Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

К 5 часам утра мы находились у подножия скалистых отрогов очередного хребта. Мы устали, а от ветра, что дул вниз с возвышенностей острова, сильно мёрзли. Мы решили отойти под прикрытие скал передохнуть. Положив палки и тесло на снег, мы уселись на них как можно ближе друг к другу, обхватив руками тело. Ветер тут же нанёс вокруг нас небольшой сугроб, покрыв белой пылью одежду. Я подумал, что мы сможем какое-то время сохранить тепло и таким образом с полчаса отдохнуть. Через минуту оба мои спутника крепко спали. Я понял, что если мы задремем все вместе, то это обернётся катастрофой, заснуть в таких условиях было равносильно смерти. Через пять минут я их снова привёл в сознание, сказав, что они проспали полчаса, и дал команду к выходу. Мы так задубели, что первые две или три сотни ярдов шли на полусогнутых коленях. Перед нами лежала цепь зубчатых горных вершин со щелью, наподобие выбитого зуба. Это был хребет, который протянулся в южном направлении от залива Фортуны и наш курс на восток в Стрёмнесс лежал сквозь него. К щели вёл очень крутой склон, а в неё врывался ледяной ветер (ныне перевал BreakWind Gap, прим. пер.).

Мы вышли на седловину в 6 утра с тревогой, настолько же сильной, насколько устали наши тела. Если далее спуск окажется непроходимым, то наше положение будет почти безнадёжным, но худшее обернулось лучшим для нас. В начинающемся рассвете прямо по курсу появилась изогнутая, похожая на волну скала порта Хусвик. Не говоря ни слова, мы пожали друг другу руки. В нашем сознании путешествие закончилось, хотя на самом деле, предстояло пройти ещё двенадцать миль по сложному рельефу. В направлении долины, отделявшей наш хребет от холмов сразу за Хусвиком, уходил пологий снежный склон, и когда мы стояли, пристально глядя на него, Уорсли торжественно сказал: «Босс, это выглядит слишком хорошо, чтобы быть правдой!» Мы пошли вниз, держа курс на воду 2500 футами ниже. Мы видели небольшую рябь на чёрном пляже, пингвинов, расхаживающих взад и вперёд, и тёмные предметы, которые выглядели словно тюлени, лениво развалившиеся на песке. Это был восточный берег залива Фортуны, отделённый нашим хребтом от берега, который мы видели ночью. Склон, по которому мы спускались, круто обрывался к пляжу. Но наш воспаривший дух было не напугать трудностями последнего этапа пути и, довольные, мы сели позавтракать. Пока Уорсли и Крин копали яму для примуса и начали готовить, я поднялся на отрожек над нами. Было 6.30 утра и я подумал, что быть может услышу звук пароходного гудка. Я не был в этом полностью уверен, но знал, что люди на китобойной станции в это время встают на работу. Спустившись в лагерь, я сказал об этом спутникам и в сильном волнении мы наблюдали за стрелкой хронометра, приближавшейся к семи часам утра, когда китобоев вызывают на работу. Минута в минуту пароходный гудок донёсся до нас, пронесённый ветром сквозь вклинившиеся мили камней и снега. Никто из нас никогда не слышал музыки слаще. Это был первый звук из внешнего мира, который мы услышали с тех пор, как в декабре 1914 года покинули Стрёмнесс Бэй. Этот гудок сказал нам о том, что рядом были люди, что корабли находились на месте, и что через несколько часов мы сможем быть на обратном пути к острову Элефант, неся помощь людям, ожидающим её там под присмотром и опекой Уайлда. Этот момент трудно описать. Страдания и боль, путешествия на лодках, переходы, голод и усталость, казалось, ушли в прошлое, и осталось только полное удовлетворение, которое приходит от хорошо проделанной работы.

Обзор окрестностей с отрожка ничего не дал, и после спуска я обрисовал ситуацию Уорсли и Крину. Наш очевидный курс лежал вниз по снежному склону в направлении Хусвика. «Парни» — сказал я, «этот снежный склон, похоже, заканчивается пропастью, но, возможно, там нет пропасти. Если мы не пойдём вниз, мы должны сделать крюк не менее пяти миль, прежде чем достигнем низа. Что выберем?» Они оба сразу же ответили: «Попробуем склон.» Итак, мы начали спускаться вниз. Мы оставили пустой примус на месте завтрака и тащили теперь с собой по одному пайку и сухарю. Очень глубокий снег, с которым мы ещё не сталкивались, сильно затруднял наш спуск, но мы пробирались вниз, и спустившись где-то футов на 500, сбросили высоту до 2000 над уровнем моря, мы думали, что путь вперёд открыт. Следующим препятствием стал крутой лёд. Уорсли и Крин стояли на площадке, вырубленной теслом, и потом выпустили меня, по мере рубки ступеней, на все 50 футов длины нашей верёвки. Затем я вырубил площадку, достаточно большую для нас троих, и два спутника спустились по ступеням. Мой конец верёвки был заякорен на тесле, а я сам уселся на площадке, уперевшись на случай срыва. Когда мы все собрались на второй точке страховки, я снова спустился вниз, чтобы сделать ступени, за этим трудоёмким занятием мы провели два часа, сбросив при этом около 500 футов высоты. На полпути вниз мы ушли по диагонали влево, поскольку заметили, что осколки льда, откалываемые теслом, улетают в пустоту к подножью склона. Мы очень своевременно ушли с крутого льда в месте где торчали скалы, ибо увидели, что прямо под тем местом, где уже начали рубить ступени, была опасная пропасть. Скольжение вниз по склону с теслом в руках и плитой в ногах завершило этот спуск и, кстати, нанесло значительный ущерб нашим, немало повидавшим, штанам.

