Немедленный ответ Чуйкова гласил:

 - Мы там, где больше всего огня и дыма.

 7 октября немецкие войска установили полный контроль над Орловкой. Все силы 37-й гвардейской дивизии были задействованы в обороне тракторного завода, но измученные не прекращавшимися боями красноармейцы не смогли выдержать постоянного давления, и оставили разрушенные корпуса.

 С начала месяца в батальоне никто толком не спал. Солдаты батальона под командованием Михаила Кошевого сидели в тех же подвалах, развалинах и ямах. День назад прилетел из тыла свой снаряд и взорвался в пяти шагах от остатков отделения Шелехова.

 - Хорошо, что все скрывались в яме. – Одобрил действия подчинённых комбат.

 - Война научила… 

 Солдаты отделались синяками: взрывом швырнуло ящик с боеприпасами, который кое-кому проехался по спинам… Снаряд выворотил из земли покойника, ещё свежего.

 - Пускай снова погреется на позднем солнышке…

 - Только попахивает жутко! – скривил вислый нос Григорий.

 В земле Сталинграда образовались целые наслоения. На глубине полутора-двух метров можно найти патроны, оружие, одежду и старые валенки.

 - Всё перемешано взрывами… - огляделся вокруг старший лейтенант.

 - Главное штоб нас не смешали с дерьмом…

 Впереди по улице, на нейтральной полосе, виднелось штук двадцать танков. Одни рыжие, сгоревшие. Другие ещё целые, но неподвижные - их расстреливают немцы из тяжёлых мортир.

 - Перелёт, недолёт, опять перелёт. – Равнодушно отмечал Кошевой.

 - Попадание!

 Многотонный танк играючи разлетелся на куски.

 - Каково танкисту! – поёжился Шелехов и поправил ремешок на каске. - Ведь он не имеет права покинуть даже подбитую машину.

 - Сколько же дурости у нас…  

 Один танк стоял так близко, что была видна дыра от снаряда, прошившего лобовую броню. Он возвращался из атаки, когда был подбит. Вокруг башни намотаны человеческие внутренности - остатки десанта, ехавшего на нём в атаку…

 - Теперь все снаряды, предназначенные немцами для этого танка, будут лететь в нас. – Сказал лейтенант Симаков и на всякий случай отполз в сторону.

 Через минуту командир роты вернулся бледный, волоча правую ногу.

 - Ранило вот. – Сказал он, и устало прилёг.

 Григорий вспорол его сапог. Ниже колена - штук шесть мелких дырочек. Наскоро перевязывал. 

 - До свидания командир! – сержант махнул рукой в сторону Волги. - Счастливо отделался!

 - Держись Шелехов! – попрощался лейтенант и уполз.

 Однако в душе у Григория закрались смутное сомнение: таких ран от снаряда не бывает. Он отполз в ту воронку, куда уходил лейтенант.

 - И што энто? – удивился он, увидев там что-то.

 Присмотревшись, Григорий всё понял. На дне ямы лежало кольцо от гранаты с проволочкой…

 - Членовредительство! – прошептал он.

 Шелехов взял улики и швырнул их в воду на дне соседней воронки.

 - Лейтенант - ить дюже хороший парень, да к тому же герой. – Он вспомнил свой недавний разговор с комбатом.

 … Тогда Кошевой посмотрел в спину уходящего на позиции Симакова и сказал:

 - Орёл!

 - А награду он за что получил?

 - Он получил орден за отражение танковой атаки в июле 1941 года, на границе. – Сказал с уважением Кошевой.

 - Сразу цельный орден?

 - Выстоял один, когда все остальные разбежались! 

 - Тогда понятно! – согласился тогда Григорий. - Энто многое значит.

 Он знал, что теперешний же срыв у него неслучаен. Накануне тот столкнулся с пьяным майором, начальником штаба полка, который приказал ползти к импровизированному немецкому дзоту и забросать его гранатами. Оказавшийся тут же неизвестный старший сержант пробовал возражать, заявляя, что он выполняет другое приказание.

 - Ах, ты блядь! - рассвирепевший майор, не раздумывая, пристрелил его.

 Лейтенант сам пополз к окну в подвал, неловко бросил гранаты, не причинившие бетонным стенам никакого вреда, и чудом вернулся обратно. Он с дрожащими глазами упал в яму рядом с Григорием, а гимнастёрка его была белая от выступившего пота.

