— Понятно... И что же дальше? Армия его поддержала, этого Нилу?

      — Нелу...

      — Пусть будет Нелу... Так поддержала?

      — Й-ес! – Фил добавил экспрессивности второй букве, – гениальный вывод! Полковника поддержала армия, в которой традиционно преобладали представители племени Тапу. Он – я забыл упомянуть – и сам тапу. Как только пришел к власти, незамедлительно возвел себя в чин генерала, разогнал погрязших в коррупции командиров береговой охраны. Разогнал также азиатов и окончательно договорился с латино-американскими картелями, чем фактически узаконил мздоимство.

      — Понятно – перевел коррупцию в правовое поле. Это нам знакомо. Так… теперь подробнее о концессии, – попросил Максимов.

      Синистер, змей-искуситель, почувствовал, что друг его влип, и изложил ему всё, что успел раскопать. А дело обстояло следующим образом.

      После освобождения от колониального гнета первыми друзьями для новоиспеченной независимой республики, в полном соответствии с законами тогдашнего поляризованного мира, разумеется, стали Советы. И Апуту, естественно, не миновала чаша сия – в молодости наш наследный принц обучался в Со;вьет Юнионе. В то время парень во взяточниках еще не состоял; увлекался левыми идеями, что приветствовалось тогдашним советским политическим истэблишментом. Ну и... там у него, понятное дело, остались завязки в комсомольско-партийном бульоне, из которого впоследствии зародилась новая жизнь. Вернувшись на родину, молодой Апута, воспользовался благородным, по местным понятиям, происхождением, сделав головокружительную карьеру, которая и возвела его в итоге в буквальном смысле на трон.

      – Ты же не станешь возражать, Алекс, что президенты в таких странах, как Бурна-Тапу, это не просто президенты, это – абсолютные монархи?

      – Не буду, Фил… Валяй дальше.

      – А на вашу Империю, Алекс, тем временем накатила перестройка. Потом Советы приказали долго жить. Быстро промчались девяностые. Молодежь выросла из коротких штанишек. Партия заодно с комсомолом почила в бозе, а бывшие комсомольцы занялись серьезным бизнесом... Ты сам просвещал меня на этот счет  неоднократно, – сказал Фил и продолжил свой рассказ.

      Вышло так, что на юге страны были обнаружены залежи серебра, и тогда господин президент единолично решил вопрос о концессии в пользу своих бывших русских друзей-предпринимателей, кои к тому моменту уже ворочали серьезными деньгами. Решающим аргументом послужило предложение наилучшего варианта учета личных интересов. Разумеется, нет нужды объяснять – чьих.

      Русские поделились с американской компанией «Silver Stone», специализирующейся на добыче серебра, отдав им 25% акций концессии, и в Бурна-Тапу потекли инвестиции.

      За короткий срок был сооружен рудник по последнему слову техники. Страна, как и ожидалось, не очень-то выиграла; граждане как жили, так и продолжали жить в полунищете, а вот личное состояние семьи президента неизмеримо приумножилось. Естественно, с началом разработок в страну потекли потоки иностранных специалистов, в основном русских и американцев, но встречались среди них и европейцы.

      Занявшись легальным «серебряным бизнесом», новый президент не брезговал и прежними источниками дохода: доил наркоторговцев, негласно позволяя им использовать побережье в прежних целях. Короче, все складывалось прекрасно. Деньги поступали стабильным потоком в личный карман царька мимо государственной казны. Народ уже не голодал, но и не шибко жировал. Но ему, народу, было не привыкать.

 У Фила были сведения о нескольких богатых американцах, зачастивших туда в последние два года. Небезынтересно, что никто из них не имел доли в профильных отраслях промышленности страны: ни  в ореховой ни в серебряной. Зато почти все они имели так или иначе отношение к России. Двое были русскими эмигрантами, еще несколько имели акции русских нефтяных компаний, ну а остальные – так, по мелочи.

