Анзар Атдаевич увещевал Новченко, как учитель провинившегося ученика, и тот не смог сдержать невольной улыбки:
— А что, характер у меня — не очень?
— Даже очень «не очень»! — улыбнулся и Атдаев. — Да для вас и самого это, наверно, не секрет. — Он посмотрел на часы. — Через час бюро. Товарищи хотят вас послушать. От заместителя министра нами получена серьезная докладная записка, вам вручат копию, ознакомьтесь с ней. Надеюсь, на закрытом бюро ЦК вы не будете вести себя, как на боксерском ринге.
— Постараюсь, — буркнул Новченко.
— Уж, пожалуйста, дорогой Сергей Герасимович. Не прощаюсь с вами — через час увидимся.
Заседание бюро ЦК началось ровно через час.
Главным вопросом, который обсуждался на нем, был вопрос о строительстве Большого канала.
Когда на бюро появился Алексей Геннадиевич, Новченко понял, что драки все-таки не избежать. Он успел уже прочесть докладную замминистра и внутренне напрягся, но решил, что бы там ни было, держать себя в руках. Анзар Атдаевич прав: спокойствие — всегда только на пользу делу,
Анзар Атдаевич, обращаясь к нему, сказал:
— Товарищ Новченко, бюро хотело бы посоветоваться с вами и с руководством министерства по некоторым вопросам строительства Большого канала.
Новченко поднялся, опираясь ладонями о стол:
— Пословица гласит: халат, скроенный по общему, совету, коротким не бывает,
— Сидите, сидите. Вы ознакомились с докладной замминистра?
— Она для меня — не новость. Я заранее мог вам сказать, что в ней содержится.
— Такой вы провидец?
— Просто мы по-разному относимся к делу, и наши позиции не меняются. Заметьте: в докладной— только обвинения по моему адресу и ни одного позитивного предложения.
— Разве министерство не может поправить вас, когда вы ошибаетесь? Ведь строительство Большого канала находится в ведении министерства.
— Министерства — но не заместителя министра. У него своя точка зрения на проект канала.
— В чем же она, по-вашему, заключается?
— О ней можно судить и по докладной. Для Алексея Геннадиевича основной проект незыблем, как для правоверного мусульманина — утверждения корана. К проекту, по его мнению, нельзя даже прикоснуться карандашом,
— Проект принимала государственная комиссия.
Сергей Герасимович уже с трудом сдерживал себя. Положив на стол сжатые кулаки, он принялся объяснять:
— И все-таки это только проект! Ведь и бюро ЦК перед каждым важным заседанием подготавливает проект резолюции. Сам ход заседания меняет его.
— Именно: сам ход заседания. А не кто-нибудь единолично.
— Вы хотите сказать, — начал горячиться Сергей Герасимович, — что проект строительства ломает Новченко?
— Это следует из докладной.
— Докладная! — Новченко пренебрежительно махнул рукой. — Это бумажка. И проект начертан на бумаге. А вы знаете, товарищи, что даже в государственные законы со временем приходится вносить изменения. Жизнь не стоит на месте. И не жизнь надо равнять на бумагу, а бумагу — на жизнь. Мы изменяем отдельные места проекта на основании практики, опыта, который накапливается в ходе строительства канала. Сама жизнь вносит в него поправки! И творческая мысль строителей.
— Не смешивайте творчество с собственным произволом, — подал с места реплику Алексей Геннадиевич.
Анзар Атдаевич постучал по столу карандашом.
— Вам я пока слова не давал. Товарищ Новченко, в докладной говорится, что вы даже трассу канала ведете не по проекту. Это — плод чьей-либо творческой мысли?
— Ответственность за это несу я — как начальник строительства. Проектировщики допустили тут явный просчет. Посмотрите, — Новченко подошел к карте, раздвинул шторки, провел по карте пальцем. — Линия трассы изгибается, словно серп. И растягивается на сорок семь километров. Если спрямить ее, длина трассы сократится на целых семь километров.
— Семь километров? — переспросил Анзар Атдаевич. — Солидно!
По кабинету прошел удивленный шумок.
Секретарь обратился к Алексею Геннадиевичу:
— Спрямление трассы действительно сократит ее на семь километров?
Тот подтвердил:
— Да, сократит.
— О чем же тогда спор?
— Видите ли… Проектировщики и хотели сначала вести трассу прямо. Но тогда она ушла бы в низину. Поэтому решено было тянуть ее в обход этой низины.
— Что вы на это скажете, товарищ Новченко?
— Путь канала через низину равен всего половине километра. Легче и выгодней поднять его здесь, чем прокапывать семь километров пустыни.
Один из членов бюро недоверчиво спросил:
— Вы собираетесь поднимать воду?
— А что тут такого? В целой посуде ее можно донести, не расплескав, и до неба.
— Вопрос в том — целая ли эта ваша посуда, — снова вмешался замминистра. — Песок — это решето. Воду в решете не удержишь.
— Мы говорили с опытными строителями, — как можно спокойней отозвался Новченко. — Если смешать песок с другим грунтом, то он будет держать воду надежнее, чем цемент. Надлежащие опыты проведены и убедили нас в разумности спрямления трассы. Вам ведь известно, товарищи, с каким трудом проходят строители каждый километр трассы, сколько тысяч тонн песка приходится выбирать, переносить с места на место. Сколько при этом тратится сил и средств! Затраты при спрямлении канала тоже неизбежны — понадобится поднимать его в низине. Но они и в сравнение не идут с затратами, предусмотренными проектом. Наше предложение — пускай Алексей Геннадиевич считает его моим, его воля — намного сократит сроки строительства канала на участке Рахмет, сэкономит миллионы народных рублей. Об этом в докладной записке почему-то не сказано ни слова.
— Потому, что это авантюризм! — возразил Алексей Геннадиевич. — Если низина впитает всю воду, которая должна пойти по каналу, то государство потеряет не миллионы, а миллиарды рублей.
Новченко сверлил его ненавидящим взглядом:
— Есть такая пословица, Алексей Геннадиевич: у труса — в глазах двоится. Вы видите опасность там, где ее нет, и преувеличиваете не вдвое, а в сотню раз!
— Товарищ Новченко! — укоризненно сказал Анзар Атдаевич.
Сергея Герасимовича уже трудно было остановить:
— У туркмен есть еще пословица: воробьев бояться — не сеять просо. Боязнь риска, преклонение перед буквой проекта мешают Алексею Геннадиевичу видеть действительность. У него шоры на глазах! Он не желает учитывать хотя бы такого решающего обстоятельства, как наличие на строительстве мощной современной техники, огромный гидротехнический опыт наших инженеров, их знания, их стремление к творческому поиску. Да с такими людьми, с такой техникой мы можем горы, своротить, а воду поднять и на километровую высоту!
Члены бюро слушали Новченко внимательно, и многие с явным одобрением.
Замминистра попытался пошутить:
— Товарищи, начальник строительства использует песок не по назначению — он пускает его вам в глаза.
Никто не засмеялся.
Анзар Атдаевич спросил у Новченко:
— Вы говорите, трасса сократится на семь километров?
— Ровно на семь. Мы все подсчитали. Я сам побывал на трассе, каждый сантиметр прощупал.
— Семь из сорока семи… — задумчиво повторил Анвар Атдаевич. — Не шутка!.. Представьте нам ваше предложение, товарищ Новченко, мы его подробно рассмотрим. Если я не ошибаюсь, большинство членов бюро склонно принять вашу сторону. Как, товарищи?
Присутствующие зашумели взволнованно:
— На Новченко можно положиться!
— В таком деле риск оправдан!
— Проект — не фетиш!
Анзар Атдаевич кивнул, как бы подытоживая эти реплики:
— Верно. Не фетиш и не коран. Во имя экономической выгоды, во имя досрочной сдачи канала мы можем пойти и на решительную ломку проекта. Предложения же товарища Новченко касаются лишь его деталей. Деталей, правда, весьма существенных. И думаю, мы поддержим его.
Алексей Геннадиевич нервно постукивал по столу длинными пальцами.
Ободренный словами Анзара Атдаевича, Новченко, обращаясь ко всем присутствующим, проговорил: