Берды Кербабаев
КАПЛЯ ВОДЫ — КРУПИЦА ЗОЛОТА
(роман)
Глава первая
Старый знакомый
есна в тот год выдалась ранняя и капризная, под стать непостоянной красавице: жаркая, ясная погода сменялась вдруг дождливой, промозглой. Нынче с неба сыпал снег, мелкий, как мука, а назавтра налетала гроза, с громом и молниями, с ветром и ливнем, который сплошной зыбкой стеной обрушивался на землю.
Утром люди не знали, в чем им выйти на улицу: в шубах, пальто или легкой одежде.
Наконец погода вроде выровнялась, и солнце взошло — истинно весеннее, яркое, улыбчивое, оно преобразило все вокруг, придало земле нарядный вид, словно умыло и подрумянило ее, и казалось, мир раздался вширь и воздуха стало больше.
От разогретой, будто вспотевшей от тепла, почвы шёл легкий парок — колыхался в воздухе прозрачной дымкой.
Солнце поднималось все выше — дымка рассеялась и все пространство между небом и землей заполнилось золотистым светом.
Ах, как вольно дышалось в этот день! Как томительно-сладко пах ветерок! Как радостно, освобожден-но распелись птицы!
Мир выглядел обновленным — и люди тоже.
Они бодро шагали по улице колхозного поселка, щурясь от солнца, с наслаждением, глубоко и жадно, вдыхали свежий, чуть сыроватый воздух…
Среди прохожих, спешивших по своим делам, выделялся осанистый, пожилой мужчина — и походкой и внешностью.
Он шествовал неторопливо, с благожелательным любопытством разглядывая встречных, любуясь домами, еще голыми деревьями, внимательно изучая все, что попадалось на пути, как будто он шел здесь впервые.
Но он хорошо был знаком местным жителям. С ним почтительно здоровались. Пройдя мимо, иные оглядывались, обменивались восхищенными репликами:
— Наш ага * — как могучий чинар! Людей вокруг словно деревьев в саду, а он все равно всех приметней.
— А я бы сравнил его с инером * в верблюжьем караване.
Чернобородый мужчина в шапке-човурме *, приветственно кивнув нашему герою, повернулся к своему спутнику и, понизив голос, сказал:
— Знаешь, что это за человек?.. Сама легенда!.. В свое время баи дрожали перед ним. А мою семью, отца моего он спас от верной гибели.
Многие, повстречав его, потом переговаривались меж собой с нескрываемой радостью:
— Не сглазить бы, но гляди, какой бравый вид у нашего ага!.. Да он любого джигита заткнет за пояс.
— Да, одно слово — богатырь!
Мужчина, медленно идущий по поселку, и впрямь выглядел молодцом и невольно обращал на себя внимание. В его глазах, черных, глубоких, светились мудрость и опыт. Однако стариком его никак нельзя было назвать. Кожа на чисто выбритом лице гладкая, лишь нижние веки тронуты топкой паутинкой морщин. Шея — как ствол молодого дерева. Пышные усы лихо закручены, и редкими длинными искорками мелькает в них седина. Вот подбородок чуть полноват, уже второй наметился…
Форма усов, серая каракулевая шапка выдавали в нем сельского жителя, а добротный серый костюм, коричневый плащ, модные туфли делали его похожим на горожанина.
Завидев проезжавший мимо грузовик, такой грязный, будто его только что выкопали из земли, мужчина поднял руку и, когда машина остановилась, пальцем поманил к себе шофера. Тот вылез из кабины, подошел к мужчине, прижимая ладонь к сердцу:
— Салом алейкум, ага!
— Валейкум ассалом, дорогой Аннам. Ты, значит, работаешь шофером на этой машине?
— Точно. Вас подвезти, ага?
— Мне спешить некуда.
— Может, передать что хотите?
— Нет, Аннам. Я вижу, тебе не терпится узнать, зачем я тебя позвал? Гм… Скажи, дорогой, когда ты выезжал из гаража, тебя кто-нибудь из начальства видел?
Шофер в недоумении пожал плечами:
— Нет… А что, меня ищут?
Мужчина будто и не слышал его:
— Скажи, ты всегда выходишь на работу такой нарядный? Ишь как расфрантился, прямо и на шофера-то не похож.
