Теперь он вглядывался в тот берег, где начинаются места, считающиеся непроходимыми. Проводники, шедшие с ним до Окса, отказываются идти дальше, уверяя, что места там гиблые, а воздух так раскален, что у птицы, решившейся по глупости перелететь пустыню, воспламеняются перья; песок столь горяч, что животные обжигают ноги и падают бездыханными. Но сына Зевса это не должно страшить, он поведет туда войска. Трудные испытания предстоят его воинам, не каждый выдержит. Ну и ладно, от слабых и в бою не много проку…

Как рой мух облепляет струю текущей по жертвеннику крови, так берега реки облепили его усталые, мучимые жаждой воины, пихают друг друга, ссорятся, обнимаются, смеются. Скрип арб, бряцанье оружия, рев верблюдов, ржанье коней, крики встревоженных чаек слились в общий шум, в котором тонули человеческие голоса, и невозможно было говорить друг с другом, не приблизившись на расстояние вытянутой руки. Все, словно с ума посходили, черпают воду ладонями и шлемами, льют на себя, брызгая, снимают одежду, полощут в воде.

По крутому откосу почти бегом поднимается на обрыв Клит. Он несет, держа в обеих руках, серебряный кувшин, из узкого горлышка которого, словно ожерелья, выплескиваются, сверкая, струйки воды. Подбежав, протягивает Александру. Царь берет неторопливо, не подавая виду, что его, как и всех, мучит жажда. Он пьет медленно, и вода стекает по его подбородку на грудь.

Царь хотел оставить Клита здесь в качестве сатрапа Бактрии. Ему для этого был нужен именно такой преданный человек, как Клит, ибо сатрап должен был принять на себя и командование значительными воинскими соединениями. Но Клит отказался, не захотел расставаться с Александром. Мало ли что может с ним случиться в пути, лучше быть рядом и иметь возможность в любой момент прийти ему на помощь… Александру пришлось оставить правителем Бактры Аминту, ничем еще не отличившегося и даже не выступавшего никогда прежде в качестве самостоятельного военачальника.

Александр утолил жажду и умылся, вылив остатки воды себе на ладонь.

За спиной царя на небольшом холме, окруженном аргираспидами[63], возводили белый шатер из тонкой кожи.

Царь, вытянув руку, показал на воинов, облепивших берег, и коротко бросил:

— Довольно!..

Толпящиеся вокруг него военачальники научились понимать его с полуслова и тотчас отдали нужные распоряжения. Не прошло и четверти часа, как берег опустел. Теперь к воде приблизились те, кто почти в течение часа дожидался своей очереди. Выдержав это нелегкое испытание, они спускались к реке неторопливо, с достоинством. И царю подумалось, что именно эти воины самые мужественные в его войске и каждый из них достоин награды.

Вдоль берега уже выросли шатры, в которых воины могли спрятаться от беспощадного солнца. И Александр объявил трехчасовой отдых перед тем, как начать переправу. Отдохнуть, а то и поспать могли только воины, но отнюдь не военачальники…

В царском шатре собрались самые опытные гиппархи, хилиархи, друзья и советники царя, Птолемей, Клит, Кратер, Эригий, Каран, Архелай. Сидя на тонких подстилках, брошенных поверх рогожи, они запивали легкую походную трапезу умраном, напитком местных варваров, к которому уже привыкли, держали между собой совет. Каждый делился опытом и предлагал свой способ переправы. Кто-то посетовал, что поблизости нет деревьев, из которых можно было бы соорудить плоты, на что Птолемей, держа в руке мосол и сдирая с него зубами сушеное соленое мясо, заметил:

— Я видел невдалеке гигантские трухлявые пни. Судя по кольцам, тут некогда росли старые, быть может, тысячелетние платаны, дубы и вязы.

— Скорее всего варвары пустили их на костры, — усмехаясь, заметил Кратер.

— А не Кир[64] ли в свое время использовал их для своих плотов? — высказал мысль Клит.

