- Не бреши!

 - Собака брешет, а я согласился.

 Хохот стоял такой, что не стало слышно немецких орудий.

 - В тот же вечер на танцах я подцепил хорошенькую толстушку, и дело пошло. На следующий день оприходовал рыженькую сестричку... Через неделю встретился с хирургом.

 - «Получилось?»

 - Знаете, я очень робкий человек - вроде познакомился, но стесняюсь… Мне бы недельку отпуска…

 - «Отлично, дадим».

 Григорий упал на пол и, дрыгая от смеха ногами попросил:

 - Прекрати, а то я зараз помру!

 Лисинчук из последних сил держал серьёзное выражение лица:

 - Прошло всего пять дней, но толстушка подралась с рыжей, которая из ревности пообещала зарезать или облить кислотой свою соперницу… Разразился скандал, и слава о моих похождениях дошла до хирурга. Через день я отправился на фронт…

 В подвале не осталось ни одного человека, который бы не обхохатывался до слёз. Пашка тоже не выдержал и громко ржал над собственной историей.

 - Так что не всё хорошо, то, что большое…

 Вечером он случайно попал под залп немецкого многоствольного миномёта. Когда Григорий видел его в последний раз, Лисинчука несли на самодельных носилках на берег Волги. Взрывом ему оторвало обе ноги и левую руку.

 - Прощай Пашка! – прошептал Григорий и нырнул в очередные развалины.

 Времени, сожалеть о товарище не было, немцы пошли в очередную атаку.

 Следующей ночью командир батальона Гаврилов присел за самодельный стол в цокольном этаже центрального универмага и начал писать домой письмо. Его первый заместитель Кошевой, уставший после беспрерывных боёв, спал на сломанном топчане у передней стены. Взрыв тяжёлого снаряда грохнул совсем рядом.

 - Жене написать не дадут! – возмутился комбат, стряхивая с мятого тетрадного листка сыпавшуюся с потолка пыль.

 - Что такое? – поднял взлохмаченную голову Михаил.

 - Ничего, спи.

 Кошевой потянулся всем крепким телом, перевернулся на спину, но сон ушёл безвозвратно.

 - Пополнение не прибыло? – зевая, спросил он.

 - От сырости, что ли возьмутся? – вопросом ответил Гаврилов.

 - Как думаешь, почему мы в Сталинграде оказались? - неожиданно поинтересовался Кошевой.

 - В каком смысле?

 - Почему Красная Армия отступила аж до Волги?

 - Просто наши войска уступают врагу в техническом отношении.  – Отложил в сторону письмо, сказал комбат. - Немецкие соединения и части по сравнению с советскими войсками имеют больше автоматического оружия, автомобилей, средств механизации строительства оборонительных сооружений и дорог.

 - Немцы лучше обеспечены средствами связи и сигнализации. – Вставил Михаил.

 - Вот-вот! – подтвердил Гаврилов. - Все армии фронта являются у нас чисто пехотными... Войска передвигаются исключительно в пешем строю.

 - Артиллерия на конной тяге. В обозе преимущественно лошади.

 - В силу этого подвижность войск крайне низка.

 Кошевой встал и прошёлся по низенькой комнате:

 - Чайку бы попить…

 - Наша пехота из-за отсутствия танковой и авиационной поддержки вынуждена ломать оборону противника штыком и гранатой, неся при этом большие потери. – Не мог остановиться командир батальона. - Там же, где удавалось организовать поддержку пехоты танками и авиацией, потерь меньше, а успехи значительнее.

 - Только это же нужно спланировать! – почти крикнул Михаил. – Легче просто послать солдат в атаку…

 - Ведь штаб находится, как правило, километрах в пятнадцати в тылу. Там живут припеваючи…

 - Лишают иллюзий комсомолок, добровольно пришедших на фронт «для борьбы с фашистскими извергами», - с горечью сказал Кошевой, - пьют коньяк и вкусно едят…

 - Только ты громко не говори такое! – Гаврилов с испугом посмотрел за спину. – Мало ли кто услышит… 

 Вдруг снаряд с тяжёлым гулом взорвался у низкого окна. Один из осколков, отрикошетив дважды от железобетонного потолка, попал в голову комбата. Половина головы со лбом отвалились, кровь хлестанула по всему бункеру, обрызгав стены и потолок…

 - Да как он сюда залетел? – удивился опешивший Кошевой. – Даже по теории вероятности такое невозможно!

