- Вашу мать! Вперёд!!! Не продвинешься - расстреляю!.. Вашу мать! Атаковать! Вашу мать!

 Из высших сфер ночью поступил приказ:

 - Взять проклятое Капище!

 Утром полк обречённо штурмовал полустанок, теряя множество людей. Пополнения шли беспрерывно, в бойцах дефицита не было. Но среди них опухшие дистрофики из Ленинграда, которым нужен постельный режим и усиленное питание на три недели.  

 - Вперррёд!!! – услышал Сергей визгливый голос командира полка. – В атаку!

 Он только что вышел из землянки командного пункта и со смаком курил после ночной смены у телефона. Дородный подполковник Метёлкин распекал грустного командира батальона. Рядом стоял лейтенант Ваулин, который, видя это вопиющее безобразие, воскликнул:

 - Нельзя же так гробить людей!

 - Ты куда лезешь?

 - Там же кругом пулемёты! 

 - Что за разговоры при подчинённых? - сразу же подключился политрук.

 - Когда мы научимся ценить солдата…

 - Лейтенант, - с угрозой сказал подскочивший особист, - за такие слова под трибунал пойти можно…

 - Лучше под трибунал, чем видеть такое!

 Один из стукачей, которых полно в каждом подразделении, на следующий день засвидетельствовал:

 - Да, в присутствии солдат усомнился в нашей победе.

 Тут же штабной писарь заполнил уже готовый бланк, куда надо только вписать фамилию, и готово:

 - За проявление трусости лейтенант Ваулин направляется в штрафную роту сроком на три месяца!

 ... Атаки на Капище продолжались своим чередом. Окрестный лес напоминал старую гребёнку: неровно торчали острые зубья разбитых снарядами стволов.

 - Когда земля-матушка отойдёт от войны? – задумчиво глядя на погибший лес спросил старшина.

 - А отойдёт ли?

 Свежий снег успевал за день почернеть от разрывов. Советские войска всё атаковали, и с тем же успехом. Тыловики оделись в новенькие беленькие полушубки, снятые с сибиряков из пополнения, полегших не достигнув передовой, от прицельного обстрела.

 - Чего добру пропадать! – одобряли подобные действия солдаты.

 - Мёртвым греться не надо…

 Трофейные команды из старичков без устали ползали ночью по местам боёв, подбирая оружие, которое кое-как чистили, чинили и отдавали вновь прибывшим.

 - Всё должно идти как по конвейеру. – Сказал заметно заматеревший Сергей.

 - На то она и война! – согласился старшина.

 И все-таки Капище взяли. Сперва станцию, а потом деревню, вернее место, где она когда-то была. Пришла дивизия вятских мужичков, низкорослых, кривоногих, жилистых и скуластых.

 - Эх, мать вашу!.. Была, не была! - полезли они на немецкие дзоты, выкурили «фрицев», всё повзрывали и продвинулись метров на пятьсот.

 Как раз это и было нужно. По их телам в прорыв бросили стрелковый корпус, и пошло дело. В конце февраля запустили в прорыв дивизион Косикова - шесть больших, неуклюжих пушек, которые везли трактора. Больше пустить побоялись, так как в случае окружения вытащить эту тяжёлую технику не представлялось возможным.

 - Давай посмотрим, - предложил Косиков, - за что такой сыр-бор!

 - Было бы что смотреть! – пробурчал старшина.

 Железнодорожная насыпь ещё подвергалась обстрелу - правда, теперь не из пулемётов, а издали, артиллерией. Переезд надо было преодолевать торопливо, бегом. И всё же только сейчас Сергей полностью оценил жатву, которую собрала ненасытная смерть.

 - Раньше мне это место виделось в «лягушачьей перспективе». - Сделал Косиков очевидный вывод. - Проползая мимо, я не отрывал носа от земли и видел только ближайшего мертвеца.

 - Вот теперь порадуешься… 

 Встав на ноги, как подобает царю природы, Сергей ужаснулся содеянному на этом клочке болотистой земли злодейству:

 - Хорошо поработала смертушка!

 - Сколько же народа здесь наваляли? – оглянулся удивлённый старшина. - Трупами забит не только переезд, они валяются повсюду.

