Тогда жители Кордовы снова признали своим властителем эмира аль-Мутамида, который прибыл к ним, и они присягнули ему, откликнувшись на его призыв. Что же касается Ибн Укаши, то он бежал куда глаза глядят, уверив своих сторонников, что будет защищаться, но у акведука его убил некий житель Кордовы. Двадцать пятого числа месяца зу-ль-када[284] правителем Кордовы снова стал эмир аль-Мутамид ибн Аббад, и с тех пор город находился под властью рода Ибн Аббада в течение шестнадцати лет. Аль-Мутамид оставил в Кордове как своего наместника одного из своих сыновей, который получил почетный титул «аль-Мамун», а сам вернулся в Севилью.

Дни правления эмира аль-Мутамида были лучшим временем для жителей всей Андалусии. Поэтому-то о нем и сложили множество рассказов, как и о его любимой жене, которую звали Итимад, образовав это имя от титула эмира «аль-Мутамид» — «Надеющийся»[285]. Она родила от него четырех сыновей, которые впоследствии стали царями. Госпожу Итимад называли также «Румайкийя», ибо ее прежнего хозяина, у которого эмир купил ее, звали Румайк.

Но потом аль-Мутамид испытал немало обид от правителя Кастилии Альфонсо Фернандеса из-за дани, которую платили Альфонсо цари Андалусии. За данью в Севилью приезжал некий иудей по имени Ибн Шалиб, который дерзко говорил с эмиром. Аль-Мутамид, да помилует его Аллах, разгневался и приказал убить Ибн Шалиба и заточить христиан, прибывших в Севилью вместе с ним. Царь неверных Альфонсо счел это великим оскорблением и поклялся, что не оставит Ибн Аббада на лике земли. Поэтому эмир аль-Мутамид был вынужден переправиться на магрибинский берег и обратиться за помощью к эмиру Юсуфу ибн Ташуфину. Аль-Мутамид просил магрибинского владыку отправиться на священную войну против неверных, и тот согласился.

Мухаммад ибн Аммар был воспитанником, слугой и ближайшим другом эмира аль-Мутамида в течение долгого времени. Ибн Аммар был чудом своего времени, отличаясь необыкновенным красноречием и образованностью. Он был остроумным собеседником и верным наперсником, и эмир привязался к нему всем сердцем и обращался с ним как с равным.

Когда Хайран аль-Амири[286] покинул Мурсию, ее захватил Абу Абд ар-Рахман ибн Тахир, один из приближенных Хайрана. Ибн Тахир был достойным, именитым и образованным человеком, что удостоверено и аль-Фатхом в его сочинении «Ожерелья»[287], и другими. Но жители Мурсии не пожелали признать власть Ибн Тахира и написали эмиру аль-Мутамиду, призывая его к себе. Тогда эмир послал в Мурсию своего вазира Ибн Аммара и одного из военачальников, Абд ар-Рахмана ибн Рашика. Ибн Аммар прибыл в Мурсию, хотя Ибн Тахир попытался схватить его, по безуспешно. Ибн Аммар уладил дела Мурсии, укрепился там и оставался некоторое время как наместник аль-Мутамида, но затем, побуждаемый честолюбивыми устремлениями, пожелал стать правителем и открыто выразил неповиновение своему повелителю аль-Мутамиду. Но воздаянием за вероломство Ибн Аммару было предательство Ибн Рашика, который воспользовался отсутствием Ибн Аммара, покинувшего на время город, чтобы посетить одну из принадлежащих ему крепостей, напал на Мурсию и захватил ее.

Когда Ибн Аммар узнал об этом, он бежал из округа Мурсии к правителю Сарагосы аль-Муктадиру ибн Худу. А тем временем Ибн Рашик стал полновластным хозяином Мурсии, укрепившись там. Между ним и эмиром аль-Мутамидом шли долгие переговоры, и наконец Ибн Рашик оставил Мурсию, узнав о том, что Ибн Ташуфин, эмир Бану Ламтуна, переправился в Андалусию, и присоединился к нему, и после этого аль-Мутамид больше не желал слышать о нем.

Что же касается Ибн Аммара, то он оставался в Сарагосе у нового эмира аль-Мутамида. Но потом эмир стал искушать его, обещая завоевать город Сегура-де-ла-Сьерра и отдать ему под власть тот город. Ибн Аммар направился к тому городу и расположился перед ним лагерем. Но правитель Сегуры обманул Ибн Аммара, выйдя к нему и представив это дело легким. Пообещав Ибн Аммару на словах отдать ему город без сопротивления, он попросил подняться в крепость, чтобы осмотреть свои новые владения. Ибн Аммар поспешил туда с небольшой группой своих воинов и мамлюков, ибо был ослеплен честолюбием и известным всем безрассудством. Когда же он очутился в крепости, правитель Сегуры напал на него, заковал в цепи и бросил в подземную темницу.

Узнав об этом, аль-Мутамид ибн Аббад стал писать правителю Сегуры и просил его выдать ему Ибн Аммара, обещая взамен всяческие блага. Наконец тот поддался обещаниям и угрозам и отослал Ибн Аммара в Севилью. Эмир аль-Мутамид приказал выставить Ибн Аммара на позор, и он въехал в город, привязанный к повозке, сидя меж двух мешков с соломой. Люди сбежались со всех сторон, чтобы посмотреть на него, — ведь он выехал словно великий эмир, а вернулся плененным и униженным. Так постигают человека превратности дней, так карает неблагодарная судьба, которая не щадит ни свободного, ни раба.

Аль-Мутамид заточил Ибн Аммара в одном из покоев своего дворца. Иногда он велел приводить его к себе и осыпал горькими упреками, а Ибн Аммар отвечал ему лишь извинениями и мольбами о прощении, так что почти рассеял гнев эмира, и тот смягчился, не желая губить его. Он бы помиловал Ибн Аммара, если бы не происки врагов вазира, которые, засучив рукава, стали подстрекать эмира против Ибн Аммара, приписывая ему скверные слова и недостойные поступки и утверждая, будто он поносил эмира и мать его сыновей, так что аль-Мутамид в приступе гнева убил Ибн Аммара собственной рукой.

От Ибн Аммара остались стихи, в которых он напоминает эмиру об их прежней дружбе и просит помиловать его во имя этой дружбы. Эти стихи так нежны и благозвучны, что ими исцеляются раны сердца и благодаря им забываются самые великие грехи. И был бы прощен и его проступок, забыт, если бы не было суждено исполниться воле рока, так что он был убит и погиб до назначенного ему срока.

И если бы я не опасался затянуть изложение и сделать мой рассказ слишком долгим, я привел бы множество его стихов или даже все стихи Ибн Аммара. Вознесем же хвалу тому, кто сделал так, что сердца большинства царей не чужды снисходительности, способны прощать, склонны судить по совести и справедливости а ничто не может служить препятствием тому, чтобы они повиновались этим порывам.

А ведь цари обычно не слышат голоса милосердия, ибо их душа никогда не испытывала в чем-либо принуждения, не была унижена тем, что ее разлучали о ее страстями и желаниями. И только немногие и редкие из царей созданы с душой, отличающейся мягкостью и любовью к справедливости, поддающейся порывам милосердия. К таким царям относился аль-Мамун из рода Аббасидов, который помиловал своего дядю и беседовал с ним за чашей вина после того, как тот оспаривал у него звание халифа[288], так что его поступок стал вечным примером прощения и милосердия. Он никогда не отказывал тем, кто просил его о заступничестве, и был кроток и сдержан. От аль-Мамуна остались всем известные слова: «Если бы люди знали, как сладко для меня прощать их, они старались бы приблизиться к нам, совершив преступление!»

Как было бы хорошо и похвально, если бы он оставил в живых и помиловал преступника из своих рабов, над жизнью которого Аллах дал ему власть[289]! Ему ведь не принесла пользы его смерть, он не был зависим от его родичей и мог не опасаться его племени, так что прощение принесло бы ему еще большее величие, достоинство и доблесть, добрую славу и наилучшее воздаяние. Ничто не может лучше стереть грехи, чем благодеяние, ничто не сможет убить зло, кроме добра! Да помилует Аллах поэта, сказавшего: