Однако тур и не собирается замедлять бег, скорее, напротив, он даже силится прибавить хода… Наверно, он настолько стар, что его незавидное турье зрение стало совсем никудышным. Неужели через несколько мгновений он треснется мордой о дубовый ствол и сам отдаст себя в руки преследователей?

Охотники чувствуют себя почти обманутыми, ведь подобная охота затевается вовсе не ради легкой добычи, а ради наслаждения погоней и опасностями битвы… Меж тем громадная черная туша легко взлетает над поваленным деревом и вот она уже по другую сторону препятствия.

Бывалые охотники только рты разевают. О том, чтобы проделать на коне такой же безумный прыжок, не может быть и речи. И ездоки, не сговариваясь, бросаются вправо и влево, чтобы с двух сторон обогнуть лежащий дуб. Кукша с Шульгой и Оскольд скачут с теми, кто объезжает дуб слева. Собственно, и те и другие потеряли зверя из виду.

А собаки проскочили под стволом дерева и бегут теперь далеко впереди ездоков, но понятно, что в скорости бега и они уступает лесному красавцу. Кукше даже кажется, что теперь, после гибели одной из них, им не так уж, как прежде, хочется нагнать это бешеное чудовище. Судя по их лаю, бык забирает влево, в южную сторону. Перед князем Оскольдом скачет усатый полянин в собольей шапке, он вдруг замедляет бег своего коня. Полянин – опытный охотник и, конечно, поступает так не случайно.

– Князь, – говорит он поравнявшемуся с ним Оскольду, – бык задумал сыграть с нами хитрую шутку. Он сделает круг и по нашему следу нападет на нас сзади. Не отправиться ли нам самим ему навстречу?

Оскольд соглашается не раздумывая. Он не велит кликать остальных: если, мол, им повезет, пусть они настигнут быка. А то ведь если все вместе поскачут навстречу хитрому туру, а тура что-то отвлечет от его коварной затеи и он не пойдет по кругу, он не достанется ни тем, ни другим.

Полянин не возражает, хотя ему-то известно, что тур уже не сойдет с круга – он ранен и пылает неукротимой яростью, такую ярость может погасить только кровь врага или собственная смерть. Не так ли и у людей?

Старому охотнику понятно, что Оскольд лукавит, объясняя, почему не хочет звать с собой остальных охотников: киевский князь желает сам вонзить копье в сердце лесного князя! «Будь по-твоему», – думает полянин, усмехаясь в усы. Усмешка его похожа на Свербееву, как будто он перенял ее…

Полянин поворачивает коня и пускает его мелкой трусцой. Оскольд и Кукша с Шульгой следуют его примеру. Теперь незачем особенно спешить, лучше дать коням передохнуть перед встречей с раненым зверем. Удаляется и вскоре стихает позади стук копыт, глухо звучащий на мягкой лесной земле, а немного погодя пропадает и собачий лай.

Едут молча, прислушиваясь к лесу. Если бык и вправду затеял такую игру, пусть бы поскорее появился! Кукша волнуется. Прислушиваться мешает стук копыт, скрип седел и биение собственного сердца. Но бык и не думает показываться. Верно, делает большой круг. А может, оставил рискованную затею. Нет, не может он ее оставить, ведь постоянным напоминанием в его теле торчат сулицы! Да и усатый полянин знает, что говорит.

Полянин, конечно, оказался прав: впереди возникает отдаленный тяжкий топот. Оскольд берет чуть вправо от остальных. Движение его понятно, во всяком случае полянину. Так бык вернее окажется к князю левым боком, а в этом положении его удобно будет поразить копьем прямо в сердце. Полянин настолько же берет влево, великодушно предоставляя поле действия Оскольду.

– Ты – с князем! – коротко говорит он Кукше.

Всадники с трусцы переходят на шаг.

Но вот и сам тур. В боку у него торчит сулица. Прочие, верно, выбило или обломило в зарослях. Он, конечно, потерял много крови, но не проявляет ни малейших признаков слабости – его гонит неумная слепая ярость. Оскольд берет копье наизготовку.

И тут его конь ступает задней ногой в развилку дубовых корней, копыто проваливается в рыхлую землю, и корни захватывают его, словно в капкан. Конь беспомощно дергается. Наверно, чтобы освободить копыто, коня надо заставить сделать шаг назад, Оскольд натягивает поводья… Поздно. Бык уже заметил, что у передового ездока неладно с конем, и, воинственно нагнув голову, устремляется к нему.

