Последний перегон.

На платформе развевается алое знамя бригады. Знаменосец вытянул вверх руки, весь вытянулся сам, точно хотел, чтобы алый стяг увидела вся Азия.

Танки несутся к Порт-Артуру.

Они закроют своей броней морские ворота Квантуна и, когда постучат в них непрошеные гости, скажут предупреждающе: «Нет!»

Поезд постепенно уходил от залива и, замедляя движение, начал подниматься по горному распадку вверх. Минут через двадцать он вырвался из расщелины на плоское плато, и взору открылся он — прижатый к морю Порт-Артур.

— Дошли... — облегченно вздохнул Державин.

Он был в этой памятной морской крепости почти двадцать лет назад, возвращаясь из Кантона, но сразу узнал знакомые места. Вдали, на Перепелиной горе, виднелся огромный семидесятиметровый макет-снаряд — памятник тем, кто триста двадцать девять дней и ночей оборонял эти потемневшие от времени бастионы. А вон Большое Орлиное гнездо. В стороне — высота 203, где шли самые упорные бои в последние дни портартурской обороны. От нее тянулся гребень, на который русские артиллеристы по приказу адмирала Макарова подняли на руках пушку и били из нее по японским кораблям. Неподалеку от гребня горбатилась Золотая гора, за нею темнел знаменитый Электрический утес. А внизу, у Тигрового хвоста, сверкал залив. Там когда-то стояли насмерть «Паллада» и «Ретвизан», «Царевич» и «Баян». Туда с горы Высокой летели японские одиннадцатидюймовые снаряды, добивая остатки русской портартурской эскадры.

Эшелон взбежал на пригорок, Державин глянул на море и вдруг увидел на его зеленой, сморщенной ветром поверхности караван кораблей. «Неужели чужие?» — затревожился он, вспомнив о намеке Питчера. Но, прильнув к биноклю, сразу успокоился: увидел наши флаги. К бухте подходили корабли Тихоокеанского флота.

— Наши! — шумно выдохнул генерал и, обернувшись назад, скомандовал: — Гвардейский салют морякам!

— По места-а-ам! — скомандовал Андрей Хлобыстов.

В воздухе прогремел выстрел танковой пушки. Потом еще один, еще... Берег вздрогнул от мощного орудийного гула. Протяжным взрывом отозвался Электрический утес, пороховым дымом окуталась Золотая гора.

Это были последние залпы второй мировой войны.

Тихоокеанцам салютовали морские и воздушные десантники, опередившие бригаду Волобоя.

А в это время невидимая отсюда армада американских военных судов — триста восемьдесят три корабля под прикрытием тысячи трехсот самолетов — входила в Токийский залив. На борт линкора «Миссури» поднялись дипломаты и военные и подписали акт о безоговорочной капитуляции Японии.

Об этом только что передали по радио.

Потом московский диктор читал обращение к советскому народу. Туманян включил приемник на полную громкость. Сквозь пушечную пальбу из вагона комбрига доносилось:

— Мы пережили тяжелые годы. Но теперь каждый из нас может сказать: мы победили! Отныне мы можем считать нашу Отчизну избавленной от угрозы немецкого нашествия на Западе и японского нашествия на Востоке... Наступил долгожданный мир для народов всего мира.

Отряд военных кораблей подходил все ближе. Вот уже флагман отряда, рассекая пенистые волны, направился к узкому проливу между Золотой горой и Тигровым хвостом. Грохнул ответный артиллерийский залп.

— Огонь! — рубил рукой Хлобыстов.

Хмельной от орудийного грохота Иволгин скорбно посмотрел на плащ-палатку под которой лежал Посохин, на санитарную машину, где лежала в забытьи Аня Беленькая, заклинающе прошептал одеревеневшими губами:

— Проклятье тому, кто забудет эту кровь...

Снаряды танковых пушек проносились над крутым скалистым берегом и падали в темно-зеленые воды Ляодунского залива. Орудийные раскаты рассыпались по гладкому рейду, катились гулким эхом к сиреневой гряде Ляотешаня и улетали в открытый океан, будто спешили разбудить невидимые отсюда заморские земли.