Тяжко было лежать под насыпью. Но Андрей был доволен тем, что вызвал огонь на себя, дал передышку своему батальону, расстроил планы Токугавы. После каждого взрыва он приговаривал:

— Ага! Не понравилось? Не по нутру вам такой харакири?

Насыпь дрожала, становилась все ниже и ниже. Она уже не закрывала танковых башен, и командир взвода думал, куда теперь ему прятать машины. Упавший слева снаряд разворотил земляной бугор и поджег стоявший в конце насыпи танк. Повалил черный дым, по броне поползли синие огоньки пламени.

— Туши! — скомандовал Иволгин.

Автоматчики кинулись сбивать пламя мокрыми плащ-палатками и гимнастерками. Огонь погасили, но машина оказалась сильно поврежденной.

Хлобыстов понял, что насыпь больше не прикроет его от огня, отвел свой танк в конец насыпи, за поврежденную машину, и снова начал палить по японским орудиям. Подбитый танк стал его бронированным щитом.

Ответный огонь становился все плотнее. Снова загорелся подбитый танк. Запахло резиной, вспыхнул топливный бак, зачадил промасленный брезент. Машина стала ориентиром для противника, и механик-водитель Гиренок дал задний ход, отошел в густой лозняк.

Снаряды рвались все чаще. А отбиваться Хлобыстову было нечем — кончились боеприпасы. Рассчитывать на помощь Звягина было трудно: ведь и на левом берегу тоже шел бой. И все-таки он решил связаться по рации с ротным. Опасаясь радиоперехвата, доложил бодро:

— Живу превосходно. Все в порядке. Только жрать хочется. Я послал к тебе сержанта. Подбрось хоть десяток булок к ужину.

— Сам голодный как волк, — послышалось в шлемофоне.

— У тебя же «Беркут» рядом.

— Если подбросит — не обделю...

Хлобыстов посмотрел в конец задымленного моста, потом вверх по реке — туда, где поблескивали огоньки винтовочных выстрелов, прерывистые трассы автоматных очередей, и подумал о Волобое: «Ну, батя, теперь ты выручай меня, иначе нам крышка...»

К Хлобыстову подбежал Иволгин.

— Нас обходят с фланга! — крикнул он, показав в противоположную сторону от Гольюр-хэ.

— Все ясно! Хотят сбросить нас в реку, — с досадой сказал Хлобыстов и угрожающе добавил: — Но ничего, пусть идут... — И припал к пулемету.

— Всем занять воронки! — скомандовал Иволгин.

Взвод автоматчиков Валерия Драгунского подоспел к горящему мосту как раз в тот момент, когда танки Звягина, не успевшие прорваться на правый берег, откатывались по огненному настилу назад и уходили в заросли ивняка. Валерий хотел отвести взвод в гаолян, но там защелкали винтовочные выстрелы. Японцы, видимо, готовились к атаке. «Мы в окружении», — подумал Драгунский и решил занять оборону под обрывистым берегом, у предмостной насыпи.

Подбежала Аня Беленькая.

— Ох, что же теперь будет? — тревожно спросила она, глядя на горящий мост, на южный берег, куда переправился Иволгин.

Валерий сразу осмелел.

— Ничего не будет до самой смерти, — бесшабашно ответил он. — Пусть попробуют сунуться! — Драгунский тряхнул кулаком и подал команду приготовиться к отражению атаки.

Под насыпью развернули медицинский пункт. Санитары принесли сюда двух раненых десантников, потом еще одного. Аня начала их перевязывать, а сама все смотрела на задымленную реку, кто же перевяжет тех, кто на том берегу?

К берегу подошел танк, спустился к воде. Раздался оглушительный пушечный выстрел. Гулкий багровый взрыв выхватил из тьмы зеленый косогор и суетившиеся фигурки японцев. Аня вздрогнула, прижалась к раненому бойцу. В темном подлеске стоял еще один танк и время от времени бил длинными пулеметными очередями по гаоляновому полю. У насыпи и у подлеска стрекотали автоматы, прорезая темень огненными строчками.

Аня посмотрела вдоль берега и невольно сжалась в комочек. Весь берег содрогался от взрывов японских снарядов, летевших сюда из-за реки. Снарядов она боялась больше всего. «Не дай бог прилетит и сюда...» — подумала она, прикрывая шинелью раненых.

