Слова эти были адресованы, естественно, не бухгалтеру, а Меллеку Веллеку, и тот беспокойно зашарил руками по столу.

Бабалы все глядел на бедного бухгалтера, который трясущимися руками собирал папки.

— Скорее, скорее. Когда понадобитесь, я вас вызову.

Только после того как бухгалтер ушел, Бабалы повернулся к Меллеку Веллеку:

— По какому праву вы хозяйничаете здесь?

Тот успел уже оправиться, острые его глазки зло сверлили Бабалы:

— Вы этот тон оставьте, Бабалы Артык! Я член коллегии министерства.

— Но, насколько мне известно, не являетесь моим непосредственным начальством.

— Но я облечен высокими полномочиями. Я возглавляю комиссию, созданную министерством для проверки дел на Рахметском участке. Вот приказ министра.

Бабалы брезгливым жестом отстранил бумагу:

— Мне незачем его читать. Поскольку председателем комиссии назначены именно вы — приказ заранее вызывает у меня сомнения. Я сомневаюсь в вашей беспристрастности и добросовестности, Меллек Веллек! Вы уже пытались оклеветать меня на коллегии. — Он обвел взглядом членов комиссии: — Меллек Веллек получил тогда отпор, товарищи. Вы это должны знать.

Меллек негодующе всплеснул руками:

— Вы слышали, товарищи?! Бабалы Артык не желает с нами считаться. Для него приказ министра — клочок бумаги.

Один из членов комиссии, рыжеватый, в очках с желтой оправой, неторопливо проговорил:

— Видите ли, Меллек Веллекович. Если у вас с Бабалы Артыковичем какие-то счеты, то он вправе выразить вам недоверие.

Меллек устремил на него яростный взгляд:

— Вас ввели в комиссию не за тем, чтобы подрывать авторитет ее председателя!

— Наш долг — разобраться во всем с полной беспристрастностью. Это главная задача комиссии. А я слышал о вашем столкновении с Бабалы Артыкови-чем… Вы, по-моему, вообще имеете на него зуб. Какая же тут может быть беспристрастность?

Бабалы снова обратился к членам комиссии:

— Прошу понять меня правильно, товарищи. Я ничего не имею против того, чтобы вы проверяли нашу работу и этим помогли нам. Вам на участке не будут чинить никаких препятствий. Но я буду настаивать на том, чтобы Меллека Веллека отозвали обратно в Ашхабад.

— Еще посмотрим, кому отсюда придется убраться! — выкрикнул Меллек.

— Я постараюсь доказать, что вы преследуете свои цели, далекие от задач, которые стоят перед комиссией. А пока попрошу освободить мое место. Я хочу побеседовать с членами комиссии.

— Значит, со мной вы не желаете разговаривать?

— Нет. Не желаю. А если вы уж очень жаждете с кем-либо поговорить, то можете наведаться в местную тюрьму, где томится в одиночестве ваш друг Муррук Гышшиев. Я, товарищи, потом подробно ознакомлю вас с биографией этого человека и историей его ареста.

У Меллека глаза горели как угли:

— Ты еще ответишь за свои слова, Бабалы Артык! Я найду способ связаться с Ашхабадом, и тебе не поздоровится.

Он как ошпаренный выскочил из кабинета.

С места поднялся рыжеватый мужчина в очках:

— Вы извините нас, Бабалы Артыкович. Комиссия наша была создана наспех, меня, например, включили в неё перед самым отъездом из Ашхабада, так сказать, скоропостижно. Теперь я вижу: председатель хотел использовать нас как орудие в неблаговидных целях. Без него, к сожалению, мы не имеем права приступить к исполнению своих обязанностей. Но с вами постараемся еще встретиться, хотелось бы, чтобы вы обрисовали нам обстановку…

Другой член комиссии, мрачный, носатый, прервал его:

— Говорите только за себя, уважаемый.

— Так или иначе, но с Бабалы Артыковичем нам придется пока проститься. Все, надеюсь, в этом со мной согласны?

Когда Бабалы и Зотов остались одни, Иван Петрович покачал головой;

— Не хватили ли вы через край, Бабалы Артыкович? Все-таки приказ министра… И как-никак Меллек Веллек член коллегии министерства.

— Я уверен, что он и добился создания этой комиссии. Уверен, что большинство в ней — его люди. Вы-то понимаете, зачем они прибыли? Меллек Веллек не трогал меня, пока не заварилась эта каша с Мурруком Гышшиевым. И ему надо меня скомпрометировать, чтобы бросить тень и на все мои действия, в том числе — на действия, направленные против этого жулика.

