Я сказал об этом человеке поэму, где есть такие стихи.
Ты достойный человек не в пример шутам бродячим;
По заслугам ты слывешь благородным и горячим.
Пробудись же! В дом к тебе забрели дурные гости.
Знай, что худшие грехи мы порою ловко прячем.
Кое-кто поклоны бьет, но не только на молитве;
Обладатель ясных глаз не всегда бывает зрячим.
Рассказывал мне Салаб ибн Муса аль-Калазани: «Говорил мне Сулайман ибн Ахмад, поэт: «Вот что рассказывала мне одна женщина, по имени Хинд, которую я видел на Востоке (а она совершила пять паломничеств и была из ревностных богомолиц). Она говорила мне, — рассказывал Сулайман, — «О сын моего брата, не думай хорошо ни о какой женщине! Я расскажу тебе про себя нечто такое, что знает Аллах, великий и славный! Я ехала по морю, возвращаясь из паломничества (а я уже отказалась от земной жизни), и была я пятой из пяти женщин, которые все совершили паломничество, и мы ехали по Красному морю. А среди матросов на корабле был один человек, сухощавый, по виду высокий ростом, широкоплечий и хорошо сложенный, и увидела я в первую ночь, что подошел он к одной из моих товарок. И затем он подходил ко всем женщинам в следующие ночи, и не осталось ему никого, кроме нее (она разумела самое себя), — и вот, — говорила она, — я сказала себе: «Я обязательно тебе отомщу!» И я взяла бритву и зажала ее в руке, и матрос пришел ночью, как обычно, и когда он хотел сделать то же, что делал во все ночи, я уронила на него бритву. И он испугался и встал, чтобы уйти, и мне сделалось его жалко, — говорила женщина, — и я сказала ему, схватив его: «Не двигайся, пока я не возьму с тебя мою долю!» И он удовлетворил свое желание, — говорила старуха, — и попросил у Аллаха прощения.
У поэтов есть удивительные и тонкие намеки в переносном смысле; к этому принадлежат мои слова, когда я говорю:
Блестят облака в небесах, подобно заманчивым вехам,
Как будто течет серебро, сопутствуя нашим утехам.
Приблизился месяц к земле, и ты говори о влюбленном,
Который блажен вопреки преградам и разным помехам.
Когда ты захочешь спросить, какою ценой преуспел он,
На твой неуместный вопрос отвечу двусмысленным смехом.
Счастливый так делает вид, что в счастье не очень-то верит,
Застигнутый счастьем врасплох, смущенный внезапным успехом.
Я скажу еще отрывок, где есть такие стихи:
В час, когда лучистый месяц всплыл в небесном океане
И когда ударить в било собирались христиане,
Ты ко мне явился, тонкий, словно бровь седого старца,
Гибкий, как девичья ножка, стройный, как стрела в колчане.
Лук Аллаха на востоке оперением павлиньим
Все еще переливался в голубеющем тумане.
Поистине, когда видим мы, как враждуют те, кто сблизился не ради Аллаха великого, после любви, и отвертываются друг от друга после близости, и порывают после дружбы, и ненавидят один другого после влюбленности, и утверждается вражда, и укрепляется ненависть в груди их — в этом великое откровение и запрет для тех, кто обладает умом безупречным, глубокими воззрениями и здравой решимостью. И не следует забывать о жестоких карах, которые уготовил Аллах тем, кто не повинуется ему, в день расчета в обители воздаяния, и о снятии покрова в присутствии созданий его. Ибо сказано в Священной книге: «В тот день, когда забудут все кормилицы о тех, кого кормят, и скинут беременные бремя свое, и окажутся люди опьяненными, хотя они не опьянены, — наказание Аллаха жестоко». Да поставит нас Аллах в число тех, кто пользуется его благоволением и кто достоин его милости!
