— Не сомневайся, мой друг. Скажу тебе больше – мои эскулапы из кожи вон лезут, стараясь, чтобы я не захворал. Слава всемогущим богам, на их счастье я редко болею. Впрочем, почему бы не предположить, что я здоров благодаря их стараниям, – вновь рассмеялся Секунд. – Так как же с рабыней? Ты же понимаешь, что влюбленные теряют голову и готовы на всё и...
— Можешь не продолжать, Петроний. Я согласен, – неожиданно легко согласился Агриппа. – В конце концов, она всего лишь рабыня – не более. Я дам ей свободу, если только... если только все пройдет успешно.
Секунд с облегчением вздохнул.
— Я и не сомневался, мой мальчик. Мы все отказываемся от личных благ ради достижения блага всеобщего... Однако, мы увлеклись и забыли о главном. Правильно ли я тебя понял – все готово, и нам осталось только осуществить задуманное?
— Все готово, Петроний. Управляющий матери императора Домициллы, этот скопец, Стефан, – на нашей стороне. И государыня Домиция примет это, как неизбежную жертву во имя Империи... – голос молодого человека дрогнул.
— Я чувствую неуверенность в твоем голосе, – нахмурился Секунд, – уж не закралось ли сомнение в твое сердце?
— Да поразит меня всемогущий Юпитер! Я не колеблюсь, о нет! Всего лишь волнение... Скажи лучше, передал ли ты подарок императору? Как принял он его?
— Он ни о чем не догадывается. Принял без подозрений. Впрочем, не исключено, что просто не подал виду... Сыграть на тщеславии этого самовлюбленного павлина было проще простого – я сказал, что никто не достоин владеть таким оружием кроме него, непревзойденного ценителя. Только... – замялся он.
— Что?
— Только вот Луций, кажется, что-то почуял.
— Как он мог?
— Ты недооцениваешь его, Агриппа. Нюх у этого старого лиса поострее, чем у собаки.
— Ты думаешь, он догадывается обо всем?
— Не думаю, что обо всем. Но чувствует – что-то не так. Мы не можем медлить. Я думаю, мы должны сделать это сразу же после сентябрьских ид!
— Хорошо.
— Знает ли гладиатор о том, что ему предстоит сделать?
— Что ты, Петроний! Ты запамятовал! Зелье, что продал мне тот купец, Эльазар. Это магическое зелье изготовлено из крови Горгоны и еще каких-то волшебных трав. Над человеком, выпившим его, мы будем иметь безраздельную власть. Ты можешь приказать ему убить собственную мать, и он сделает это, не раздумывая.
— Ты уверен, Агриппа? Звучит невероятно! Никогда не слышал ничего подобного...
— Такова сила этого волшебного эликсира.
— Но эликсир эликсиром, а не мешает заручиться его добровольным согласием. На всякий случай я настроил его на свершение великого дела... – начал Секунд, но Агриппа перебил его.
— Добрый Петроний, я ведь уже сказал, что не возражаю. Можешь пообещать ему свободу для девушки.
Пока они беседовали, вокруг собралась приличная толпа зевак, галдящая и спорящая, на ходу заключающая скоропалительные пари – одни ставили на великана Гатасака, другим, напротив, больше доверия внушал ловкий Схима. Воздух звенел от невообразимого гомона. Добровольцы, оттесняя толпу, образовали круг, бросили веревку на истертую в пыль тысячами подошв землю, обозначая границу арены.
Торговец достал деревянные мечи.
«А что! – думал он, – где вы видели, люди добрые, купца, который, находясь в здравом уме, станет рисковать своими деньгами на потребу черни. Да и хоть и потому, чтобы привлечь выгодных покупателей. Нет, светлейшие, кто бы вы ни были, вначале заплатите. Ну, тогда уж, милости просим, распоряжайтесь своим товарам, как заблагорассудится: хотите – забирайте с миром, хотите – отпускайте на волю, хотите – убейте...».
Находившиеся на рынке продолжали сбегаться на бесплатное представление. Исключение составили лишь торговцы, опасающиеся за свой товар, – воров тут хватало. Тевтоны-телохранители, могучими плечами оттеснив наиболее ретивых, быстро расчистили место двум патрициям, ради которых и была затеяна вся эта кутерьма.
— Посмотри, Агриппа, как падок наш народ на дармовщину. Бесплатная еда, зрелище, что угодно – лишь бы не платить!
— Но разве бывает в мире что-либо бесплатное, Петроний, – обрадовался Агриппа перемене темы. – Разве всё, что плебс ест, пьет и чем развлекается, – падает с неба?
— Ты зришь в корень, милый Агриппа, разумеется, нет. Это иллюзия – за все заплачено. Ими же! Но понаблюдаем за боем, если не возражаешь.
А тем временем в пыльном кругу гигант Гатасак уже отбивался от наседающих на него двух подвижных, как ртуть, италийцев. Он старался держать их на расстоянии, успешно отражая стремительные уколы попеременно щитом и своим мечом. Несмотря на его длинные руки, противникам удавалось время от времени пробить оборону и нанести ему довольно болезненные уколы. Великан не оставался в долгу и, не обращая внимания на, скорее досадные, чем опасные ссадины, подобно могучему медведю в окружении пытающихся повиснуть на нем псов, отвечал мощными выпадами. И достигни он цели, не поздоровилось бы тому, кто очутился на пути его, пусть и деревянного меча.
Хозяин рабов заметно нервничал; он не горел желанием портить свой товар.
К его счастью, Агриппа, наконец, поднял руку, подав знак прекратить бой. Ни одна из сторон так и не показала зрителям явного преимущества.
— Довольно, не надо портить товар. – Он повернулся и подозвал стоящего в отдалении человека: – Маркус!
Ланиста, – а это был не кто иной, как опытный наставник гладиаторской школы, – не заставил приглашать себя дважды; он резво подбежал к господину, и они стали совещаться вполголоса. Через непродолжительное время Агриппа повернулся к торговцу и предложил с деланным безразличием:
— Даю тебе за всех пятьдесят декадрахм, братец, и ни ассом больше. Если умеешь считать, что весьма сомнительно для такого безмозглого шута, как ты, – это кругленькая сумма… я тебе помогу – целых пятьсот денариев! Твои бездельники не стоят и половины. Так что соглашайся, не упускай выгодную сделку. Погляди-ка сюда!
В руках его появился мешочек с монетами, которым он выразительно потряс перед носом торговца. Жадный огонь загорелся у того в глазах при виде денег. Несмотря на молодость, Агриппа хорошо изучил человеческую породу.
— Но, видят боги, они обошлись мне дороже, светлейший, – попытался повысить цену торговец.
— Не хочешь не продавай. Я свое слово сказал, – он зевнул, прикрыв рот ладонью, и добавил: – К тому же, они еще совсем зеленые, новички в искусстве боя. Придется затратить гораздо больше, чтобы обучить их хоть чему-то. И еще: спроси любого, и тебе ответят – я всегда даю лучшую цену. Так что не рассчитывай получить больше.
— Ты разоряешь меня, – заныл торговец, хотя все, кто был поблизости и наблюдал за торгом, понимали, что он был рад получить эту сумму.
Агриппа взял под руку Петрония и сделал вид, что дальнейшее его не интересует. Он даже повернулся, притворившись, что собирается уходить.
Нервы торговца не выдержали. Он схватил Агриппу за руку и воскликнул:
— Будь по-твоему, добрый господин, не уходи!
— Вот это разумное рушение... – похвалил торговца Агриппа.
Сделка состоялась. Мешочек с деньгами перекочевал к торговцу, а рабов подтолкнули к гладиаторам.
Секунд и Агриппа, сопровождаемые слугами, забрались каждый в свою лектику, и исчезли с рынка. Именно в таких местах опытный ценитель человеческого товара (а Агриппа, как никто, заслужил этот эпитете) недорого мог найти ту жемчужину, которая впоследствии мог принести неплохой доход своему хозяину.
Его довольное лицо красноречиво свидетельствовало о том, что сегодняшнюю покупку он считал исключительно удачной…
Когда Матвей Петрович вынырнул из аквариума в материальный мир, в нем ничего не изменилось. Высоко в небе по-прежнему ослепительно сияло солнце, пробивая кинжальными лучами листву тутовых деревьев; по-прежнему, по двору бродили важные индюки; «быки» так же неподвижно стояли у машины, и их немигающие глаза сверлили дырки в пространстве двора.
Всё было, как обычно.