— Я все понимаю, Бабалы Артыкович. Но ваш тон… Меллек Веллек вам этого не простит.

— Иван Петрович, дорогой, только не пугайте меня последствиями нашей стычки!.

— Все-таки и о них надо думать…

— А я вот не думаю. Это во мне, наверно, отцовское. И еще неизвестно, прощу ли я Меллеку его самочинное вторжение. Приказ министра, приказ министра… Это так, для прикрытия. Меллек способен выбить любой приказ из самого аллаха.

На столе длинно зазвонил телефон. Бабалы поднял трубку, узнал, что его вызывает Мары, и тут же услышал раскатистый бас Новченко:

— Бабалы, появился у тебя Меллек Веллек со своей комиссией?

— Только что был.

— Гони его в три шеи! Ишь, министерские решили в следователей поиграть. Даже меня не поставили в известность. Ты их и на порог не пускай, слышишь? Всю ответственность я беру на себя.

Голос Новченко раздавался на весь кабинет.

Зотов стоял, боясь шевельнуться. А Бабалы рассмеялся:

— Сергей Герасимович, я на расстоянии чувствовал вашу поддержку. И к хвосту Меллека привязал трещотку. Унесло его от меня, как перекати-поле. Я думаю послать министру письмо с протестом…

— Не подставляй шею, я сам с ним поговорю.

Новченко поинтересовался, как идут дела на участке. Бабалы сказал, что все в порядке, строители трудятся, не жалея сил, и особенно ему хотелось бы отметить работу скреперистов, спрямляющих трассу; если есть такая возможность — неплохо было бы представить несколько человек к наградам.

Новченко пообещал сделать все, что в его силах.

Положив трубку, Бабалы повернулся к Зотову:

— Слышали, Иван Петрович?! Я, выходит, действовал правильно.

Зотов вздохнул:

— Как будто Сергей Герасимович всегда прав!..

— Но я-то прав в данном случае?

— В принципе — да. Однако можно было бы держаться и помягче. Зачем дразнить гусей? Вас же и заклюют…

— Что ж, Иван Петрович, в большом деле без жертв, видимо, не обойдешься. Но когда сознаешь свою правоту, не страшно пойти и на жертвы. Ладно, хватит об этом. По-моему, Иван Петрович, мы с вами давно не были в бригаде Мухаммеда Сарыева? Не съездить ли нам туда?

— Я как раз собирался к ним, да тут эта комиссия нагрянула. Бабалы Артыкович, я поеду, а вы останьтесь. Мало ли что может случиться…

— Хорошо. Передайте привет всей бригаде и персонально Мухаммеду, Аннаму и Бостан-эдже.

Оставшись один, Бабалы задумался, но тут принесли свежую почту. Среда других были письма от Аджап и Артыка. Конверт с письмом Аджап Бабалы вскрыл первым…

Аджап коротко сообщала о своем переезде в Рахмет, о срочном вызове на семинар, о неудачном визите в дом Бабалы, а дальше следовал подробный рассказ о том, как к ним явился Меллек Веллек, как нападал он на Новченко, а потом и на Бабалы, и как возникла ссора между ним и Артыком Бабалы.

Бабалы крепко потер ладонью щеку… Вон какие новости. Отец-то, оказывается, в Ашхабаде, гостит у, родителей Аджап. А ему и знать об этом не дал. Ну, это-то как раз в его характере. Жаль, конечно: оба были в Ашхабаде — и не увиделись. И с Аджап он мог бы встретиться, не поспеши на поезд. А поспешил из-за нее же, из-за Аджап. Весы шайтана, как сказал Нуры…

Но Меллек-то — каков негодяй! Знай Бабалы о его разговоре с отцом, он бы обошелся с этим мерзавцем еще круче. Впрочем, может, это и к лучшему, что письмо Аджап пришло не перед появлением комиссии, а после. Иначе, действительно, неизвестно, чем бы закончилась его стычка с Меллеком Веллеком. И к чему бы все это привело… Но Меллек за все поплатится!

Письмо отца вызвало у Бабалы улыбку и привело его в добродушное настроение.

Артык ни словом не упоминал о своем конфликте с Меллеком Веллеком — возможно, он взялся за перо раньше, чем Аджап, еще до встречи с Меллеком.