18 мая, в четверг, мы привели в порядок наши вещи и оттащили сани к нижнему краю выступающего ледника. Сани оказались тяжёлыми и неудобными. Мы вынуждены были поднимать их на незаснеженных участках скал вдоль берега, и я понял, что будет слишком тяжело управляться с ними посреди снежных равнин, ледников и пиков острова. Со мной шли Уорсли и Крин и, посовещавшись, мы решили оставить спальные мешки и идти налегке. Мы брали с собой лишь трёхдневный запас еды на каждого и сухари. Еду упаковали в три мешка, так что каждый член команды тащил своё собственное питание. Кроме этого мы брали примус, заполненный топливом, небольшую плиту, плотницкое тесло (для использования в качестве ледоруба) и альпийскую верёвку, общей длиной пятьдесят футов вместе с узлами. Мы могли бы ей подстраховать себя на крутых склонах или при пересечении трещин на ледниках. Заполненный примус обеспечивал шесть готовок, которые заключались в подогреве сухих пайков. С собой мы также брали два коробка спичек, один целый, другой частично использованный. Мы оставляли в лагере полный коробок, взяв второй, в котором было сорок восемь спичек. Я очень сожалел о своих тяжёлых барбериевских треках, оставленных на льдине, и теперь довольствовался сравнительно лёгкими, к тому же в плохом состоянии. Плотник помог мне вкрутить несколько шурупов в подошву каждого ботинка для улучшения сцепления на льду. Шурупы были от Джеймс Кэрд.

Той ночью мы легли спать рано, но сон не шёл ко мне. Мои мысли были заняты задачей на следующий день. Погода стояла ясной и перспектива на ранний выход была хорошей. Мы собирались оставить слабых участников партии в лагере. Винсент находился всё в том же состоянии, он не мог идти. Макниш был очень слаб. Эти двое не могли поухаживать за собой и поэтому оставались под присмотром Маккарти. На него возлагалась очень трудная задача, если мы не сможем достичь китобойной станции. Расстояние до Хусвика, судя по карте, было не более семнадцати географических миль по прямой, но у нас были минимальные сведения о внутренней части острова. Никто никогда-либо не проникал далее чем на милю вглубь от побережья Южной Джорджии в любой её точке, и китобои, насколько я знал, считали остров непроходимым. В тот день, когда мы ходили к выступу ледника, то увидели трёх диких уток, летящих к началу залива с востока. Я надеялся, что присутствие этих птиц, указывало на травянистый покров и отсутствие снежных полей и ледников внутри острова, но надежда была не очень сильной.

Мы проснулись в 2 часа ночи в пятницу и часом спустя хуш был готов. Полная луна сияла в практически безоблачном небе, её лучи отражались от окружающих нас пиков и трещин ледопадов. Величественные вершины чётко выделялись на фоне неба и отбрасывали тёмные тени на воды залива. Задерживаться не было необходимости и мы вышли, как только поели. Макниш прошёлся с нами около 200 ярдов, на большее он был не способен. Затем мы попрощались, и он повернул назад к лагерю. Первой задачей было обойти край выступающего ледника, словно пальцами вгрызавшегося в сторону моря. Волны достигали перепонок этих пальцев, и нам пришлось стремительно перебегать эти ниши от одного пальца к другому, когда вода отступала. Вскоре мы достигли восточного края ледника и заметили его большую активность в этой точке. Изменения произошли за последние двадцать четыре часа. Несколько огромных глыб отколотого льда и груды грязи и камней говорили о постоянном движении льда. Ледник был словно гигантский плуг, движимый неудержимо в сторону моря.

За ледником на пляже валялись обломки потерпевших крушение кораблей. Мы заметили стойки из тикового дерева, обильно украшенные резьбой, которые, должно быть, были с кораблей ранних типов, окованные почти проржавевшим железом тимберсы, разбитые бочки и обычный океанический хлам. У нас были свои трудности и заботы, но, проходя мимо этого морского кладбища, мы подумали о том, свидетелями скольких трагедий являются эти вынесенные волнами фрагменты разбитых судов. Мы не останавливались и вскоре поднимались по снежному склону, направляясь на восток, на последний отрезок нашего долгого пути.