Но вот взрывы почему-то прекратились, стало легче. Из темноты вынырнул Драгунский, с восхищением проговорил:

— Молодчина Хлобыстов! Саданул им по флангу. Выручил нас. Вот это по-гвардейски!

Аня повернулась к реке и вдруг услышала всплески воды, увидела шевелившихся в дыму людей.

— Там японцы! — вскрикнула она и бросилась к раненым.

— Это мы, свои, — послышался из темноты знакомый басок Забалуева.

Десантники бултыхались у мостовых свай, вылезали на берег. Аня подбежала к ним, засыпала вопросами.

— Как вы там? Где остальные?

— За снарядами мы, — ответил Баторов. — Патрона надо, граната надо. Где ротный? — и кинулся искать Звягина.

— Раненых много? — спросила Аня.

Илько понимал, о ком больше всего беспокоится санинструктор, спокойно ответил:

— Есть трошки. Младший лейтенант приказал нам доставить боеприпасы и медикаменты.

Десантники заспешили на другую сторону насыпи. Там возле танка лежали в воде три связанных бревна. Старшина Цыбуля прикручивал к ним бочки из-под горючего, громко чертыхался, проклинал свою разнесчастную старшинскую Судьбу.

В это время к мосту пробились из батальона две тридцатьчетверки, одна из них подъехала к командирскому танку:

— Принимай боеприпасы! — раздался громкий голос.

Десантники подхватывали тяжелые снаряды, укладывали один к одному поперек бревна. Старшина Цыбуля по-хозяйски покрывал их плащ-палатками, расспрашивал, как дела на правом берегу.

— Больше дюжины не выдержит: уж больно тяжелы — по пуду весом, — досадовал Поликарп Посохин.

— Давай патрона, давай граната, — клянчил Баторов.

Когда плот был связан и спущен на воду, Аня схватила медицинскую сумку, подбежала к Баторову:

— Я тоже поплыву с вами.

— Куда? Куда такой пропасть? — замахал руками Бальжан.

— Нет, поплыву.

— Цэ не возможно, — попробовал отговорить ее Илько.

К Апе подбежал Драгунский:

— Вы с ума спятили! Я запрещаю... А кто же здесь?..

— Пошлите за Вероникой.

Рассуждать было некогда — на счету каждая секунда. Забалуев взял в руки канат, подался всем телом в реку.

— Взяли!

Аня закрыла от страха глаза, кинулась в темноту за десантниками. Илько подхватил ее за талию:

— Раз уж так, чипляйтесь за канат, да покрепче...

Когда выплыли за третью сваю, Аня почувствовала, на какой опасный риск она пошла, какое испытание взяла на себя добровольно. Быстрое течение тянуло плот вниз, вырывало из рук канат, натянутый между сваями. Вся поверхность воды была окутана тяжким смрадом. У нее закружилась голова.

— Только бы удержаться... — шептала она, перебирая руками.

В отсветах догоравшего моста она видела затылки плывших впереди десантников. Им еще тяжелее. Привязанные к плоту лямки врезались в тело, руки дрожали от натуги. Ефрейтор Туз закашлялся и, ткнувшись лицом в воду, едва не захлебнулся. Добравшись до скользкой сваи, обхватил ее руками и ногами, сделал передышку.

— Ну что ты там? — окликнул его Баторов. — Завод вышел?

Дым все плотнее нависал над водой. Забалуев громко фырчал, неутомимо работал ногами. Посохин удушливо сопел, чертыхался, Баторов выкрикивал непонятные Ане бурятские слова, кому-то грозил и все время повторял одно и тоже:

— Давай, давай!

Плотогоны выбрались на стремнину, и стало еще труднее. Дно под ногами исчезло, плот рвануло в сторону, канат натянулся, как струна. Аня едва держала его в онемевших руках. А вот кончилась веревка и пошел тонкий железный трос. Он впивался в ладони, резал пальцы, сдирал на руках кожу.

— Хватайтесь за сваи — передохнем! — распорядился Баторов.

Все схватились за сваю, а Забалуев повис на тросе. С моста начали падать в воду черные доски. Они чадили, шипели, обжигали руки. Все заволокло удушливым дымом, горячим паром.

У Ани перехватило дыхание. Она почувствовала, что силы ее иссякают, и готова была разрыдаться, но, подумав о раненых, сдержала слезы. «Нет, нет, я должна, я обязана...»