Я видел одну женщину, любовь которой была не ради Аллаха, великого и славного. Я знал, что она чище воды, мягче воздуха и крепче гор, и утверждается сильнее, чем качества в телах, и была она светлее солнца, вернее, чем то, что видишь, ярче звезды, правдивей, чем пепельные ката́, удивительнее, чем судьба, прекраснее милости, красивее, чем лицо Абу Амира, усладительнее здоровья, слаще мечты, ближе души, не дальше, чем родословная, и устойчивей, чем резьба на камне. Но потом не замедлил я увидеть, что эта любовь превратилась во вражду, которая ужаснее смерти, пронзительнее стрелы, горше болезни, печальнее, чем прекращение милости, старательнее, чем постигшая месть, пронзительней холодного ветра, вредоносней глупости, гибельнее победы врага, тяжелее плена, тверже скалы, ненавистнее, чем снятие покрова, дальше Близнецов, труднее, чем борьба с небом, тягостнее, чем вид пораженного несчастьем, смертельнее, чем нарушение обычаев, ужаснее внезапной беды и отвратительнее смертоносного яда. И не родится подобная вражда от желания отмстить и обиды из-за убийства отцов и пленения матерей. Таков обычай Аллаха для людей разврата, которые направляются не к нему и идут к другому, и выражено это в слове его — велик он и славен! — «О, если бы не взял я такого-то в друзья! Отклонил он меня от поминания, после того как оно пришло ко мне». И подобает разумному искать защиты у Аллаха от того, во что ввергает любовь.
Вот Халаф, вольноотпущенник Юсуфа ибн Камкама, знаменитого военачальника. Он был одним из приверженцев Хишама, сына Сулаймана, сына ан-Насира[71], и, когда Хишам был взят в плен и убит, и бежали те, кто помогал ему, Халаф бежал среди них и спасся. Но, прибыв в аль-Касталят, он не мог вытерпеть без одной своей невольницы, которая была в Кордове, и вернулся обратно, и захватил его повелитель правоверных аль-Махди, и велел его распять; я еще вижу его распятым на лугу у Большой реки, и был он точно еж на стреле.
Рассказывал мне Абу Бакр Мухаммад, сын вазира Абд ар-Рахмана ибн аль-Лайса, — помилуй его Аллах! — что причиною его бегства в квартал берберов во дни, когда те ушли с Сулайманом аз-Зафиром, была только невольница, которой он увлекался, перешедшая к кому-то из тех, кто был в той стороне, и он едва не погиб в этом путешествии.
Эти два события, хотя они не относятся к предмету главы, все же свидетельствуют о том, насколько любовь ведет к гибели, готовой и явной, которую одинаково могут понять и разумный и глупый. Что же сказать о защите Аллаха, которой не уразумеет тот, у кого слаба проницательность?
Пусть не говорит человек: «Я один!» Если он и уединился, то все же видит и слышит его ведающий сокровенное, — да будет его милость над вами, — ибо он «знает о взглядах украдкой и о том, что скрывает грудь», и знает он «тайну и то, что еще более скрыто». «Нет тайной беседы троих, при которой он не был бы четвертым, или пятерых, где не был бы он шестым, и меньше ли того будет их или больше, всегда будет он с ними, где бы ни находились они», «и знает он то, что в груди», «и ведает скрытое и явное», — да помилует он нас в час ответа!
«Скрываются от людей, но не скрыться от Аллаха, который с ними», и сказал он: «Создали мы человека и знаем, что нашептывает ему душа его, и мы ближе к нему, чем яремная вена. Вот внимают двое внимающих, сидящих справа и слева; не произнесет он слова без того, чтобы не был над ним соглядатай уготованный». Пусть знает тот, кто легко относится к грехам, полагаясь на отсрочку возмездия, и отворачивается от повиновения своему господу, что Иблис был в раю с ангелами, приближенными к Аллаху, но из-за одного ослушания, с ним случившегося, заслужил он проклятие навсегда и наказание вечное и превратился в сатану, побитого камнями, и был удален от возвышенного места.