— Тут, я не сомневаюсь, было много желающих пощупать тот берег копьем, — сказал, набив рот мясом, Птолемей. — Согдийцы уничтожили эти деревья, это было в их интересах.

— Я хотел бы услышать от вас нечто дельное, что облегчило бы нашу задачу, — заметил Александр. — Или ваши мозги усохли от жары и без хорошего вина уже не соображают?

— Великий царь, — обратился к нему Клит. — Один из моих проводников утверждает, что наиболее удобное место для переправы там, вверх по течению, у местечка Тохтакара[65]. Там берега столь близко, что от одного до другого перелетает стрела…

— А мой проводник советует двигаться вниз по течению до кишлака Калиф[66], — сказал Кратер. — Берег реки там густо зарос сухим тростником. Из него египтяне сооружают суда, способные выходить в открытое море. А мы попробуем связать плоты, которые поднимут не только людей, коней, верблюдов, но и тараны с колесницами.

За пологом шатра послышались шум, топот бегущих, возбужденные голоса стражников.

— Что там у вас? — громко спросил царь, уперев руки в колени; он научился сидеть на полу, скрестив по-восточному ноги, и даже находил эту позу весьма удобной.

Друзья же его все еще привыкали к этой позе и беспрестанно ерзали, вызывая у него усмешку.

Откинув полог, вошел стражник и доложил, что на противоположном берегу появилась группа всадников, тотчас повернула обратно и скрылась за барханами.

Это не вызвало удивления у Александра. Было бы странным, если бы согдийцы не следили за каждым его шагом и не попытались помешать его переправе через Окс. Это последняя для них возможность задержать его продвижение. Или, во всяком случае, нанести его войску ощутимый урон. И чем быстрее они переправятся, тем меньше у них будет потерь. Для этого нужно выбрать место, где река не столь широка, либо такое, где можно соорудить средства для переправы.

Еще Александр подумал о том, что хорошо поступил, отправив раненых воинов после двухмесячного отдыха в Бактре домой. Неизвестно, какие испытания предстоят по ту сторону Окса, поэтому он взял с собой наиболее сильных, испытанных в бою.

Он заметил, как высоко поднялось солнце, и сказал:

— Пора трубить сбор. Вы, Кратер, Эригий, Каран, поведете свои когорты на юг к Тохтакара, переправитесь там. Клит, Птолемей, Архелай останутся со мной. Мы направимся на север, к Калифу. Это вызовет у варваров недоумение. Пока они спохватятся, разгадают наш маневр и будут решать, что делать, мы, при помощи всемогущего Зевса, уже будем на той стороне.

Полководцы встали и направились из шатра, торопясь исполнить повеление.

Через несколько минут раздались пронзительные звуки рожка. Поодаль ему завторил другой, потом третий.

Александр вышел понаблюдать, как спешно седлают коней гетайры, тяжеловооруженные конники из македонской знати, выстраиваются, готовясь к походу, в две длинные шеренги гипасписты, пехотные отряды, составляющие царскую гвардию. Раздавались отрывистые команды, поспешали к своим отрядам, побрякивая оружием, воины, били копытами о землю отдохнувшие кони. В лощине разворачивались колесницы, в них были запряжены по четверке коней, и выезжали на дорогу…

Берега реки возле Калифа густо поросли камышом, в котором звенели тучи комаров и квакали на разные голоса лягушки. В этом кишлаке, видимо, жили рыбаки. На кольях были развешаны и сушились сети, а на веревках вялилась рыба. В очагах еще не остыла зола. Но дома были пусты. Жители в спешке куда-то бежали, прихватив скот и домашнюю утварь.

В камышовых зарослях обнаружили три полузатопленные лодки. Стали было вычерпывать из них воду, но у тех оказались проломленными днища.

Времени терять было нельзя. Момент внезапности в тактике Александра всегда играл решающую роль. Он приказал собрать все, сколько было в наличии, шкуры животных и сшить из них большие мешки. Древние финикийцы для переправы через реки использовали бурдюки, надутые воздухом. Кожаный мешок воздухом не накачаешь, но сухой травой его набить можно.