— А, вы про это! — Аннам с улыбкой оглядел свой новый костюм. — Я вчера на тое был, ну, засиделся там, не успел переодеться. С тоя прямым ходом — в гараж.
— Так… — Мужчина насмешливо прищурился: — А твоя машина тоже была вчера на тое?
Шофер оторопело воззрился на собеседника:
— Машина? На тое?
— Ну да. Ах, какая она чистая да нарядная, любо-дорого глядеть!
Аннам густо покраснел:
— Простите, ага. Из-за этого тоя я не успел ее помыть.
— Нехорошо, дорогой, Шофер за машиной должен следить тщательней, чем за собой. Пусть уж лучит ты был бы грязный, а машина блестела, как новенькая!
— Понимаю, ага. Это все той вчерашний…
— Да что ты заладил: той, той. Невелик грех — посидеть с друзьями, повеселиться, выпить. Но за всем этим нельзя забывать о своей рабочей чести! Всадник бережет и холит коня, шофер — машину.
Аннам тяжело вздохнул и подумал про себя: уж лучше бы ага влепил ему затрещину! Слова его, строгие, насмешливые, били куда больней.
— Ладно, Аннам. Езжай своей дорогой.
Шофёр бросился к грузовику, а мужчина степенно двинулся дальше.
Когда он миновал дом, где на крыльце стояла молодая женщина с ребенком па руках, та, глядя ему вслед, тихо сказала малышу?
— Знаешь, кто это прошел, ягненочек мой? Это твой дедушка, дедушка всех ребятишек нашего села!.. Он за твое счастье сражался. Он аул наш прославил на, всю страну!.. Дай бог ему здоровья, нашему Артыку-ага.
Рядом с женщиной оказались в это время двое прохожих, одетых по-городскому. Услышав имя, произнесенное женщиной, они переглянулись, и тот, что был помоложе, спросил:
— Уж не об Артыке ли Бабалы она говорит?
Его спутник, плотный, седобородый, присмотревшись к удалявшемуся мужчине, кивнул:
— Да, это Артык Бабалы.
Молодой недоверчиво улыбнулся:
— Я его совсем другим представлял. На лихом коне, с горящим взглядом. Искры из глаз, искры из-под копыт!
— Ты его прежде никогда не видел?
— Нет! Но наслышан о нем достаточно. Как же: гроза басмачей, и баев Отважный, джигит!
Седобородый задумчиво проговорил:
— Помнишь яблоньку, которую ты посадил, в позапрошлом году?
— Ну?!
— Какая она тогда была: тоненькая, как карандаш. А нынче ствол ее толще твоей руки, и ветви покрылись листвой, дающей тень.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что все меняется. Яблонька выросла. Но осталась все той же яблонькой!
— Не понимаю.
— Ты, по-моему, почувствовал разочарование, увидев Артыка Бабалы, а? Постарел он, это верно, И однако это все тот же Артык!
— И тот— и не тот?
— Да, внешне он изменился. Бег времени не остановишь. Изнашиваются халаты, увядают цветы… А вот золото — не ржавеет. И драгоценные камни остаются драгоценными. Яблоня же, подрастая, дает все больше и тени, и плодов.
— Ты хочешь уподобить Артыка-ага сразу и золоту, и яблоне?
— Или неколебимой скале! Мороз превращает в лед воду, зной сушит траву, сель тащит с собой камни, рушатся под порывами времени дома и ограды, но ничто не в силах сдвинуть с места, иссушить, заморозить, разрушить гранитную скалу.
— Так Артык-ага — скала?
— Нет, металл, еще вчера кипевший, а потом прошедший горнило испытаний и закалившийся в нем. — Седобородый засмеялся и потрепал своего спутника по плечу. — А проще: Артык — ото человечище! Он доныне молод душой. Хоть и возмужал — умом и нравом. Сорок лет прошло с тех пор, как закрутила его буря революции, гражданской войны. Ох, горяч же он тогда был — до безрассудства. Он и сам в этом признавался: понимаю, говорит, что порой гнев берет во мне верх над разумом, а ничего не могу с собой поделать. Да, так он говорил… И сумел сохранить жар души. И в то же время обрел опыт и мудрость.
— Как он шагает, — широко, уверенно!