Одновременно с воздушной начиналась наземная атака, немцы пытались отбросить красноармейцев на исходный рубеж.
- Отбивать такие атаки становится всё труднее.
- Скоро выдохнутся…
С удалением своих бомбардировщиков, немцы прекращали атаку и отходили на свои рубежи, ставя сплошную стену огня перед начинавшими контратаку русскими ротами. Крик «Ура» тонул в грохоте разрывов, и залёгшая пехота начинала отползать обратно к родным окопам. После того как атакующие и контратакующие расползались по своим норам, вступали в дело миномётчики, посылая «подарки» друг другу.
- И так продолжается каждый день. – Простонал грязный и мокрый Михаил.
- Падаем вон в ту воронку… - показал рукой Григорий и свалился в жижу.
Наступавшие отхлынули назад и заняли у посредине улицы воронки от взрывов снарядов. На центр города, гремящий молниями взрывов, опустился туманом пар и толовый газ. Видимость была около 15 метров. Кошевой и Григорий засели в воронке от крупной авиабомбы. Поблизости примостились ещё четверо бойцов с пулемётом «Максим». Завязалась продолжительная перестрелка.
- Немцы не дают даже поднять головы…
- А зачем нам её поднимать? – спросил с закрытыми глазами Шелехов. – До темноты будем торчать здесь…
Дым постепенно рассеялся. Улица было усеяна убитыми и стонущими ранеными. Над ними закружил немецкий разведчик. Самолёт, видимо, произвёл съёмку, ушёл, и минут через двадцать из динамика раздались звуки вальса Штрауса!
- А это немцам зачем? – недоумённо спросил Кошевой.
- На психику давят! – равнодушно ответил Григорий.
Они слушали музыку в воронке, наполовину заполненной выступившей подпочвенной водой, поскольку близко текла Волга.
- С музыкой веселее...
- Если вода ищо поднимется - нам смерть! – безразлично признался Григорий.
- Не успеет… - ответил Михаил и выглянул наружу.
В полулежащем положении, в грязи с головы до ног, будто земляные черви, его бойцы рыли края соседней воронки, меся глину. За развалинами ближних зданий шёл бой.
- Как наши туда прорвались? – удивился комбат.
Слышна была сильная перестрелка: автоматная - немцев, винтовочная - русских. Потом и там всё затихло. Под пологом тумана соседи успели вынести из немецких траншей раненых. Один из санитаром свалился в их яму.
- Матвеев сунул ствол своего «Максима» в амбразуру «фрицев» и длинными очередями уничтожил их. – Рассказывал он, жадно затягиваясь последними крошками табака. - Потом взялся за другой дот и также его подавил, потом вытянул ихний пулемёт на свою сторону.
- Орлы!
- Кобзев уничтожил ещё один, но был убит…
Тишина. Солнце светит, но не греет. Вальс окончен. Слышен голос диктора с сильным акцентом:
- Господа русские, переходите к нам. Вы обречены!.. Ваши командиры послали вас на смерть. Даём вам пьят-надцать минут… Смешаем с землёй…
Прошли эти минуты. Начался артобстрел - кругом земля встала дыбом. Так минут десять. И снова музыка… Теперь передавали песни Руслановой. Её голос разносился над мёртвым городом, на котором кое-где ещё были живые.
- Господа солдаты! Обещаем вам все блага. Бейте юдо-комиссаров, переходите к нам... Даём пьят-надцать минут!
Снова остатки батальона буквально «полоскают» снарядами. Головы не высунуть - снайперы бьют со стены и окон. Так продолжалось полдня. Снова и снова немцы призывали:
- Убивайт командир, юдо-комиссар, переходите к нам! Нет - побьём всех!
Опять минуты на размышления. Потом музыка и пальба из винтовок в сторону немецкого динамика! Никто не сдался, только кто-то один впереди поднял руку, чтобы немцы прострелили её…
Михаил из своего «окопа» нет-нет да и выглянет на секунду, чтобы уточнить:
- Кто есть из живых?
- Лучше не высовываться, - сказал Григорий, - немцы точно стреляют…
Он поднял шанцевую лопатку вверх - звяк! Лопатку выбило из руки с аккуратной дыркой от пули.
- Метко!
- Время до темноты тянется бесконечно! – зевнул дремлющий Григорий.