Оскольд бросает попытку освободить коня и обеими руками поднимает копье. До сердца теперь все равно не достать, и он со всего размаха бьет в наклоненную голову быка. Раздается звон, как будто копье ударило в камень. Кукша готов поклясться, что видел искру.

Через мгновение бык поднимает на рога коня вместе с ездоком и отбрасывает их в сторону. Из конского брюха вываливаются голубоватые кишки. Но они не тешат израненного тура, он видит, что ездок, обладатель страшного копья, жив и пытается высвободить ногу, придавленную конем. Снова нагнув голову, тур поворачивается на месте, чтобы броситься к нему и прободать, растоптать ненавистного двуногого зверя.

Полянин усмехается, но Кукша не видит его усмешки, он изо всех сил вытягивает коня плетью. В короткий миг в голове его проносится видение: щит, брошенный Оскольдом, тогда еще Хаскульдом, летит к ногам разъяренного рыжего великана. Да, да! Разъяренный тур похож на того великана, даром что другой масти!

Кукша знает, что тура следует поражать в сердце, но где у него сердце? Скорее всего, слева, там же, где и у простого деревенского быка. Да вот беда, тур обращен к нему правым боком! А Вороной резко останавливается, высоко вскинув голову, чтобы избежать столкновения с окровавленным зверем, и Кукша, который уже выпустил поводья и обеими руками сжимает древко копья, вылетает из седла.

Однако он успевает всадить копье в шею тура, пониже середины, туда, где горло, а сам падает уже по другую сторону быка. Почти в то же мгновенье, ткнувшись мордой в редкую лесную траву, тур валится на него. Прежде, чем потерять сознание, Кукша успевает почувствовать, что у тура родной запах домовичской коровы.

Через несколько мгновений Шульга оказывается возле тура, спрыгивает с коня и подсовывает древко копья под зверя, силясь приподнять тушу, чтобы Кукша не задохнулся. Но одного древка недостаточно. Шульга взглядывает на полянина, ему кажется, что тот мешкает нарочно, и, забыв о его возрасте и знатности, он гневно кричит:

– Что ты там застрял, куриный потрох?

Словно стряхнув оцепенение, полянин бросается на помощь. Вдвоем они приподнимают часть туши над Кукшей, а освободившийся наконец Оскольд вытаскивает из-под нее едва не задохнувшегося Кукшу.

Из-за реки возвращаются охотники, у них на ивовых носилках лежит Кукша. Князь Оскольд велит нести его на женскую половину усадьбы, в дом княжны Вады. Вада известна как знахарка. Каждое лето в Купальскую ночь она идет в чисто поле, на луга или на лесную опушку и в полночь все травы и цветы шепчут ей, от какого недуга они помогают и когда их лучше всего брать. Вада уже изъявила согласие лечить и выхаживать Кукшу.

В ее дом ведет дверь с низкой притолокой, земляной пол углублен на три ступеньки. Всякого, входящего в дом, обдает смешанным запахом разных трав, цветов и кореньев, пучками развешанных по стенам. Вдоль левой стены высоко над полом устроена широкая лавка, на которой Кукша будет лежать один, чтобы его никто не беспокоил. На лавку, поверх соломенной подстилки, положен большой простеганный мешок с конским волосом, в головах – такой же простеганный подголовок. Сверху на все это постелена лебяжья перина.

Такая же высокая лавка идет и поперек избы, у торцовой стены, – это Вадино ложе.

Ваде позволено требовать себе в помощь любую рабыню в усадьбе. Сколько угодно рабынь. Любые яства и пития и, конечно, любые целебные снадобья или то, из чего их готовят. Если ей понадобятся редкие травы или коренья, на поиски немедленно отправятся десятки рабынь, если потребуется оленья желчь или парная зверина, множество конных охотников устремится в леса.

Пострадавший не случайно помещен на женской половине и отдан в заботливые женские руки. Всяк знает, что мужчина получил от Сварога дар ковать и пускать в ход оружие, а женщина получила дар исцелять и выхаживать раненых. Кукша раздет и уложен. Вада спрашивает у него, где больно. Он указывает на левую часть груди. Врачевательница ощупывает пальцами ребра. Дважды Кукша говорит: