— Говорить по-русски научился — это хорошо, а читать, наверное, не умеешь?

— Не умею, ваше превосходительство. Нет у нас учёного муллы в Арзгире, только один толкователь Корана — мулла Тахир. Но о чём же твои книги?

— Обо всём, джигит, что накопило человечество за тысячи лет своего существования. Тут древняя Греция и древний Рим, Византия, Турция, Арабский Восток…

Арслан даже названия стран, о которых упомянул Татищев, никогда раньше не слышал, и никак не мог представить, каким образом древние люди могли столько написать разных книг. Губернатор, наливая в чашки чай, с интересом поглядывал на растерявшегося джигита и словно читал его мысли:

— Небось, понять не можешь, кем писаны сии книги и о чём в них писано? Жаль, джигит, что без грамоты ты, мог бы сам их почитать. Но скажу тебе, не таясь, поскольку ты для меня безвреден, пригласил я тебя сюда, чтоб вытянуть из твоей головы сведения на две книжных страницы. Знаю я, что за Аралом есть ханства Хивинское, Бухарское, а какие династии там?

— Ваше превосходительство, разве знаю я? — ещё больше оробел Арслан. — Были кунграды, мангыты — теперь и тех, и других разогнал Надир-шах.

— Ну, вот видишь, а говоришь, не знаю. А откель пришли кунграды и мангыты в Среднюю Азию? Не есть ли они осколки Золотой Орды? Не приходилось ли тебе слышать от хорезмских людей о Чингис-хане, Тимуре, Тохтамыше?

— Да, ваше величество, об этих людях мы часто слышим, это наши предки. Когда я был у хана Ушака в Куня-Ургенче, он говорил о тохтамышских татарах; Надир-шах пригнал их в великий город Мерв и заставил жить на реке Мургап.

— Мангыты какие земли занимают, в каком месте живут?

— Мангыты в Бухарском ханстве, кунграды возле Арала…

Впиваясь серыми глазами в своего гостя, Татищев, словно щипцами, вырывал из него слово за словом. Арслан и сам не мог понять, откуда он знает о том, о сём. Вот уже о быте пошёл разговор, о нравах, обычаях, о переселении турок-огузов на Аральские и Каспийские равнины. Татищев одну за другой снимал с полок толстые книги, рассказывал гостю о Геродоте и Таците, которые первыми открыли для всех людей племена, живущие у Арала…

Татищев вставал, ходил по комнате, вновь садился, взмахивал руками: душа его горела, охваченная жарким интересом о далёком прошлом.

— Авеста — вот начало всех начал! — кричал он у самого лица Арслана, словно джигит не верил ему и сомневался во всём. — В Авесте сказано, какими были страны у Арала и Каспия. А жили первоначально там арийцы. Страна их, окружённая высокими горами, процветала оттого, что в горах брали начало семь рек, сливаясь в одно русло, подобно ветвям дерева, сходившимся в один общий ствол. А несла река свои могучие воды в море Каспийское. Эту страну мы и ныне зовём Семиречьем, а в те далёкие времена, четыре тысячи лет назад, она называлась Арианой… О древняя цветущая страна, какое несчастье постигло её! Главная река Сарасвати внезапно ушла и на её месте образовалось глубокое и огромное озеро Иссык-Куль, не давшее никакого истока. Пересохла Сарасвати. Главные её притоки — Сира, нынешняя Сырдарья, и Ямуна-Дарья, нынешняя Амударья, — потекли по пустому руслу Сарасвати, но сила их была не столь велика, как у исчезнувшей реки, и они разлились в болота, не дойдя, до Каспия. В других местах от недостатка воды началась засуха. Цветущая страна Ариана, как записано в Авесте, превратилась в пустыню. Жители покинули её и переселились в Бактриану, Согдиану, Иран, Малую Азию, Индию и даже в Европу…

— Хай-бой! — удивился Арслан. — Ваше превосходительство, а туркмены куда ушли?

— Туркмен в ту пору вообще не было! — решительно произнёс Татищев. — Гораздо позднее пришли к Аралу турки-огузы, присоединились к кочевым племенам, имя которым саки, и постепенно образовался новый народ — туркмены. В России называют вас трухменцами или туркменцами, но правильно туркмены.

— Дорогой господин губернатор, — вовсе осмелел Арслан, — скажи мне, почему донские атаманы носят наши папахи и называют их «трухменками»? И другие обычаи они переняли у туркмен.