Заснеженная поверхность вызвала разочарование. Ещё два дня назад было возможно быстро передвигаться по жёсткому плотному фирну, теперь же на каждом шагу мы проваливались по щиколотку и продвижение было замедленным. После двух часов непрерывного восхождения мы были в 2500 футах над уровнем моря (~750 м, здесь и далее Шеклтон довольно сильно преувеличивает реальную высоту над уровнем моря, прим. пер.). Погода оставалась ясной и тихой, и по мере приближения хребтов и удаления западного побережья, раскинувшегося внизу, в ярком лунном свете было видно, что внутренняя островная часть была невероятно сложна. Высокие вершины, непролазные скалы, крутые снежные склоны и ледники были видны во всех направлениях, возвышаясь над снежной равниной, покрывающей ледяным щитом внутреннюю часть острова. Склон, по которому мы поднимались на хребет и наш курс вёл прямо вверх. Луна, которая оказалась хорошим помощником во время этого путешествия, отбрасывала в одном из мест длинные тени, и подсказала нам, что склон на нашем пути был сильно разорван. Вовремя предупреждённые, мы обошли огромный провал, способный поглотить армию. Залив был сейчас приблизительно в трёх милях от нас и постоянный грохот большого ледника у его изголовья доносился до нашего слуха. Этот ледник, который мы заметили во время пребывания в лагере Пегготи, казалось, обрушался почти непрерывно.

Я надеялся оглядеться, поднявшись наверх по склону, но как только он стал выполаживаться, снизу поднялся густой туман. Луна стала мутной и создавала рассеянный свет, который был ещё хуже, нежели тьма, поскольку в этом отражённом от тумана «молоке» было не понятно куда идти. Мы связались верёвкой в качестве меры предосторожности от падения в провалы, трещины и с обрывов, и я начал тропить по мягкому снегу. Мы растянулись на почти полную длину верёвки, чтобы была возможность идти хотя бы примерно по прямой, ибо если я забирал вправо или влево, когда шли сквозь густую пелену тумана, то последний человек на верёвке мог откорректировать направление. Таким образом, словно корабль с его «лево на борт», «право на борт» и «так держать» мы шагали в тумане следующие два часа.

Позже, когда рассвело, а туман поредел и поднялся, мы смотрели вниз с высоты около 3000 футов на то, что, казалось, огромным замёрзшим озером с дальним берегом, всё ещё скрытым в тумане. Мы остановились, чтобы съесть по куску сухаря, пока обсуждали, стоит ли спуститься вниз и пересечь плоскую поверхность «озера», или держать на хребет, которого уже почти достигли. Я решил спуститься, поскольку озеро лежало по пути. После часа сравнительно лёгкого перехода по снегу мы заметили тонкие линии трещин. Вскоре они стали увеличиваться в размерах и появились разломы, означавшие, что мы шли по леднику. Как только окончательно рассвело и туман рассеялся, озеро стало видно более чётко, но всё ещё не показался его восточный край. Чуть позже туман рассеялся окончательно, и тогда мы увидели, что наше озеро тянулось до самого горизонта, и внезапно поняли, что смотрели вниз на открытое море на восточном побережье острова. Лёгкие пульсации на берегу означали, что море даже не замёрзло, нас обманул коварный свет. Было очевидно, что мы находились в верховьях залива Поссешн Бэй и остров в этом месте не мог более пяти миль в ширину от изголовья Кинг Хаакон Бэй. Наша грубая карта была неточна. Ничего не оставалось, как снова подниматься на ледник. Было около семи часов утра и к девяти часам нам удалось вернуться на исходный рубеж. Мы вернулись к гребню, а затем повернули на юго-восток, как показывала карта, ещё два залива вдавались в восточное побережье перед бухтой Стрёмнесс. Было приятно осознавать, что мы будем во время нашего путешествия идти вдоль него, хотя пока видели лишь участок береговой линии, испещрённый обрывами скал и ледников. Идти туда, где люди жили в домах, освещённых электрическим светом. Туда, где нас ждали новости из внешнего мира и, прежде всего, средства спасения двадцати двух человек, оставшихся на острове Элефант.