 - Зачем гнать людей на бессмысленную смерть? – спросил он тогда. – Кому это надо?

 - Бесполезный риск выбил лейтенанта из равновесия, - сообразил Григорий, - и привёл к глупому членовредительству...

 … От дивизии давно остался один номер, штаб, повара и обслуга. Под ружьём у командира батальона старшего лейтенанта Кошевого остался жалкий десяток солдат. 

 - Каша сызнова с осколками! – роясь ложкой в мятом котелке, проговорил Григорий.

 - Когда подносчик пищи ползёт, термос на его спине пробивает… - вяло отреагировал Михаил.

 - Хочется пить и болит живот, - пожаловался командиру бывалый сержант, - ночью два раза пробирался за водой вон к энтой воронке… В охотку выпил густую, коричневую, как кофе, пахнущую толом и ищо чем-то воду. Когда же сегодня решил напиться, увидел чёрную, скрюченную руку, торчащую из воронки…

 - Нашёл время вспоминать! – выплюнул кашу старший лейтенант.

 Гимнастёрки и штаны бойцов стали как из толстого картона: заскорузли от крови и грязи. На коленях и локтях - дыры до голого тела: проползали. Свою каску Григорий выбросил:

 - Их тута мало кто носит, но зато много валяется повсюду.

 Этот предмет солдатского туалета используется совсем не по назначению. В каску обычно гадили, затем выбрасывали её за бруствер траншеи, а взрывная волна швыряла обратно, прямо на головы…

 - Покойник нестерпимо воняет.

 - И не только покойник!

 Жмуриков кругом валялось много, старых и новых. Одни высохли до черноты, головы, как у мумий, со сверкающими зубами. 

 - Лежат в разных позах, - скривился Кошевой, - словно уснули...

 - Другие распухли, как будто готовы лопнуть. – Брезгливо поморщился Григорий.

 Некоторые неопытные солдаты рыли себе глубокие укрытия в песчаной почве, и земля, обвалившись от близкого взрыва, придавливала их. Так они и лежали, свернувшись калачиком, будто спали, под толстым слоем песка.

 - Картина, напоминающая могилу в разрезе.

 - Хватит об энтом…

 В траншее тут и там торчат части втоптанных в глину тел; где спина, где сплющенное лицо, где кисть руки, коричневые, под цвет земли.

 - Ходим прямо по трупам...

 - Завтра их станет больше, ночью обещали пополнение!

 - Хорошо.

 - Так-то оно так, но погонят в наступление…

 - Вперёд! – в предрассветной темноте раздалась надоевшая команда к атаке.

 Григорий почти шагом, короткими бросками, укрываясь за давно знакомыми спасительными развалинами, одолел сотню метров за атаковавшей ротой ночного пополнения и сел на землю.

 - Назад вернутся единицы! - на душе было муторно и тоскливо.

 Попеременно подымались в атаку то русские, то немецкие роты, но ни тем, ни другим не удавалось продвинуться хотя бы на полсотни метров. Плотная, невидимая глазу стена огня сперва останавливала, затем принуждала падать на землю что-то вначале кричавших и вдруг умолкавших людей.

 - Когда-нибудь энто кончится?

 Каждый день проходил по одному расписанию. Начинали немцы. Ровно в 5часов утра появлялась «рама» и облетала позиции. Потом появлялась стая «Юнкерс-87». Бравируя, не боясь, ни советских зениток, ни самолётов, поскольку ни тех, ни других за эти дни не было ни слышно, ни видно, они бомбили развалины домов.

 - Немецкие пилоты позволяют себе гнать свои ревущие и воющие самолёты чуть ли не до самой земля. – Прокомментировал какой-то оборванный солдат.

 - А чего им бояться?!

 Григорий знал, пикировщики сделают над ними пять заходов, по-немецки точно рассчитав количество боеприпасов, и улетят не прежде, чем совершат ещё одну атаку, прозванную «психической».

 - Пока не сбросят свои продырявленные железные бочки, - буркнул сидящий рядом Кошевой, - не уберутся!

 - Своим воем они прямо вынимают душу... – согласился сержант и закрыл глаза.