      Когда Максимов поинтересовался откуда сведения, Фил ответил уклончиво, по-английски. В вольном переводе на русский это значило что-то типа «от верблюда». Максимов догадывался, кто этот верблюд, но настаивать не стал. Он верил, что придет время и, если того потребуют обстоятельства, Фил расскажет сам.

      Вот такая складывалась неприглядная картина в этой части мира, господа. И если кто-нибудь решит с апломбом возразить: «Мол, полно, тут краски сгущать… если разобраться, ничего особенного, это, дескать, довольно незатейливая ситуация и сплошная банальщина», – мы категорически не согласимся с таким заявлением, напомнив, что именно в воздушном пространстве этого государства в мирное время происходит какая-то необъяснимая чертовщина. Правда, придется признать, что в настоящий момент не представляется возможным проследить какую-либо разумную связь политико-экономической ситуации в этой стране с загадочным инцидентом над островом. Скажем больше: пока не прослеживалось ни малейшей зацепки. Но будьте уверены, если за дело взялись такие профессионалы как Фил Синистер и Алекс Максимов, найдутся и зацепки, и связь появится – все будет.

      А пока можно было отметить несомненный факт оживления активности вокруг этого ранее неприметного государства.

      Фил улетел домой.

      А через пару дней Максимов позвонил ему – назло в одиннадцать утра «по Москве» – и дал согласие на свое участие в деле. Единственным ультимативным условием была Алёна – или она присоединяется к ним, или Фил можешь валить один, куда хочет.

      Ну, что тут скажешь... Любовь она и в Африке любовь!

      Когда Максимов вернулся домой,  был уже вечер. Он и не ожидал, что его рассказ так увлечет Алёну. Не успел плюхнуться в любимое кресло, как она уютно устроилась на ковре у его ног, сгорая от нетерпения услышать продолжение.

      — Хочешь узнать, что было дальше, Алё? – спросил Максимов зачарованно внимавшую ему Алёну.

      — О да, божественный! Не томи, умоляю!

      Ночь была безлунная. Сквозь черные квадраты окон и толстенные сталинские стены чудесным образом не проникал внутрь ни городской шум, ни свет фонарей. До утра оставалось достаточно времени, чтобы без помех снова окунуться в изменчивую реку времени. Часы показывали далеко за полночь.

      — Знаешь, – начал он, – у меня утром было такое чувство, что это не сон вовсе – все было так, словно я побывал там. Во всяком случае, мне кажется, что все, что там происходит, каким-то образом связано с нашей реальной жизнью. Я будто бы раздваиваюсь.

      — Сочиняй дальше, Алик. Так интересно... В конце концов, недаром говорят: если это и неправда, то неплохо придумано!

      — Ты смеешься, Алё?

      — Что ты! Я верю, верю...

      — Хорошо, что бы ты ни думала, слушай ,  – согласился он.

      К утру возбуждение в городе достигло апогея.

      В царящей повсюду сутолоке сновали мальчишки, норовившие стащить всё, что плохо лежит. Прорицатели и звездочеты, гадалки всех мастей в живописных одеяниях за пару сестерциев брались предсказать исход поединков. Горожане и приезжие нещадно торговались с ними, но желание узнать заранее исход боев побеждало жадность и им приходилось изрядно раскошелиться, правда, в надежде на то, что удастся отыграться, успешно заключив с кем-нибудь пари. Бродячие фокусники зазывали народ поглазеть на их мастерство. Продавцы фруктов соперничали с разносчиками свежей воды и торговцами всяческой снедью. В огромных чанах смачно булькало варево. Соблазнительный аромат свежевыпеченного хлеба и корзины с едой возбуждали и без того звериный аппетит простого люда.

      В этот час из крохотной лавчонки – одной из тех, что облепили вереницей верхнюю часть улицы Аргилет, где обосновались продавцы свитков, купцы, ремесленники, торговцы цветами и, главное, обувщики, вытеснившие когда-то имевших здесь засилье гончаров, за людским коловращением бесстрастно наблюдали двое мужчин.