Отчаявшись, она пыталась вызвать в памяти образ мужа, добропорядочного семьянина, за всю свою супружескую (было подозрение – и холостяцкую тоже) жизнь ни разу не взглянувшего на другую женщину. Да что там! Даже в дурном сне не помыслил Иван Петрович ни на секунду об адюльтере. И слова такого он, скорее всего, не знал.

      А вот сама-то не устояла... Чувство оказалось сильнее моральных устоев.

      Заикаясь, краснея и потея от волнительности момента, она излила на Игнаточкина водопады страсти… и не просто так, а в стихотворной, братцы, форме (на сочинение ушло три последних месяца, но это не беда – специфика ее службы позволяла замахнуться и на полномасштабную поэму).

      А что Игнаточкин? Так точно! Учитывая превосходящие силы противника, старший лейтенант принял единственно правильное решение – ретироваться в срочном порядке. И оставил безутешную женщину переживать постигшую ее неудачу в одиночестве, не позволив тайфуну чувств, исподволь зарождающемуся в закоулках ее подсознания, принять угрожающие размеры.

      Так закончилась эта история, которая еще раз доказала, что и  людям невысокого звания свойственны переживания, по силе своей не уступающие переживаниям особ королевской крови.

      А что же ты не интересуешься, читатель, какая участь постигла главного неодушевленного «героя» нашего повествования? Было бы в высшей степени несправедливо обойти вниманием сей замечательный предмет, появляющийся время от времени на сцене, для того, чтобы...

      А кстати, друзья, действительно, для чего?

      К сожалению, так и осталось недоказанной та роковая роль, которую он, если верить легенде, якобы играл в судьбах своих обладателей. Но легенда легендой, возможно, давным-давно так и было. Но сейчас, в наш-то просвещенный век, верить в подобные сказки... Несерьезно, честное слово!

      Помнится, в последний раз другой герой (в отличие от упомянутого – всецело одушевленный) Александр Максимов держал в руках этот уникальный меч, когда профессор Иванишин возвратил его после экспертизы. Но затем сведения о гладии становятся еще более отрывочными и противоречивыми. Правда, Максимов неоднократно видел во сне подобный меч и даже убедил себя, что именно тот самый. Но согласитесь – смешно делать выводы на основании одних только снов пусть и весьма положительного, но тем не менее человека обыкновенного, не обладающего ни талантом прорицания, ни даром ясновидения, ни какими-либо другими паранормальными способностями.

      С другой стороны, что-то всё же было... Например, нельзя было отделаться от впечатления, что за этой штукой велась своего рода азартная охота.

      Чем она закончилась – неясно.

      Но приблизительно через месяц после описанных памятных событий, в полутора тысячах километров на юг от столицы, в огромном замке с трехцветным флагом на главной башенке имел место следующий, с виду незначительный, эпизод (во всяком случае, предоставляем читателю самому судить о его важности и ограничимся исключительно беспристрастным описанием сопутствующих ему обстоятельств).

      Стало быть, невдалеке от этого замка широкий ручей, на берегах которого лет сто назад, говорят, селились бондари, с легким журчанием нёс свои прозрачные воды навстречу черноморской волне. Объект был надежно защищен от любых внешних воздействий высокой каменной стеной и вдобавок тщательно охранялся вооруженными до зубов бойцами специального подразделения. Совершенно естественно, что журчание воды, бойцы и стена внушали чувство спокойствия и уверенности обитателям замка (кем бы они ни были).

      В один из осенних вечеров в огромном зале дворца в камине, отделанном розоватым каррарским мрамором, уютно потрескивали сухие дрова, а весело гарцующее по ним пламя отбрасывало блики на книжные полки. Приглушенный свет проливался из плафонов на стенах, испуская ровно столько люменов, сколько требовалось для того, чтобы люди, находящиеся здесь, ощутили душевный комфорт и умиротворение. По центру зала стоял длиннющий стол, инкрустированный мозаикой из карельской березы, всю поверхность которого занимали горы разнообразных предметов.

