Рассказывал мне Абу-с-Сирри Аммар ибн Зияд, друг наш, со слов человека, которому он доверил, что писец Ибн Кузман был испытан любовью к Асламу ибн Асламу ибн Абд аль-Азизу, брату хаджиба Хишама ибн Абд аль-Азиза (а Аслам был пределом красоты), и заставило Ибн Кузмана слечь то, что было с ним, и ввергла его печаль и горе в дела гибельные. Аслам часто ходил к нему и навещал его, но не знал он, что является он сам причиной недуга Ибн Кузмана, пока тот не скончался от горя и болезни.

«И рассказал я Асламу после кончины о причине болезни и смерти Ибн Кузмана, — говорил рассказчик, — и Аслам опечалился и воскликнул: «Почему не осведомил ты меня раньше?» — «А для чего?» — спросил я, и Аслам молвил: «Клянусь Аллахом, я увеличил бы расположение к нему и не расставался с ним, для меня не было бы в этом беды».

А этот Аслам был человек превосходно и разносторонне образованный, обладавший обильными знаниями в фикхе и глубокими сведениями в поэзии. У него есть прекрасные стихи, и он знает песни и различные способы их исполнения. Ему принадлежит сочинение о мелодиях песен Зирьяба, с рассказами о нем. Аслам был одним из прекраснейших людей по внешности и по свойствам; он отец Абу-ль-Джада, который жил в западной стороне Кордовы.

Я знаю невольницу, принадлежавшую одному вельможе: он отказался от нее из-за чего-то, что узнал про нее (а из-за этого не следовало гневаться), и продал девушку, и опечалилась она поэтому великой печалью, и не расставалось с ней горе, и не уходили слезы из глаз ее, пока не сделалась у нее сухотка, и было это причиной смерти ее. Она прожила после ухода от своего господина лишь немногие месяцы, и одна женщина, которой я доверяю, рассказывала мне про эту девушку, что она встретила ее (а та сделалась точно призрак — такой она стала худой и тонкой) и сказала ей: «Я думаю, это случилось с тобой от любви к такому-то». И девушка тяжело вздохнула и воскликнула: «Клянусь Аллахом, я никогда не забуду его, хотя он и был жесток со мной без причины!» И прожила она после этих слов лишь недолго.

Я расскажу тебе кое-что про Абу Бакра, брата моего — да помилует его Аллах! Он был женат на Атике, дочери Канда, начальника верхней границы[65] во дни аль-Мансура Абу Амира Мухаммада ибн Абу Амира. Это была женщина столь прекрасная и благородная, что не было ей равных в красоте и благородных качествах и не создавал мир ей подобной по достоинствам. Мой брат и жена его были в поре юности, когда власть ее владела ими; обоих сердило всякое словечко, которому нет цены, и они, не переставая, гневались друг на друга и обменивались укорами в течение восьми лет. Атику иссушила любовь к мужу, и изнурила ее страсть, и похудела она от сильной влюбленности, так что стала она подобна призраку. Ничто в жизни не веселило ее и не радовало из всех богатств, хотя были они обильны и многочисленны, ни малое, ни великое, так как миновали согласие ее с мужем и его доброта к ней. И так продолжалось до тех пор, пока брат мой не умер — помилуй его Аллах! — во время моровой язвы, случившейся в Кордове в месяце зу-ль-када года четыреста первого[66] (а было ему двадцать два года), и с тех пор как ушел он из жизни, не оставлял ее внутренний недуг, и болезнь, и сухотка, пока она не умерла ровно через год после него, в тот самый день, когда и он расстался с жизнью. И рассказывали мне про нее ее мать и все ее невольницы, что она говорила после смерти мужа: «Ничто не укрепило бы моего терпения и не удержало бы моего духа в этой жизни, даже на один час после кончины его, кроме радости и уверенности, что никогда не соединит его с женщиной ложе. Я в безопасности от этого, а не страшило меня ничто другое, и теперь мое самое большое желание — присоединиться к нему». А не было у моего брата, ни до нее, ни при ней, другой женщины, и у нее также не было никого, кроме него, и случилось тай, как она думала, — да простит ей Аллах и да будет он ею доволен!