 … Так как он остался одним из немногих выживших офицеров его назначили на место погибшего Гаврилова. В батальоне осталось всего четыре пулемёта, и Михаилу пришлось первым делом учить новых пулемётчиков, которые погибали раньше других.

 - Айда за мной! – велел новичкам старший лейтенант и побежал, пригнувшись в сторону единственного целого здания в округе.  

 Бывший манеж выходил фасадом-громадой на берег Волги. Там же высилась водонапорная башня - кирпичная, одетая в толстый бетон. Эта башня стала дотом, куда  Кошевой поставил один пулемёт. Туда можно добраться только подземным бетонным водоводом - ползком на животе. Поверху днём били снайперы, а ночью сплошной пулемётный огонь вперемежку с взрывами мин.

 - А может лучше дождаться темноты? – робко спросил щуплый солдатик.

 - Когда висят ракеты не перебегать, иначе накроют!

 Пятьдесят метров здания, полуразрушенного снарядами, противник обстреливал ожесточенно всеми видами оружия, стараясь всё разрушить, и особенно водонапорную башню, где находился НП батальона.

 - Нужно установить пулемёты в окнах второго этажа и обложить мешками с песком. – Приказал накануне новый комбат.

 Приказание выполнили, и Кошевой в трофейный бинокль стал наблюдать за противником. Ему были хорошо видны амбразуры дзотов и других огневых точек.

 - Вон два «фрица» у крайнего справа дома в сенях без передней стены пилят дрова. – Указал он будущим пулемётчикам.

 - Далековато…

 Силуэты немцев будто игрушечные «два кузнеца», что напомнило Михаилу детство. 

 - Ну, «максимка», не подведи! - сказал комбат и дал контрольный выстрел чуть левее цели.

 По горизонту он попал точно. Расстояние под шестьсот метров, но цель видна отлично. Кошевой дал прицельную очередь.

 - Получай!

 Оба немца рухнули замертво. По разрушенной улице, по ходам сообщений забегали немцы, будто тараканы, ошпаренные кипятком.

 - Нужно пристрелять их огневую точку!

 - А што энто даст? – спросил находящийся рядом Григорий. – Ночью ориентиров не видно…

 - А вот сегодня и проверим! - Михаил тут же придумал один творческий трюк.

 Пока немецкие солдаты бегали по селу, и было светло, он пристрелял несколько амбразур трассами так, что позади такой точки по траншеям разлетались пули. На самой вредной точке, обстреливающей пространство между манежем и водонапорной башней, Кошевой  зафиксировал свой пулемёт.

 - Чтобы никто к пулемёту не притрагивался!

 - А ежели в атаку полезут?

 - Я сказал не трогать!

 Ночью, когда заработал вражеский пулемёт из той амбразуры, Михаил тотчас погасил эту смертную трассу. Ведь его пулемёт уже стоял нацеленный туда. До утра и на другую ночь амбразура врага молчала.

 - Ловко придумано! – восхитился Григорий действиями сына.

 - Мы тоже не лыком шиты! – обрадовался тот своему успеху.

 - Только смекалкой можно победить немца…

 На другую ночь комбат погасил следующую огневую точку. Потом ещё несколько ночей он подавлял очередями злобные пулемётные гнёзда противника. Однако вскоре придуманный им метод перестал работать.

 - Они там што бессмертные? – удивился Григорий и выстрелил сам. – Бьёшь очередью прямо в их огонь от выстрелов, а пулемёт стреляет…

 - Загадка без отгадки, – рубанул рукой Михаил, – придётся сходить посмотреть…

 - Значит сходим.

 В ночной разведке Григорий увидел в траншее противника, что пулемётчика в дзоте нет, но пулемёт стреляет.

 - Што за чертовщина? – удивился ветеран трёх войн.

 Оказалось - спасаясь от холода и от страха немцы, привязав за спусковой рычаг пулемёта верёвку или провод, укрывались в глубине землянок или блиндажей, дёргали за рычаг, ведя, таким образом, стрельбу «по воробьям». Довольный солдат доложил командиру: