Донахью.

— Вы переходите границы, — прохрипел заместитель, обливаясь потом.

Портерфилд холодно уставился на него:

— Вы очень много размышляете о планах в случае непредвиденных обстоятельств и о стратегических целях. А теперь подумайте, что будет, если эти бумаги окажутся прямо сейчас в офисе шефа государственной безопасности, скажем, в Буэнос–Айресе, или в Мехико, или в Сантьяго. Я отлично знаю, как сворачивают сеть. Только сейчас все будет по–другому. Команды смерти и тайная полиция прекрасно работают, благо много практикуются, и всегда упускают немногих.

Заместитель попытался вскочить на ноги, но Портерфилд сильно потянул за галстук, тот захрипел, из глаз брызнули слезы. Портерфилд ослабил хватку, и тот быстро пришел в себя:

— Раз вам так понравился мой галстук, закажу вам такой же у моего портного.

— Не стоит. Вряд ли он принесет мне удачу.

— Читай раздел по мексиканскому проекту, — потребовала Маргарет. — Похоже, это самый крутой.

Кеплер осторожно просматривал бумаги, отставляя текст подальше от глаз.

— А, вот про тактику. Это я пойму.

«Важно создать в сознании населения тесные связи между правительством и привилегированными классами и поселить взаимную враждебность. Одновременно необходимо убедить людей, что на любой кризис правительство отреагирует репрессиями по отношению к подозрительным низшим классам. Наиболее приемлемый механизм для реализации первой фазы программы — действия министерства здравоохранения. За последние десять лет ему вменялось в обязанность всевозможными способами развить семейную гигиену: прививки, осушение болот и т. д.».

— Тоска, — пробормотал Кеплер, перелистывая несколько страниц.

«…особенно эффективна продукция, распространяемая министерством через сеть государственных магазинов: зараженное детское питание, токсичные тампоны…»

— Что? — ужаснулась Маргарет.

— То, что слышала.

— Лучше бы я не слышала.

— Омерзительно, — прокомментировал Кеплер, — но это совсем не то, что нам нужно.

— А что, к дьяволу, нам нужно?

— Этого хватит, чтобы прикончить нас, — пробормотал Иммельман. — Представляете, что будет, если такое попадет в газеты? Думаете, они испугаются? Откажутся, и все. Нет, нам нужно не просто припугнуть их обнародованием, а найти такое, что заставит их по ночам просыпаться в холодном поту.

— По–моему, этих посягательств на народ дружественной страны вполне достаточно, — заявила Маргарет.

— Нет, — отозвался Кеплер. — Подобные планы у них наверняка имеются для любой страны, включая Антарктику. Все это ничего не значит, если не проводить в жизнь, а они не проводят.

— Взгляни на страницу четыреста тридцать пять, — посоветовал Китайчик.

Кеплер полистал страницы и прочел: «Секретарь помощника министра несет ответственность за то, чтобы ответ соответствовал одному из четырех вариантов, которые тот обязан помнить наизусть…»

Он вновь перелистал вперед.

«Начальник полиции деревни Калиенте должен…»

— Ты прав, Китайчик. Это то, что надо: упомянуты агенты на местах, которых можно установить.

До них донесся скребущий звук. Гордон повернулся, чтобы взглянуть на Доктора Генри Мецгера, закапывавшего свою миску под коврик, — любимое представление, рассчитанное на публику, апофеозом которого являлось сворачивание ковра в огромный холм.

— Я занят, Доктор Генри. Покормлю тебя попозже.

Генри Мецгер прошествовал в спальню, по пути потеревшись о ноги Маргарет, затем, покружив по комнате, вскочил на постель и, пройдя через разбросанные листы, плюхнулся ей на колени.

Еще какой–то звук донесся снизу. Это было странное царапанье, как будто что–то тяжелое волокли по бетонному полу. Потом что–то подняли на лестницу, или оно само поднялось. С каждой минутой нечто приближалось к комнате.