Что же касается истории друга нашего Абдаллаха Мухаммада ибн Яхьи ибн Мухаммада ибн аль-Хусайна ат-Тамими, прозванного Ибн ат-Тубни, — помилуй его Аллах! — то казалось, что красота создана по подобию его или что сотворен он из вздохов всех тех, кто его видел. Я не видывал ему равного по красоте, прелести, нраву, целомудрию, скромности, образованности, понятливости, рассудительности, верности, величию, чистоте, благородству, кротости, нежности, сговорчивости, терпеливости, снисходительности, разуму, мужеству, благочестию, знаниям и памяти на Коран, предания, грамматику и язык. Он был чудесным поэтом, красиво писал и обладал разносторонним красноречием, владея изрядной долей в диалектике и в искусстве спора. Он принадлежал к ученикам Абу-ль-Касима Абд ар-Рахмана ибн Абу Язида аль-Азди, моего наставника в этом деле, и между ним и его отцом было двенадцать лет разницы. Мы с ним близки по годам и были неразлучными друзьями и столь искренними приятелями, что не могла пробежать между нами вода. Потом налегла смута[67] грудью и развязала бурдюки, и случилось разграбление войском берберов наших жилищ в Палатах Мугиса на западной стороне Кордовы, и расположились они в них, — а дом Абдаллаха был в восточной стороне Кордовы. А затем повернули меня дела и пришлось мне уехать из Кордовы, и поселился я в городе Альмерии, и мы часто обменивались посланиями в стихах и прозе. Последнее, с чем обратился он ко мне, было послание, в тексте которого есть такие стихи:

И жили мы так, пока не прекратилось правление сынов Марвана, и убили Сулаймана аз-Зафира, повелителя правоверных, и выступил род Талибитов[68], и присягнули на халифат Али ибн Хаммуду аль-Хасани, прозванному ан-Насиром. И захватил он Кордову, и овладел ею, и искал помощи, воюя с городом, у войск насильников и повстанцев в разных местах Андалусии, а вслед за тем лишил меня милости Хайран, владыка Альмерии, так как донесли ему злодеи, которые не боятся Аллаха, великого, славного, — уже отомстил им Аллах! — что мы с Мухаммадом ибн Исхаком, другом моим, стараемся на пользу приверженцев рода Омайядов, и он продержал нас в заточении несколько месяцев, а затем выпустил, подвергнув изгнанию. И отправились мы в Хисн аль-Каср[69], и встретил нас начальник этой крепости Абу-ль-Касим Абдаллах ибн Мухаммад ибн Хузайль ат-Туджиби, по прозвищу Ибн аль-Мукаффаль, и пробыли мы у него несколько месяцев в наилучшей обители пребывания, среди лучших людей и мужей с возвышенными помыслами, совершеннейших по милости и обладателей наибольшей власти. А затем мы поехали по морю, направляясь в Валенсию, когда появился повелитель правоверных аль-Муртада Абд ар-Рахман ибн Мухаммад. И нашел я в Валенсии Абу Шакира Абд ар-Рахмана ибн Мухаммада ибн Маухиба аль-Анбари, друга нашего, и сообщил он мне весть о смерти Абу Абдаллаха ибн ат-Тубни и рассказал мне о кончине его — да помилует его Аллах! А затем, через недолгое время после этого, рассказали мне кади Абу-ль-Валид Юнус ибн Мухаммад аль-Муради и Абу Амир Ахмад ибн Мухарриз, что Абу Бакр Мусаб ибн Абдаллах аль-Азди, по прозванию Ибн аль-Фаради, передавал им следующее (а отец этого Мусаба был кади Валенсии во дни повелителя правоверных аль-Махди, и аль-Мусаб был нашим другом, братом и приятелем, когда мы изучали предание под руководством его отца и других наставников и знатоков преданий в Кордове): «Аль-Мусаб, — рассказывали они, — говорил нам: «Я спрашивал Абу Абдаллаха ибн ат-Тубни о причине его болезни, — а он исхудал, и скрыло изнурение красоту лица его, не оставив почти следов ее, и казалось, душа его уже улетела от вздохов его, и забота была видна на лице его, — и были мы одни, и он сказал мне: «Хорошо, я расскажу тебе! Я стоял у ворот своего дома в квартале Дьякона, когда вступал в Кордову Али ибн Хаммуд и войска приходили туда со всех сторон толпами. И увидел я среди них юношу (не думал я, что красота имеет столь живой образ, пока не увидел его!), и он победил мой разум, и обезумело из-за него мое сердце. И я спросил про него, и мне сказали: «Это такой-то, сын такого-то, из жителей такой-то стороны, в краю, отдаленном от Кордовы, до которого не достанешь», — и потерял я надежду увидеть его после этого. И, клянусь жизнью, о Абу Бакр, любовь к нему не расстанется со мной, пока не приведет она меня в могилу». Так и случилось.