Когда мы доехали до низа снежника, то находились не более чем в 1500-х футов над уровнем моря. Дальнейший склон был сравнительно прост. Вода, бежавшая под снегом, образовывала выделявшиеся посреди белой поверхности снега тёмные пятна «карманов». Они были довольно коварны для прохождения, но мы сползли вниз, и вскоре добрались до травы. Несколькими минутами спустя мы находились на песчаном пляже. На нём были видны следы каких-то животных, чем мы были сильно озадачены, пока я не вспомнил, что это следы оленей, привезённых из Норвегии и расселённых на острове, и сейчас занимавших низовья восточного побережья. Мы не останавливались. Наши помыслы были нацелены на достижение обетованного места, и со всей возможной скоростью мы шли вдоль берега к следующему возвышающемуся травянистому гребню. Там мы увидели первые свидетельства близости человека, чья деятельность, как правило, несёт одни разрушения. У травы лежал недавно убитый тюлень, а после мы заметили ещё нескольких со следами пулевых ранений. Позже я узнал, что люди с китобойной станции Стрёмнесс иногда заходят в залив Фортуны пострелять тюленей.

Полдень застал нас на пути вверх по склону по другую сторону залива в направлении восток-юго-восток, и через полчаса мы находились на плоском плато перед ещё одним хребтом, который нужно было пересечь, прежде чем спуститься в Хусвик. Я шёл первым по этому плато, когда неожиданно обнаружил себя по колени в воде и быстро погружающимся глубже сквозь снежный наст. Я бросился на снег и крикнул другим сделать то же самое, чтобы распределить свой вес на зыбкой поверхности. Мы находились на глади небольшого озера, покрытого снегом (оз. Крина). Полежав ещё с некоторое время, мы вытащили ноги и осторожно прошли, словно Агаг, ещё 200 ярдов, до начала подъёма, говорившего о том, что мы выбрались из озера.

В час тридцать пополудни мы поднялись на последний хребет и увидели с него маленький пароход и китобойную шхуну, заходившие в бухту 2500-ми футами ниже. Несколько мгновений спустя, после того как мы поспешили вперёд, в поле зрения показались мачты парусного судна, стоявшего у причала. Наш взгляд выхватил мелкие фигурки людей, сновавших туда-сюда, а затем бараки и завод китобойной станции Стрёмнесс. Мы остановились и пожали друг другу руки, этакой формой взаимных поздравлений, которой воспользовались в четвёртый раз в ходе экспедиции. Первый раз, когда высадились на острове Элефант, второй, когда добрались до Южной Джорджии, в третий, когда в первые сутки перехода поднялись на гребень и с него увидели ведущий вниз пологий снежный склон и скалу Хусвика.

Осторожно мы начали спускаться вниз к теплу и комфорту. Последний участок пути оказался экстраординарно трудным. Напрасно мы искали безопасный путь вниз по крутому, отполированному льдом горному склону. Единственным возможным спуском вниз оказался узкий кулуар, прорезанный бегущей с возвышенности водой. Мы пошли вниз по кулуару. Мы вымокли по пояс, дрожали, замёрзли и устали. Через какое-то время до наших ушей донёсся звук, которые вполне мог бы показаться привлекательным при несколько других обстоятельствах. Это был шум водопада, а мы находились не с того его конца. Когда мы достигли его верха, то осторожно выглянули и обнаружили, что он падал на 25 или 30 футов вниз между непроходимых бараньих лбов по обе его стороны. Подняться вверх в нашем крайне утомлённом состоянии было едва ли мыслимо. Путь вниз лежал сквозь водопад. Мы с некоторым трудом закрепили один конец верёвки за гладкий вылизанный водой валун. Затем Уорсли и я спустили Крина, самого тяжёлого из нас. Он исчез в низвергающемся потоке и, задыхаясь, вышел в нижней его части. Я пошёл следующим, соскользнув вниз по верёвке, а Уорсли, самый лёгкий и шустрый член команды, спустился последним. На дне водопада мы смогли снова выбраться на сухую землю. Верёвку было не снять. С вершины водопада мы вышвырнули тесло, а также вахтенный журнал и плиту, завёрнутую в одну из наших одёжек. Это было всё, за исключением нашей промокшей одежды, что мы принесли из Антарктики, в которую пришли полтора года назад с отличным кораблём, полным оборудованием и большими надеждами. Но это были всё материальные вещи, а вот воспоминаниями мы были богаты. Мы проникли внутрь обёртки очень многих понятий. Мы «страдали, голодали и торжествовали, опускались на самое дно, чтобы подняться ввысь, стать бОльшим в необъятном целом». Мы видели Бога во всём Его сиянии, слышали истинный голос Природы. Мы проникли в самую суть человеческой души.

51
{"b":"234427","o":1}