В синем небе кувыркались белые голуби. Блестело, омытое ливнем, зеленое поле районного стадиона, на беговых дорожках пестрели майки физкультурников, над голубыми трибунами вились красные флаги, как большие, раздуваемые ветром костры.

Стадион лежал в глубокой котловине среди гор; они окружали его, крутые, дремучие, сверкая на солнце белыми клыками ледников, косматясь густой чернью тайги.

И торжественные звуки марша, и ликующие в небе голуби, и говор праздничной толпы — все веселило Родиона.

Голуби веером рассыпались вверху. Смеясь, Родион поднял руки — шелест крыльев над головой слился с ропотом обласканной ветром листвы.

И в это мгновение весь стадион будто качнулся: от старта оторвались девушки. Как птицы! Вначале очи шли дружной стаей, пока одна, в оранжевой майке, не вырвалась вперед.

Разноголосый гул, подхлестывающие выкрики взволновали Родиона, и он стал напористо проталкиваться через жаркую толпу к беговой дорожке.

— Гляди, голенастая какая, а чисто ветер несется.

— Кто спервоначалу прытко берет, тот завсегда к концу язык высунет!

— Это ты про свой колхоз, сват? Что ни посевная — всё задаетесь, а к уборочной, гляди, позади всех!

— Ничего, мы еще вам пятки оттопчем!

«Да ведь эта Иринка наша!» — едва не вскрикнул Родион.

Иринка бежала стремительно и легко, мелькали ее крутые загорелые колени, камешками топорщились под майкой неоформившиеся груди.

Он уже хорошо различал ее чуть запрокинутую голову, бледное, словно одеревеневшее липа с плотно стиснутыми губами.

— А ты правду сказал, сват, — сочился сквозь гомон насмешливый басок, — хотя девка еще и не выдохлась, а другая уж на плечах у нее висит!

«А, пожалуй, нагонит!» — Родион с тревогой наблюдал за девушкой в васильковом платье. Она почти сравнялась с Иринкой, тоненькая, босоногая, с бьющимися па спине каштановыми косами.

— Нажимай, Иринка-а-а! — не вытерпев, закричал Родион.

Незнакомая девушка, летучая, с взвихренным подолом платья, пробежав мимо с упреком оглянулась на Родиона, и ему стало не по себе.

«Чья это?» — подумал он.

Девушки одолевали последние перед финишем метры. Стадион гудел — и вдруг раздался гром аплодисментов: васильковое платье развевалось впереди.

Рацион захлопал в ладоши, но тут же спохватился: «Что ж это я? Нашу ведь обогнали!»

Неожиданно Иринка выметнулась вперед и первой разорвала шелковистую паутину финиша. Но Родиона это почему-то уже не обрадовало.

— Одно место за нами! — кричал, протискиваясь к нему, Григорий Черемисин, высокий, богатырского сложения парень в голубой майке и белых брюках. — Девушек-то, погляди, девушек сколько — глаза не насытятся! Прямо целый букет! Айда, сейчас наш черед!

Весь месяц перед соревнованиями Родион тайком от всех уходил по утрам к реке: бегал там по росистой луговине, прыгал через натянутую меж кустов бечеву, метал самодельную гранату.

И теперь, шагая за Григорием по мягкой траве футбольного поля, любуясь дразнящим разноцветьем девичьих косынок и праздничным убранством зрителей, он еле сдерживал просившуюся на губы улыбку. Вот сейчас они вес увидят, на что он способен!

У стоек уже прогуливались здоровые, смуглые от загара парни в трусиках. С ревнивой завистью оглядев их мускулистые руки и ноги, Родион заволновался. Легкая сатиновая рубашка показалась ему вдруг тесной, он мгновенно сбросил ее и угрюмовато поглядел на Григория.

— Ты чего это на меня быком смотришь, Родька? — спросил Черемисин и рассмеялся; жемчужно поблескивали его крупные зубы. — В прыжках меня не опасайся, я на подъем тяжелый, что наш колхозный битюг!

Не глядя на товарища, Родион захватывал пальцами босых ног курчавую травку и вырывал ее.

— И чего выдумываешь — больно мне надо! Хоть все призы забирай!

Черемисин смеялся:

— Чудила ты, Родька, честное слово! Не все ли равно, кто у нас вперед вырвется, лишь бы команду нашу не обставили, факт!

Соревновались в прыжках с ребятами из «Горного партизана». Чернявый паренек, сухоногий, легкий, верткий, без труда с большим запасом взял высоту.

— Давай. — Григорий легенько подтолкнул Родиона в спину, и тот вихрем сорвался с места, перелетел через тонкую веревочку и, только услышав плеск ладош, понял, что перепрыгнул.

Григорий заговорщицки подмигнул ему: наших, мол, голыми руками не возьмешь!

Но чернявый паренек, видимо, не собирался сдаться. Родиону предстояло воевать с ним за каждый сантиметр, Родион прыгал все с большим напряжением, чернявый же, как пружина, отскакивал от земли, преодолевал высоту спокойным, неуловимо расчетливым толчком.

Родион ревниво прислушивался к треску аплодисментов: ему или чернявому хлопали люди?

Неожиданно чернявый заявил:

— Давай сразу на сто шестьдесят!

Сердце Родиона гулко застучало, по он ничем не выдал своего волнения. Пусть этот: парень не берет его на испуг — он не из робкого десятка!

Он взял высоту каким-то сумасшедшим, отчаянным прыжком и упал на рыхлый песок. Ему показалось, что кто-то засмеялся.

— Сто шестьдесят один.

— Сто шестьдесят три!

Чуть прихрамывая, вытирая рукой пот, заливающий глаза, он вернулся на место и, закусив губу, снова бросился в высоту и полетел вместе с веревочкой на песок.

Тяжело дыша, он подошел к полосатой штанге и опустился на траву.

— Не вешай голову. Родька, слышь? Второе место за нами, — присаживаясь рядом, сказал Григорий. — А по сумме очков наша команда все равно на первое выйдет!

— Какого чёрта ты меня убаюкиваешь, не маленький!

Они помолчали. Родион чертил палочкой по земле, не убирая свесившиеся на лоб пряди мокрых волос.

— Ты давай отдыхай да пойдем гранаты метать, — сказал Григорий и добавил не то виновато, не то извиняюще: — Только, брат, как хочешь, а в гранате я тебе не уступлю. Рад бы, да сила не позволяет! Так что бери свое на стометровке.

— Я не побегу.

— Не дури, не дури…

— Сказал, не побегу — и всё!

— Вот чудила! Ведь ты не один тут свои таланты показываешь! Хочешь всю организацию подвести? Если возьмешь третье место — и то команда на первое выйдет! Или не надеешься?

— Чего привязался? — вскипел Родион — Надеешься, не надеешься — дай в себя придти!

Григорий встал и по знаку судьи вышел на небольшую площадку. Бутылочная учебная граната казалась в его сильных руках детской игрушкой. Вот он разбежался, отвел руку и, гакнув, запустил гранату в сияющую голубизну неба. Она блеснула в вышине, как серебристая рыбина в заводи, и только через несколько секунд раздался глухой, шмякающий звук ее падения.

Стадион аплодировал, не жалея ладош.

Родион бросал гранату «за компанию», потом бегал па все дистанции и действительно, как и предполагал Григорий, занял третье место. Но это не принесло ему облегчения. Трудно мириться с меньшим!

За стадионом Родиона и Григория окружили девушки. Родион смеялся, шутил, делал вид, что ему совершенно безразлично, какое место он занял в соревновании. И, думая, что никто не верит ему, старался улыбаться и хохотать над любой пустяковой шуткой.

— Ну, теперь айда к лодкам — последнее сражение, — сказал Черемисин.

По дороге к озеру, размахивая цветистой косынкой и поглядывая на Григория — вот я какая! — Иринка рассказывала:

— Как опередила она меня, ну, думаю, все пропало! Бежать еще бегу, а духу не хватает!.. А тут возьми и свистни кто-то — меня будто крапивой по пяткам! Ну, кто бы мог подумать, что эта тихоня из «горного партизана» будет мне жару поддавать? Я ее даже в расчет не брала! Стеснительная такая. «Все в майках и трусиках, а я, — говорит, — в платье побегу: народу больно много, все на тебя смотрят — сгорю…»