— Но я же сказал тебе, джигит, саки и огузы долгое время жили рядом, соединяясь семьями, живя общинами. Казаки своими предками считают саков, а туркмены — огузов, но общего у них много. Родство их нравов и обычаев ещё больше сблизилось в пору царствования на Кавказе и на Волге Золотой Орды: казаки и туркмены служили золотоордынским ханам, ходили вместе в походы и набеги. Потом уж, когда Дмитрий Донской побил Золотую Орду, а Тимур добил её, — туркмены ушли в азиатскую степь, в Хорезм и к восточным берегам моря Каслинского, и краям персидским, на Мангышлак… В конце прошлого века, при царе Фёдоре Алексеевиче, часть туркмен вновь вернулась в низины Кавказа, на Куму и Маныч, где раньше стояли их аулы.

— Значит, мой дед Берек знал, что туркмены жили на Куме и Маныче ещё во времена Чингис-хана? — у Арслана от ошеломляющей догадки перехватило дыхание. Татищев ответил спокойно:

— Знал, наверное. Иначе бы зачем ему на Куму и в кавказские предгорья ехать? Мог бы остаться с калмыками в астраханских степях, коли не жилось ему в Хорезме…

Долго ещё продолжался разговор Татищева с туркменским джигитом: в кои времена ещё найдёшь себе собеседника по истории? Их и в Петербурге немного, да и до истории ли теперь?! Когда Арслан собрался уходить, Татищев властно проговорил:

— Заночуешь у меня, поговорим ещё.

— Господин губернатор, в караван-сарае ждёт меня Мурад-ага. Если не приду — сильно беспокоиться будет. Коням тоже надо корм дать.

— Дадут без тебя… Ужинать сейчас будем. Утром отправишься к своим…

Бросив основные войска на подавление вышедших из повиновения горцев, Надир-шах местом для главной ставки избрал город Дербент с его несокрушимой крепостью на вершине горы и могучей стеной, опоясывающей город. Шах приказал построить возле моря дворец, и каменотёсы немедля взялись за дело. Постройка должна быть грандиозной, а из этого следовало, что Надир— шах намеревался сделать Дербент одной из главных своих резиденций на Кавказе. Понял он после ухода из этих мест в 1736 году и гибели своего брата Ибрахим— хана, тремя годами позже, что над кавказскими народами необходим постоянный надзор. Без жёсткой всекарающей руки они разбредутся порознь и заживут как хотят. Сейчас владетели Дагестана — Сурхай-хан и его соратники, мелкие князья, вовсе отложились от Персидской империи. И Дауд-бек — правитель Шемахи в союзе с ними, выселил всех персов из своего города. Персидские войска двинулись туда, и Надир-шах ни на йоту не сомневался, что порядок будет восстановлен, предводителей привезуи к нему и он повесит их или выставит на шестах их головы.

Карательные войска шаха в первые же дни превратили горную страну в разорённый птичник. Курами выглядели женщины и дети, а мужчины, кто умел держать саблю или ружьё, съехались в боевые отряды и, заманивая персов всё дальше в горы, вовлекли их в долгую изнурительную войну. Надир-шах с нетерпением ожидал в Дербенте, когда же, наконец привезут к нему Дауд-бека и Сурхая, или хотя бы одного из них, но время шло, а предводители кащказских горцев, оказывая достойное сопротивление, не собирались идти на эшафот.

Но вот разнесс по побережью Каспия и в самом Дербенте слух: «Везут главаря — самого страшного врага, Надир-шаха!» Многие из горожан, у кого был конь, бросились следом за гуламами щаха, выехавшими принять схваченного главаря и доставить шаху. Доскакав до устья реки Милукенти, гуламы и дербентцы увидели на лужайке большой отряд конных нукеров и арбу, на которой громоздилась железная клетка, а в ней сидел нечёсаный и заросший чёрной щетиной человек. Внешне он больше походил на зверя, но его осмысленные глаза смотрели на сбежавшихся людей с явной насмешкой. У каждого создалось впечатление, что он жалеет их, живущих на воле: вот если бы сели они в клетку, на его место, то увидели бы настоящую свободу.

Нукеры отгоняли подальше любопытных, и на вопросы: «Кто он?», «В чём вина этого разбойника?» — не отвечали ни одним словом. Шахский сипахсалар, который взял на себя обязанность лично самому доставить преступника в Дербент, ревниво посмотрел на приехавших гуламов и, не выдержав их наглости захватать право представить злодея Надир-шаху, отогнал от клетки: