Не зная, что ответить товарищу, не понимая, какая существует разница между культивацией в один след и культивацией в два следа, Родион, чтобы не выдать своего замешательства, в свою очередь поинтересовался:

— А как по-твоему?

— Фрося говорила, что они на своем участке в два следа… Семена глубже будут заделываться, большой разреженности всходов не должно быть!..

— Посмотрим, там видно будет, — многозначительно сказал Родион, внутренне весь закипая от напоминания о Грунином звене. Да что они, нарочно, что ли, сговорились и смеются над ним?

— Фрося мне вчера одну книжечку дала из «Библиотечки ефремовца», — не обращая внимания на помрачневшего звеньевого, продолжал Матвей. — Интересные, брат, штуки рассказываются! Целая наука! Меня ровно жаром обдало — до того забирает интерес!.. Ефремов в этой книжечке советует производить сев шахматным способом!.. И все как есть по порядку доказывает, что к чему… При таком способе и семена лучше размещаются, и световая площадь у них удобная, и влаги больше им достанется… Вот бы нам так попробовать, а? Ты как считаешь, лейтенант?

— Советов много, все не переваришь, — сказал Родион, — хотя бы самое нужное сделать — и то ладно…

— А, по-моему, что в наших силах, надо проворачивать, — не замечая Родионова недовольства, проговорил Русанов. — Не на богатея ведь работаем! Лишний килограмм на трудодень не помешает!.. Нам бы собраться, лейтенант, под вечерок всем звеном, почитать хотя бы агроуказания, что в «Алтайской правде» напечатаны… Для всех бы польза была!

Родиону стыдно было сознаться, что он сам еще не удосужился почитать указания, хотя Груня раза два напоминала ему об этом.

— Вот зима придет, поучимся, — сказал он. — Тогда дела будет мало, почитывай, знай, книжечки! А сейчас на работу надо нажимать!..

— Так-то оно так!.. ~~ неопределенно протянул Матвей и, стряхнув со стола крошки, встал — плечистый, ладной солдатской выправки человек, — по привычке одернул вылинявшую гимнастерку, — Пойдем полюбуемся, как парень культивирует? Слышал, водитель-то первую весну на машине, как бы огрехов не наделал!

Они зашагали краем поля, а Матвей, поймав себя на том, что невольно подлаживается, чтобы идти нога в ногу, рассмеялся.

У межевой тропки они остановились и стали поджидать трактор. Он двигался прямо на них, сердито урча, словно отбиваясь от наседавших слепней; встречный ветер сметал с радиатора кучерявый парок.

Неожиданно Матвей положил тяжелую руку на плечо товарища и чуть подался вперед.

— Ты чего? — настороженно спросил Родион.

Русанов, казалось, не расслышал. Дождавшись, когда трактор сделал разворот и слепительно сверкнул дисками культиватора, он замахал руками и побежал навстречу машине.

— Сто-ой! Сто-ой! — кричал он.

Родион, будто подхваченный ветром, тоже понесся следом. Он почувствовал, что случилось что-то неладное. Тракторист круто осадил дрожащую машину.

— Ты какой нам культиватор притащил? — тяжело дыша, выкрикнул Матвей.

— Как какой? — тракторист хмыкнул. — Обыкновенный!

— Я сам вижу, что не золотой и не серебряный! — оборвал его Русанов и озабоченно покачал головой. — Неужели ты не соображаешь, какой культиватор по зябке пойдет, какой по целине, а какой вот по такому запырейному клину? Прицепил побрякушку — и тащишь за собой без всякого смысла, как младенец! Ведь ты нам, вместо того чтобы вырвать всех паразитов, еще больше их дисками размозжишь! Эх, голова! Пружинный культиватор сюда, на пырей, надо!

Он оглянулся на разгоряченного, рассерженного Родиона.

— А ты чего же смотрел?

— Да я ему доверил, лопоухому, даже не разглядел как следует, что он за собой волокет! — проговорил Родион и, желая хоть как-нибудь выгородить себя, подскочил к трактористу и замахал кулаками. — Ты что, сосунок, осрамить меня хочешь? Ты что, на гулянку явился, а? На гулянку?

