В семнадцать лет он отбил у пунийцев раненого отца, который в то время являлся консулом; в девятнадцать лет вывел из окружения под Каннами десять тысяч соотечественников, тогда как полководец бежал с поля боя всего с пятью десятками всадников, и предотвратил предательство группы офицеров; в двадцать четыре года возглавил кампанию в Испанию и в пятилетний срок очистил огромную страну от карфагенян, для которых она являлась главной материальной базой для ведения войны в Италии; в двадцать девять лет стал консулом и, выиграв острейшую политическую схватку с сенатом, добился права действовать согласно собственному плану, каковой в то время патриархам представлялся верхом отчаянного авантюризма; затем он навязал свою стратегию карфагенянам и в тридцать три года, сойдясь с Ганнибалом в африканской пустыне, перехитрил самого коварного в истории полководца и разгромил его в пух и прах, после чего принудил грозный Карфаген к капитуляции. В ходе своих кампаний Публий выработал политическую модель для построения взаимоотношений с побежденными странами, которые он превращал в союзные Риму государства с дружественным населением. Связи, соединившие Рим с этими странами, оказались столь жизнеспособными, что во всех делах обеспечивали римлянам их безоговорочную поддержку до тех пор, пока могучее государство само агрессивными устремлениями не обрывало добрые отношения. Благодаря сципионовой внешней политике Рим быстро приобрел международный авторитет и превратился в арбитра средиземноморского мира. Впервые в истории право встало вровень с оружием, и появилась возможность разрешать конфликты между государствами без войн. Римляне заслужили славу самого справедливого и честного народа. Эти достижения Республики стали итогом десятилетней гегемонии в сенате сципионовой партии. Под идеологическим руководством Сципиона была блестяще проведена кампания против Македонии, которую мировая общественность и, в первую очередь, сами греки восприняли как освобождение Эллады. Усмирив Филиппа, римляне отбросили за Тавр зарившегося на Европу Антиоха и освободили ионийских греков. Эту экспедицию непосредственно возглавлял сам Сципион вместе со своим братом.
Итак, застав Отечество едва не растоптанным сапогами ганнибаловых наемников, сжатым чуть ли не до пределов одного Лация, Сципион, встав у руля государства, привел его к победе над самым страшным врагом, многократно расширил пределы Республики и сделал Рим столицей всей Средиземноморской цивилизации. Таков был его актив.
Однако, успешно занимаясь внешней деятельностью государства, Сципион упустил из вида внутренние преобразования, произошедшие в области экономики и нравственности. Поскольку эти изменения на первом этапе не касались политической системы, они долгое время оставались незаметными для первых людей страны. Правда, Сципион раздавал земли ветеранам, чтобы возродить опору Республики — класс крестьянства, но этого было недостаточно для сохранения крепкого здоровья Рима. В результате резкого расширения сферы экономической деятельности государства и притока богатств из побежденных стран, значительно окреп и умножился класс торговой и финансовой олигархии. Капитал же — сила агрессивная, алчущая поглощать все и вся. Поэтому олигархия не была заинтересована в международной стабильности и разумном построении гармоничной цивилизации, ей требовались войны, чтобы грабить все новые и новые страны, ей требовались все новые и новые провинции, чтобы эксплуатировать их население. Набрав экономическую мощь, олигархи стали заявлять о себе и в качестве политической силы, нацеленной на то, чтобы приспособить государство для обслуживания материальных интересов представителей своего класса. Это и была пресловутая партия Катона, который, правда, сам отнюдь не считал себя олигархом, но зато, как всякий олигарх, точно знал, что его враг — аристократия, поскольку народ в то время не был организован в самостоятельную политическую силу. Вступив в борьбу с названным врагом, олигархи первым делом вырвали из-под контроля Сципиона Испанию и объявили ее провинцией римского народа. Естественно, иберийцы начали освободительную войну. Утверждать там собственный порядок взялся сам Катон, который провел такую кампанию, что посеял в душах иберийцев вековую ненависть к римлянам. Таким образом, Испания выпала из Сципионовой мозаики средиземноморской цивилизации и стала опасным прецедентом на будущее. Из славы Рима эта страна превратилась в его позор, в очаг бесконечной изнурительной войны, где гибли римские солдаты, но зато богатели откупные компании, а последнее, в глазах олигархов, перевешивало все остальное. После такой удачи рыцари кошелька и сундука жадно воззрились на другие территории, зависимые от воли Рима, но партия Сципиона отстояла их свободу. Тогда олигархи обрушились на самого Сципиона. Чтобы расправиться с первым человеком Города, они вначале испортили народ, посеяв в нем корысть, и когда граждане выродились в обывателей, когда народ трансформировался в свой антипод — толпу, когда лучшее и худшее поменялось местами, тогда лучший человек и был представлен черни как худший. Сципион ушел из Рима, в его партии начался разброд, и алчности олигархов открылся путь в Грецию, Македонию, Азию и Африку.
В итоге все приобретения Сципиона оказались под угрозой, под угрозой был и сам Рим, который ожидала участь из мирового арбитра превратиться в мирового насильника и грабителя, из оплота справедливости и чести — в оплот алчности и средоточие порока. Злодей же, по всем античным теориям, не может быть счастливым человеком, хотя и тужится внушить с помощью роскоши себе и окружающим обратное, значит, римляне в скором времени станут несчастнее собственных жертв.
Пассив превысил актив, более того, зло просто захлестнуло и поглотило благо! На фундаменте, заложенном Сципионом для построения дворца средиземноморской цивилизации, теперь воздвигается тюрьма антицивилизации.
Не лучше обстояло дело и в других областях жизнедеятельности, второстепенных в понимании настоящего римлянина.
Он много изучал человеческую мудрость и немало написал сам, однако все уничтожил, когда понял, что его окружают совсем не те люди, к каким он адресовывал свои труды.
Долгое время его семья представлялась соотечественникам идеально благополучной. Но, достигнув в совместной жизни душевного и физического комфорта, они с Эмилией не дали друг другу счастья. Со временем это выразилось в отчуждении и взаимном отдалении, а напоследок выплеснулось наружу нелепым, безобразным фарсом с рабыней-любовницей. Публий не оправдывал своего поведения в постигшей их семью неприглядной истории, и особенно укорял себя за то, что не распознал фальши в чувствах Береники, ибо искренняя любовь была бы достойна жертв. Но роль, которую при этом сыграла жена, его просто ужасала. Он с отвращением думал о многих годах, проведенных рядом с Эмилией, казавшейся ему теперь неким омерзительно-скользким ядовитым существом, вроде Медузы Горгоны. Так же, как измена народа запачкала все его деяния, направленные на благо государства, предательство Эмилии отравило всю его личную жизнь.
Правда, чуть позже Сципион снял часть вины с Эмилии и переложил эту часть на себя. Он понял, что в свое время не дал жене ярких чувств и тем самым низвел ее жизнь из объемного пространства эмоций и образов в плоскость расчетливости, превратил ее в сухое рассудочное существо, которое теперь и рассудило, сколь выгодно спутать ненужного мужа связью с рабыней. Так, в очередной раз Публий был наказан за совершенную в молодости подмену истинной любви обыкновенной симпатией.
У Сципиона было четверо детей. Однако болезнь одного из сыновей и легкомыслие другого сводили на нет надежда на их будущее. Оставались дочери, но могли ли они вытянуть Рим из пучины порока, куда тот плюхнулся с радости от громких побед? Такое дело не для женщин. Представляя участь своих детей в деградирующем обществе, Публий испытывал гораздо большую боль, чем от собственных душевных ран. Подобные раздумья погружали его в глубокий транс. Он словно прозревал грядущую катастрофу, когда его внуки возглавят противоположные партии и уничтожат друг друга в зловещей увертюре столетней гражданской войны, после чего род Сципиона прекратит свое существование, и кровь Сципиона иссякнет в теле Рима.
