- Разведчики не выдали себя, скрытно следили за врагом. – Наконец догадался он, почему не заметил нападавших.

 Он выбивался из сил, и хотел было, чтобы перевести дух, положить Валю на снег, но, словно предупредив это желание, чьи-то руки сняли её с его плеч, и знакомый голос подбодрил:

 - Потерпи немного, пацан, сейчас будем дома.

 - Да мне не тяжело…

 Коля не помнил, как оказался там. Валя сидела прямо на полу, прислонившись к стене. Забинтованная поверх штанов нога была вытянута и упиралась носком в бедро Колькиной ноги. 

 - Какая красавица! – его обожгла мысль, нелепая в такой обстановке. 

 Борясь с обволакивающим сознание сном, Коля сидел напротив и пялил на неё глаза.

 - Я засну и больше не увижу её, – ужаснулся он и ущипнул себя за ногу.  

 Его взгляд переходил с носа на глаза, на губы, щёки, а затем снова делал такой же круг. Валя, видимо, почувствовала это и приоткрыла веки. Их глаза встретились, и в это время по её лицу пробежала не пренебрежительная, а какая-то ласково-сожалеющая улыбка, которая может возникнуть только у человека, обладающего превосходством над другим человеком. 

 - Глупенький ищо! – подумала она и покраснела.

 Запустив немного холода, хлопнула дверь. Звякнули дверцы печурки. Дежурный, добавив в огонь дров, поставил закопчённый чайник. 

 - Только тяжёлый воздух затрудняет дыхание... – подумал Коля и закрыл глаза.

 Разведчики уже спали непробудно. Им чаще, чем обычным партизанам приходилось отдыхать в землянках, но и опасности они подвергались чаще всех. 

 - Их тяжёлый изнуряющий труд требует полноценного сна, - вдруг сказала Валя, словно подслушав его мысли, - а выспаться удается редко.

 - Поэтому сну они отдаются полностью, - из последних сил согласился Сафонов, - когда есть такая возможность...

 - Ты тоже поспи!

 Кто-то рядом застонал. Видимо, у человека, наглядевшегося на ужасы войны, не было покоя нервам и во сне.

 … Обещанная подвода появилась только к утру. Ребята осторожно вынесли Валю и положили в сани. Сафонов сунулся в седоки, но в санях оказался ещё один раненый, и подвода ушла без него.

 - Мы обязательно встретимся! – пообещал он девушке на прощание.

 - Я буду ждать! – сказала бледная от потери крови Валя.

 С рассветом преобразилась погода, солнце светило так ярко, что даже резало глаза. По небу медленно двигались облачка-барашки. Чуть заметный ветерок едва шевелил ветки. Даже изредка раздававшиеся пушечные выстрелы и звонкие разрывы снарядов в мёрзлой земле не портили приподнятого приятной погодой настроения после томительной ночной пурги.

 - Пора пробираться в свой отряд. – Решил хорошо отдохнувший Николай.

 Он без особых происшествий проделал знакомый путь. В отряде уже знали о его мытарствах.

 - Точно разведка про всё доложила. – Предположил Сафонов и зашёл в командирскую землянку.

 Встретившийся его ротный на приветствие так матюгнулся, что ошпаренные обидой мозги не сразу восстановили свою работу.

 - Прозевал немца, твою мать!

 - Да я…

 - О бабах только и думаешь! – разорялся рябой командир. 

 Подтвердил его правоту своей шуткой и ротный старшина, слывший среди солдат отчаянным бабником. Он, пригладив свои усы и прищурив глаза посоветовал:

 - Не робей солдат.

 - Я и не робею…

 - Только за девками к немцам больше не лазь.

 Окончательно успокоил его отрядный повар. Он положил почти полный котелок каши и, как-то по-отцовски взглянув в его глаза, спросил:

 - Ну что, досталось на орехи?

 - Досталось, только не пойму за что?

 - Возьму лучше хлебушка…

 Николай ответил ему благодарным взглядом и молча отошёл. Во время еды он невольно залюбовался фигурами из снега, сотворёнными пургой и прилепленными на ветки деревьев. 

 - Где мне теперь искать Валю? – гадал грустный юноша.