Тракторист, и без того растерявшийся, посмотрел на Родиона ошалелыми глазами, потом повел плечами и с возможной строгостью в голосе проговорил:

— Ладно лаяться-то и руками махать! Тоже мне командир какой выискался! — Он по-мальчишески шмыгнул носом и сердито буркнул: — Видали мы этаких! А у самого-го глаза где были, на затылке, как ехал со мной?

— Поговори еще! — еле сдерживая себя от приступа бессмысленного гнева, раздельно и тихо выдавил Родион. — Сейчас же заворачивай и в два счета привози другой! И не разводи тут свою философию на жидком топливе, живо!

Когда трактор, дребезжи культиватором, выкатил на дорогу, Родион и Матвей пошли к шалашу.

— Нет, лейтенант, ты больно горяч, — в спокойном голосе Русанова слышалось скрытое недовольство. — Мы тут с пылу, с жару наломаем, что потом сами не разберем, не то что люди!.. Вместо пшеницы бурьянище вырастим!.. В агроуказаниях прямо черным по белому писано: на заовсюженных землях хорош лапчатый культиватор, для глубокого рыхления — груберный…

«Ну, начал целую лекцию! — насупясь, подумал Родион. — И что за привычка такая — учить да не в свое дело соваться!»

На душе у него снова было муторно, тревожно, и хотя тракторист скоро приволок новый культиватор и рьяно взялся за работу, Родиона это не утешило.

Матвей скоро ушел в бригадный стан, и Родион одиноко вышагивал по участку, напряженно всматриваясь в землю, словно искал что-то потерянное. Никогда еще жизнь не представлялась ему такой запутанной и сложной.

«Только раз сорвешься, а там пойдет все к одному!» — думал он.

Но необходимость как-то противодействовать надвигавшемуся краху рождала в Родионе лишь паническое чувство неуверенности в себе. Долго нельзя притворяться, что все знаешь: рано или поздно это откроется! Он не был уверен теперь даже в том, что у него все шло бы гладко, если бы он и разбирался в агротехнике.

Предчувствие неудачи не обмануло Родиона: в следующую неделю его звено съехало на третье место, э затем — на последнее. И, как он ни горячился, как ни пытался командовать звеном и кричать на людей, все было безуспешно.

Он ходил, запорошенный темной пылью, похудевший, злой, угрюмовато поблескивая глазами: брался за второстепенные дела, метался от одной мелочи к другой, давал какие-то бестолковые распоряжения и, понимая, что они несуразны, не мог набраться мужества отменить их. Не мог потому, что не находил, что можно было посоветовать взамен.

Так миновала другая неделя, наполнившая Родиона обидой и горечью.

В субботу он дольше всех задержался на участке и один устало побрел к полевому стану.

Пламенели на закате снеговые вершины, тянуло освежающей прохладой. Степь словно вздохнула после тяжелой дневной работы. На поля ложилась густая, мягкая тишина.

Но в душе Родиона тишина не устанавливалась. Вначале од решил прямо с участка, не заходя на стан, отправиться в деревню, потом раздумал. Завтра начинался сев на его клине, и надо было посоветоваться с Матвеем, еще раз все проверить, подготовить семена, телеги для подвозки зерна, установить сеялку на нужную норму высева.

На стане было шумно, крикливо, радостно. У нового номера стенновки раскатисто и громко смеялись сеяльщики. Много народа толпилось около доски показателей; там колхозники подтрунивали друг над другом, спорили до хрипоты.

Чужая радость и обида сегодня не трогали Родиона. Он мельком взглянул на алый флажок, который вился теперь над Груниным звеном, и молча, ни с кем не разговаривая, прошел в столовую.

Стан не затихал — бурлил говором, песнями. И сегодня Родиона раздражало это. Мучило его и отсутствие за столом Груни, но, когда жена появилась, шумно встреченная девушками, он тоже не успокоился.

Кивнув ему. Груня села рядом, сбросила пыльный платок. Родион посмотрел на ее загорелые, огрубевшие от работы руки; в нем возникло безотчетное желание тихонько погладить их, но он отвел глаза и сжал губы.

Груне все эти дни хотелось о многом поговорить с Родионом, но она чувствовала, что сейчас разговаривать с ним почти бесполезно: неудачи ожесточили его, он «закусил удила» и, не слушая никаких советов, бредет бездорожно, наугад.