      Вокруг стола от одного предмета к другому переходил человек невысокого роста. Одет он был непритязательно – джинсы, теплая (по вечерам в замок, несмотря на усиленную охрану, проникала прохлада) кофта, наполовину застегнутая на крупные пуговицы, на ногах кроссовки. В этом своеобразном «кругосветном» путешествии его сопровождал секретарь с планшетником в руках. Каждый раз, когда человек начинал рассматривать следующий предмет, секретарь заглядывал в таблетку, елозил по экрану пальцем и докладывал:

     — Композиция «Рыбаки Приморья»... Выполнена из китового уса. Подарок китобоев плавбазы «Кашалот».

      — В общую экспозицию, – коротко распоряжался человек и продвигался дальше. – А эт чё за фигня? – спрашивал он, вертя в руках очередную штуковину.

      — Копия алмаза «Граф Орлов» от стеклодувов Гусь-Хрустального. Обратите внимание на идеальную передачу формы и цветовой гаммы, – пояснял секретарь, заглядывая в «таблетку».

      — Понятно... На настоящий, значит, пороху не хватило.

      — Так ведь настоящий ж в «Алмазном фонде».

       — Знаю! Не дурей тебя... Совсем шутки разучились понимать! – оборвал его невысокий человек. – В экспозицию... Та-ак... А это что за картина? Кто автор?

      И так далее…

      Они продолжали свой путь вокруг стола, пока не остановились напротив продолговатого деревянного ящика с тусклыми бронзовыми защелками, с виду настолько древнего, что одним только этим он притягивал внимание. Крышка была откинута, позволяя взгляду проникнуть вовнутрь, где в углублении, отделанном темно-зеленой тканью, покоился короткий прямой меч с широким клинком и рукоятью, обвитой темной лоснящейся кожей. Навершие рукояти увенчивал большой синий камень.

      Человек остановился:

     — А это чё за антиквариат, Сергей Анатольевич?

 Секретарь коротко глянул на наклейку с номером, прилепленную на крышку футляра, сунул нос в планшетник и через секунду сообщил:

      — Та-акс... римский гладиус, по нашему – гладий… датируется примерно концом I века до нэ-э, началом нэ-э.

      — Подлинник?

      — Конечно! Проверили.

      Секретарь развел руками, в одной из которых держал таблетку.

      Человек извлек меч из футляра и стал без слов рассматривать его. После минутной паузы спросил:

      — От кого?

      Сергей Анатольевич, склонившись к его уху, испуганно оглянулся (такая предосторожность показалась по меньшей мере излишней, если вообще не странной, ввиду того, что поблизости не наблюдалось ни единой живой души, за исключением охраны, да и той – за массивными резными дверями зала).

      Итак, он наклонился (так как был чуть ли не на голову выше) к этому невысокому человечку и что-то ему прошептал.

      — Уже сидит? – недовольно поморщился тот.

      — К сожалению, пока нет... Несчастный случай. Пребывает в глубочайшей коме.

      — Надежда есть?

      — Врачи потеряли, хотя... Кто даст гарантию в таких вещах?

      — Ясно... – прокряхтел человек и неожиданно возмутился: –  Ну что у нас за народ, а? Пачкуны! К чему ни прикоснутся, всё дерьмом измажут. Ты только посмотри – какой экземпляр! И тут умудрились... Ай... Да хрен с ними! – Он еще раз повертел в руках меч и, отбросив сомнения, коротко распорядился: – В мою личную коллекцию.

       Потом взялся за крышку ящичка. Перед тем, как она захлопнулась, в глубине синего кристалла проскочила едва различимая багровая искра, но для его глаз она осталась незамеченной. Впрочем, возможно это был всего лишь отблеск от камина, в котором как раз в тот момент березовое полено, с треском расколовшись, исторгло сноп искр...

      А теперь несколько слов о Синистере.

      Фил женился. Казалось бы неисправимый холостяк – он до конца не верил, что вообще когда-либо решится совершить столь безумный шаг, и, если бы кто-нибудь из его друзей предрек ему  такой поворот в личной жизни, он бы поднял наивнягу на смех.