 Тут были и груды тел, и отдельные душераздирающие сцены. Моряк из морской пехоты был сражён в момент броска гранаты и замёрз, как памятник, возвышаясь со вскинутой рукой над заснеженным полем.

 - Как живой стоит!

 - Даже медные пуговицы на чёрном бушлате сверкают в лучах солнца. – Заметил Косиков.

 Пехотинец, уже раненый, стал перевязывать себе ногу и застыл навсегда, сражённый новой пулей. Бинт в его руках всю зиму трепетал на ветру, как спущенный флаг.

 - Тут, наверное, настоящий слоёный пирог из мертвяков! – присвистнул старшина.

 - Только не съедобный…

 Через несколько дней после прорыва наступила оттепель. Снег стаял на удивление быстро, и открылось всё, что было внизу. У самой земли лежали убитые в летнем обмундировании - в гимнастёрках и ботинках. Это были жертвы осенних боёв 1941 года. За прошедшее время они изрядно разложились. На них рядами громоздились морские пехотинцы в бушлатах и широких чёрных «клёшах».

 - Чего они все такие заросшие? – удивился старшина.

 - После смерти ногти и волосы продолжают расти! – вспомнил Косиков слова Алексея.

 - Чё, правда?

 - А ты сам посмотри на их руки…

 Моряки действительно обильно обросли волосами, и казалось, их сантиметровые ногти на скрюченных пальцах хотели выкопать, наконец, могилу для хозяина.

 - А кто выше лежит? – присмотрелся напарник и ковырнул сапогом. – Не помнишь?

 - Сибирское пополнение…

 Сибиряки в полушубках и валенках, шедшие в атаку в январе лежали плотно, как летние опята на поляне.

 - О глянь, политические! – воскликнул замызганный красноармеец.

 - Бедняги…

 Выше громоздились труппы политбойцов в ватниках и тряпичных шапках, которые выдавались в блокадном Ленинграде.

 - Большинство из них даже стрелять не умело…

 - Военному мясу стрелять не обязательно!

 На блокадниках валялись тела в шинелях, маскхалатах, с касками на головах и без них. Здесь смешались трупы солдат многих дивизий, атаковавших железнодорожное полотно в течение года.

 - Земля вам пухом! – сказал Сергей и побежал догонять трактора с пушками.

 На следующий день его легко ранило в плечо пулей на излёте, и он больше никогда не вернулся в залитое кровью Капище.

К западу от главных сталинградских заводов - «Красного Октября», «Баррикады» и Тракторного - лежали их многолюдные рабочие посёлки. Расположенные, как и весь город, вдоль Волги, они образовали между отрогами Банного оврага и долиной речки Мокрой почти сплошной жилой массив, окаймлённый полосою молодых лесопосадок. На протяжении семи-восьми километров в вытянутых с юга на север поселениях попадались немногочисленные кирпичные здания, преобладали деревянные домики и глинобитные мазанки.

 Всегда считалось, что посёлки стоят позади заводов, как бы в их тылах, - потому что всё в Сталинграде начиналось от Волги. Однако по отношению к фронту они находились перед заводами, на ближайших к ним подступах. И потому немецкий удар в направлении заводов - и через них к Волге  - должен был превратить в поле боя, прежде всего территорию этих поселений - уже пустынных, обезлюдевших, но гораздо меньше пострадавших от бомбёжек, обстрелов и пожаров, чем кварталы центра.

 Новое наступление противника ожидалось с утра 27 сентября. Враг рассчитывал вбить «клин» вглубь обороны русских - захватить крупные заводы и сбросить Чуйкова в воду. Дабы парировать этот удар, решено было частью сил 62-й армии рано с утра нанести контрудар. Контратака началась в 6 часов после короткой, но плотной артиллерийской подготовки.

 Контрудар производился силами трёх танковых, правда малочисленных, бригад и двух стрелковых дивизий. Советские части сумели продвинуться вперёд до двух километров. Однако дальнейшего развития этот первоначальный успех не получил. На действия войск Красной Армии противник ответил мощными ударами артиллерии, авиации и танков. Хотя наступавшие части и вынуждены были отойти в исходное положение, утренняя атака немцев, намеченная на 8 часов, не состоялась.