— Не может быть, — проговорил Гордон.

При звуке его голоса шум усилился, стук шагов превратился в топот.

— Для копа с деревянной ногой слишком быстро, — прокомментировал Кеплер.

В дверях возникла черная собачья морда с распахнутой зубастой пастью, из которой свешивался огромный язык. Она громко дышала и, казалось, не чувствовала, что дверь прищемила хвост, когда она им завиляла.

— Небось услышала про твоих биффало, — сказал Кеплер Иммельману. Между тем его рука бессознательно метнулась к правому сапогу.

Генри Мецгер свесил голову с колен Маргарет и приоткрыл глаза, продолжая мурлыкать.

— Она была привязана веревкой с двойным морским узлом, которым удерживают авианосцы в доке, — пояснил Китайчик.

Собака побрела в глубь комнаты, стуча по полу когтями, за ней тянулась толстая веревка, привязанная к ошейнику.

— Ты ее снаружи привязал? — поинтересовался Кеплер. — А если бы она сожрала почтальона или детсадовскую группу? Хоть бы узел приличный завязал.

— Не сердитесь на песика, — пропела Маргарет. — Он соскучился по Мецгеру, а тут услышал голоса…

— Смотри, Китайчик, она сжевала веревку, — обрадованно сообщил Иммельман.

— Может, ты привел с собой обезьяну, чтобы та помогла ей развязать узел? — рассердился Гордон. — Да вы что, ребята, оглохли? Она же просто–напросто выломала четырехдюймовый болт из стены. Небось приволокла за собой полстены моего гаража.

— Это полностью подтверждает мое мнение, что ни один нормальный человек не будет держать такого пса снаружи, не важно, привязанного или нет, — убежденно сказал Кеплер.

— Ни один нормальный человек вообще не будет держать такого пса, если еще один такой экземпляр существует. И уверяю вас, что держать подобную скотину можно только снаружи. Видали, сколько она жрет? Так вот, уверяю вас, что и кое–что противоположное она делает в том же объеме.

— Ужас, — согласился Иммельман.

Между тем собака подошла к Маргарет и ткнулась мордой в кота, занявшегося вылизыванием правой лапы. Левую он положил на нос собаки.

— Не волнуйся, Китайчик, если она сожрет ребенка, то заглотит также его велосипед или коляску, так что доказательств не останется, — успокоил хозяина Кеплер. — А теперь, если в комнату не войдет еще крокодил или парочка ядовитых змей, я предложил бы вернуться к делу.

Китайчик Гордон с трудом оторвал взгляд от собаки.

— Итак, телевидение и газеты считают нас террористами. Этот козел со стоянки так здорово нас описал, что непонятно, белые мы или цветные. Думаю, что он боится цветных, так что…

— Я читала, что вы — новая группировка независимых самоанцев, — поделилась эрудицией Маргарет.

— Идея! — воскликнул Иммельман. — Знаете, кем мы можем заделаться? Корейцами! Пошлем им записку о выкупе по–корейски. У меня есть подружка, которая знает этот язык и так классно пишет — похоже на о, i, l — и все сбоку, и задом наперед, и пишется снизу вверх.

— Прекрати, — безжалостно оборвал Гордон. — Зачем ввязывать твоих подружек?

— А мы дадим ей что–нибудь длинное для перевода, а потом вырежем слова, которые нам нужны…

— И получим ответ на корейском, — догадался Кеплер. — Блестяще! Но Китайчик прав, они считают, что мы террористы, твердые орешки, и прекрасно. Еще лучше, что они не знают, откуда мы. Но ежели они решат, что мы из какой–то определенной страны, то сразу же начнут думать, какими потерями это для них обернется, и, возможно, в итоге не захотят заплатить.

— Чем меньше информации мы выдадим, тем лучше, — подтвердил Гордон.