Прощаясь, Леонид Скобелев еще раз напомнил Ковальчуку, чтобы тот непременно разыскал его давнишнего друга Федора Рубкина, конечно, если тот остался жив после этой страшной войны.
Вернувшись в гостиницу, Петро тут же «уткнулся» в страницы своей «Северной тетради», которую начал еще в Ленинграде.
Легко, свободно находя слова, он записывал только что рассказанную ему невыдуманную историю, приключившуюся с Леонидом Скобелевым, когда тот еще был мальчишкой и все его называли просто Ленькой.
Ветер гнал снежную пыль вдоль гранитной набережной Невы, крутил вихри снега на мосту, и казалось, будто дымятся седые от инея приземистые стены Петропавловской крепости.
Темнело. На Петроградской стороне, недалеко от Выборгского моста, у входа в булочную собралась толпа. Дворник в белом фартухе поверх полушубка старался оторвать от железной оконной решетки мальчонку лет девяти, а тот плакал, отбиваясь:
— Не пойду! Это не я!.. Не пойду!..
— Что с ним возиться? В милицию хулигана такого — и все тут! — кричала старушка в белом пуховом платке. — Только посмотрите, граждане, все как есть пуговицы на пальто у внучки моей оторвал!
Ее большеглазая внучка, должно быть первоклассница, в коротеньком коричневом пальто без единой пуговицы, всхлипывая, проговорила:
— С ним еще один был… Федька его зовут, он только убежал…
— А ты откуда знаешь, как его зовут? — удивилась бабушка.
— А этот мальчишка его так называл…
В это время, пробравшись сквозь толпу любопытных, к мальчонке подошел коренастый широкоплечий человек в пальто с черным каракулевым воротником и в такой же шапке. Дворник, узнав его, смущенно заулыбался, как бы извиняясь.
— Вот, хотел его к родителям свести, потому как пуговицы у детей отрывает и не иначе — продает.
— Неправда, — все еще крепко держась за решетку, проговорил сквозь слезы мальчик.
— Отдай пуговицы! — потребовала бабушка.
На улице вспыхнули электрические огни. Незнакомец увидел живые, умные, покрасневшие от слез глаза ребенка.
— У меня нет… они у Федьки…
— Так вот, голубчик мой, — не унималась старушка, — или ты к своему Федьке и скажи, чтобы он мне сейчас все до одной пуговицы принес! А то и сам принеси. Живу я вот в этом доме, — показала она на пятиэтажный дом с балконами, — квартира одиннадцать, на втором этаже. Запомнил?.. Одиннадцать.
— Запомнил, — хмуро ответил мальчик, не поднимая головы.
— Но смотри, если не принесешь…
— Принесет, — ответил за мальчика незнакомец и, обняв за плечи, добавил: — Ну, пойдем, друг.
— Знаю… В милицию?
— Ну, что ты! — и незнакомец так весело засмеялся, что, казалось, каждая морщинка смеялась на его лице. Мальчик не выдержал и, вытирая озябшей рукой слезы, сам улыбался.
Они зашагали по направлению к Народному дому: один — пожилой, другой — совсем еще маленький, юркий, в мохнатой заячьей шапке.
— Мироныч наш! — любовно проговорил дворник, провожая глазами удаляющихся.
— Кто, кто? — встревоженно спросила бабушка пострадавшей девочки.
— Мироныч. Ну, Сергей Мироныч!.. Да неужто Кирова не узнали?
Теперь уже все смотрели вслед уходящему человеку с мальчиком.
— Ах батюшки, срам какой! А я-то кричала! — растерянно произнесла старушка. — Что теперь он подумает про меня? Фу ты, проклятые пуговицы! Если бы я знала…
Молодой человек с книжками под мышкой, с аппетитом откусывая булку, шутливо посочувствовал:
— Да, бабушка, выходит, конфуз получился. Только не для вас, а для школы, в которой учится пуговицеотрыватель.
В это время Ленька, шагая рядом с незнакомцем, искоса посматривал на него и напряженно думал: «Где я его видел?» А тот начал его расспрашивать:
— Как же тебя звать-величать?
— Ленька Скобелев.
— И давно ты не учишься?
— Уже десять дней, — не сразу ответил Ленька.
— А дома об этом знают?
Ленька молчал.
— Да ты скажи, не бойся. Отец твой где работает?