 Он подошёл к костру, около которого сидела группа партизан. Они сосредоточенно скребли уже опорожнённые котелки. Прикурив от уголька и намереваясь немного отдохнуть, Коля присел к теплу. Вдруг раздался знакомый голос:

 - Пацан, здорово! 

 Это тот самый голос, который так здорово подстегивал его виртуозной матерщиной в темноте прошедшей ночи. На дороге стоял с широкой улыбкой разведчик Иван Стручков.  В это время из палаток вынесли к подошедшей подводе раненых, которые отвлекли внимание.

 - Так это ты всем растрепал? – с обидой голосе спросил Коля.

 - Смотри, твой крестник! - Торжественно произнёс Стручков и показал на первые носилки.

 На них лежал человек в немецкой форме. Вся его голова была в бинтах. Взгляд его одного, свободного от повязки глаза, скользнул по фигуре парня, и ему показалось, что в нём отражается не столько страдание, сколько радость.

 - Видимо, мой удар принёс ему вместе со страданием и облегчение, - почему-то обрадовался Сафонов, - так как повлек за собой плен, а с этим и освобождение от войны и от бессмысленного риска потерять свою жизнь.

 Невраждебное отношение госпитального персонала убедило немца в безопасности, и он был уверен в своей встрече с семьей. Мысли Николая прервал разведчик:

 - Жди награды.

 - Меня уже наградили…

 Сафонов не стал рассказывать ему о полученной уже взбучке от своих командиров и даже не поинтересовался о ценности показаний «крестника», а спросил о Вале.

 - Вот ты кого, оказывается, шукаешь? - сказал он с усмешкой. - Да она давно улетела.

 - Когда?

 - Как только установилась погода, её впихнули в кукурузник.

 Как будто желая увидеть её, Коля взглянул на восточное небо, но там ничего не было. Сбивая его взгляд, в высоту поднялась кем-то спугнутая птичка и, расправив крылья, стала кружиться над одним местом, а затем снова нырнула в кусты, и вместе с ней опустился на землю взгляд Николая.

 - Нам по пути? - спросил разговорчивый разведчик. – Тебе же донесение снова доставлять?

 - Писарь приказал после обеда зайти за пакетом.

 - Поедем вместе?

 Сафонов молча кивнул головой и медленно пошёл к лыжам. За всю густо переметённую снегом обратную дорогу Стручков своей весёлой болтовнёй, наполовину перемешанной с матерщиной, не смог развеять мрачное настроение Николая.

 Вскоре карательный отряд мадьяр и полицаев атаковал партизанское соединение, в котором воевал Николай Сафонов. У партизан была пушка, бой шёл два дня, пока не закончились снаряды и патроны. Партизаны отступили, многие жители ушли с ними в лес. Из тех, кто остался, каратели расстреляли 60 человек. Одного старика подняли на штыки.

 - Его дочь от такого жуткого зрелища сошла с ума. – Рассказывали потом выжившие свидетели.

 - Страсти Господни!

 Оккупанты вновь заняли Криницы. Жителей под конвоем погнали в соседнюю деревню. Одна женщина несла на руках грудного ребёнка, другая вела сына за руку. Идти с двумя детьми было тяжело, и она отставали от других.

 - Оставьте их на дороге. – Попросили за них односельчане.

 Немец-конвоир спокойно застрелил мальчика, а мать ударами приклада погнал дальше…

 - Ты видел, как этот ирод мальца стрельнул? – шёпотом спросил Коля.

 - Жаль патроны кончились, а то бы я ему ответил… - зло прошипел Стручков.

  В горячке и спешке рассредоточившиеся партизаны не нашли ничего лучшего как спрятаться в копнах прошлогодней соломы на поле и видели как мимо гнали заложников. 

 - Может не найдут? – волновался Николай, зарываясь поглубже в прелую солому.

 - Сиди тихо, - цыкнул на него Иван, - копаешься как трактор… 

 Попрятавшихся партизан легко вычислили по следам на снегу и, собрав по схованкам, привели в село. Их выстроили на глазах у взятых в заложники родственников и начали расстрел.

 - Нас расстреляют, - в последнюю минуту сказал Стручков, - родных отпустят…

 Сафонов стоял напротив маленького мадьярского офицера.

 - Дрожит гад, - отметил он нервные движения венгра.