Потом выше воронки затрещали пулемётные трассы и с гулом пронеслись снаряды - это «проснулись» доблестные командиры и пригнали на помощь морских пехотинцев, отборных ребят.
- Надо было пустить этот отряд, когда кругом была чернота от разрывов снарядов и клубы дыма.
- А почему бы им не идти в затылок нашему батальону?
Немцы легко отбили самоубийственную атаку. Наконец опустилась мглистая ночь, часто освещаемая ракетами противника.
- Скоро можно будет вернуться в наши развалины. – Сказал продрогший офицер.
- Скорее бы, - кивнул головой Григорий, - как бы «фрицы» не обошли нас с тыла.
Вдруг рядом объявился крикливый связист:
- Есть связь. Вас товарищ комбат вызывает первый!
- Слушаю.
- Доложите обстановку! - на проводе был комполка Ольховский.
Кошевой буркнул в ответ:
- Живыми мало кто выйдет…
- Послушай, комбат, жив, и то ладно!
- Я то жив, а батальона нет.
- Прекратить панику! – в голосе полковника прорезались металлические нотки. – Отступать на прежний рубеж запрещаю.
- Но мы находимся посредине площади…
- Ни шагу назад!
- Тут негде укрыться, нас днём перестреляют снайперы.
- Из всех, кто остался, организуй круговую оборону и доложи лично мне!
Задача не из простых, а тут ещё приполз особист-капитан и под руку ноет:
- В боя я потерял свой пистолет ТТ, за который следует отчитаться.
- Я видел, - заверил комбат капитана, - в бою выбило пулей пистолет из Ваших рук.
- Вот и ладно!
Особист уполз в штаб полка, ибо такому чину не положено быть в зоне боевых действий. Оставив Шелехова у пулемёта в воронке, старший лейтенант броском перебежал в другую воронку с живыми. По нему запоздало прошлась очередь из пулемёта.
- Значит, «гансы» нас и ночью караулят…
Высмотрев тело ближайшего убитого, он сделал туда бросок. Пулемёт «фрица» снова дал очередь: пули вошли в мёртвое тело. Кошевой буквально прилип к земной настовой тверди:
- Если пробьёт труп, то и в меня влетит пуля...
Михаил на всякий случай прикрыл голову бесполезным локтем. Так он скакал по всем воронкам, бросок за броском.
- Проклятый пулемётчик охотится за мной. – Понял запыхавшийся офицер.
Потом началось непростреливаемое пространство, и пулемёт отстал. Из-за проволочного заграждения навстречу ему вышел командир пулемётной роты Александров, так свободно, будто ничего страшного не происходило!
- Я побывал в траншее противника, - похвастался он, поигрывая пистолетом, - успел ухлопать немецкого офицера, завладев его «парабеллумом».
- А здесь как оказался?
- Потом нас с уцелевшими солдатами выбили из траншеи.
- Ты словно заговорён свыше от пуль и осколков.
- Пойдём собирать выживших…
Вместе они прошли воронок двадцать. Из трёх батальонов полка обнаружили живыми человек восемьдесят. Из них организовали «круговую оборону» для галочки командованию, которое доложит верхам: «Дивизия продвинулась на триста метров вперёд!»
… Утро, под ногами шуршит наст-ледок. Красноармейцы в ямах сидели будто мыши, выплеснутые из кадушки.
- Сухой осталась только голова под каской! – пожаловался Григорий.
- Я тоже задубел весь…
У Михаила посинели пальцы на руках, губы и нос. Ноги потеряли чувствительность. Только ночью можно было попрыгать вокруг воронки, а ему, как командиру «круговой обороны», пробежаться между убитых по другим воронкам.
- Сапог протёк. - Сказал сержант, посмотрев на правую ногу.
- Да у тебя там сквозная дырка от пули! – изумился комбат.
- А нога не задета…
Кошевой и Григорий опять сидели в знакомой воронке, голодные и холодные. Связь с тылом протянули, но кашевары не дошли до них.
- Как горяченького поесть хочется!
- Да хучь бы просто пожрать…
Высоко в небе пролетали немецкие крупнокалиберные снаряды, исчезая из вида на излёте у земли за обороной полка. Связист снова высунулся с трубкой полевого телефона.