— Папа геолог. Он в экспедиции. А мама… По правде сказать, она не знает, — чистосердечно признался Ленька.
— А в какой же школе ты учишься?
— Ну… в триста шестой.
Незнакомец достал из кармана записную книжку и гладком синем переплете, карандаш и начал что-то писать.
— Дядя, вы что записали? — насторожился Ленька.
— Потом узнаешь, — очень дружелюбно ответил незнакомец.
Ленька еще раз пристально взглянул на него, и опять лицо этого человека показалось ему очень знакомым.
Они свернули на аллею сквера. Незнакомец подошел к одной из скамеек, сгреб в сторонку снег и сказал:
— Если не очень замерз, давай-ка присядем.
— Нет, мне не холодно… Только надо же пуговки у Федьки Рубкина взять да отнести…
— Рубкин? — переспросил незнакомец и, что-то вспоминая, проговорил: — Рубкин… Отец у него кем работает?
— Сталеваром.
— Во-во-во! На Путиловском?
— Да. Там вся родия Федькина работает — и отец, и два брата…
— И дед, — подсказал незнакомец.
— Так вы их всех знаете?! — смутился Ленька. — Дед у него хороший, шутливый, верно?
В ответ незнакомец только добродушно засмеялся. И вновь в его руках появилась записная книжка. Он что-то записал.
— Я уже побегу к «Горну». Знаете, детское кино на Большом проспекте, где «Путевка в жизнь» идет? Там — Федька и ребята. А вы, дядя, уже видели «Путевку в жизнь»? — неожиданно спросил Ленька. — Только один раз?.. — удивился он. — Сегодня же она последний день идет! Я два раза смотрел. Уж больно мне Колькину мать жалко. А этого Мустафу я сначала невзлюбил, а потом, как его убили… Он ведь хороший был… — и вдруг голосом, полным неизъяснимого волнения, заключил: — Дядя, хотите пойти со мной в кино?
Сергей Миронович расстегнул пальто и начал что-то искать в карманах. На груди у него сверкала маленькая темно-красная звездочка. Вдруг он сказал:
— Денег у меня нет с собой.
Ленька недоверчиво посмотрел на незнакомца, тихо засмеялся и подумал: «Разыгрывает!» Но, видя, что тот и вправду не нашел денег, встал, вытащил из кармана горсть пуговиц, гайку, отвертку и высыпал все это на скамью. Потом принялся выбирать медяки.
— У меня на два билета наберется.
— Ой-ой-ой! Да у тебя целый магазин!.. Где же ты столько пуговиц набрал?
— А вот, видите, у меня инструмент есть — пуговицеотрывалка, — оживился Ленька, доставая из кармана пальто какое-то замысловатое проволочное изделие. — Я сам придумал. Меня из-за нее из школы выключили. «Не люблю, — говорит наш директор, — таких изобретателей». Взял и выключил.
Выразительные глаза Леньки погрустнели.
— Ой-ли? — недоверчиво покачал головой незнакомец.
— Ну, не совсем выключили… директор велел, чтобы моя мама пришла.
— А ты побоялся маме сказать?
Да, самое ужасное было то, что Ленька сразу не открылся матери. И теперь он жил в каком-то вечном ожидании чего-то, казалось, уже непоправимого, а страх толкал Леньку на еще худшие поступки, загоняя все дальше в темный, мрачный тупик. Ведь сперва он пуговицеотрывалку смастерил просто так, для забавы, а теперь… Только один Федька и знал, как порой тяжело бывает на душе у Леньки, но даже верная мальчишеская дружба Федьки была бессильна что-либо изменить в горестном положении Леньки. Ах, зачем он тогда сразу не признался маме!
Сергей Миронович подвинулся ближе к фонарю и начал внимательно разглядывать Ленькино «изобретение».
— Занятная штука! — проговорил он, пристально глядя на Леньку. — Ты, выходит, изобретать умеешь? Так надо тебя с изобретателями познакомить. Только ты скажи мне, зачем тебе столько пуговиц?
— А тот дядька на Сенном рынке… Это он нас заставляет пуговки отрывать, а… мы с Федькой пуговицы меняем у этого дядьки знаете на что?
— Нет, не знаю, — заинтересованно проговорил незнакомец.
— На разные инструменты. Федька и я хотим смастерить такой корабль, чтобы он и по воде плавал, и по земле ездил, и под водой, и даже летал, как самолет… Только вот инструментов нет, разных там материалов…