— Разве он безбожник?

— Самый настоящий безбожник! Все большевики такие — в аллаха не верят, в пыгамбера, предсказателя будущего, верят. Нет, Черкез, где хочешь, там и живи. Одному аллаху ведомо, почему ты стал таким, но я не могу взять на душу грех даже ради того, чтобы удержать тебя возле себя. Хочешь — иди сам разговаривай с Бекмурад-баем, он в комнате для гостей. А я тебе в этом деле не помощник.

— Так ведь его убить собираются, отец! — воскликнул Черкез-ишан. — Завтра на базарной площади казнь состоится! Правда это?

— Правда! — сердито сказал ишан Сеидахмед и лёг, повернувшись лицом к стене.

С отцом ничего не вышло, подумал Черкез-ишан, осторожно прикрывая за собой дверь. Будет ли толк от разговора с Бекмурад-баем? Вряд ли будет. Без поддержки старого ишана смешно даже надеяться. Однако я всё же зайду — надо использовать все возможности до конца.

Бекмурад-бай ещё не лёг. Он выпил три чайника чаю и раздумывал, выпить ли четвёртый или не стоит — пусть пропадает:

— Не помешал вам? — вежливо осведомился Черкез-ишан, входя. — Вы, кажется, спать уже собираетесь?

— Ай, для нас что ночь без сна, что две — ничего не значит, — любезно отозвался Бекмурад-бай, пытаясь догадаться, что принесло в такой поздний час сына Яшина Сеидахмеда. — Нам часто приходится недосыпать, ишан-ага. Проходите. Я как раз мечтал о приятном собеседнике, чтобы разделить с ним чайник чая.

Черкез-ишан принял приглашение.

Разговор пошёл о пустяках, не касаясь никаких щекотливых тем. Так опытные фехтовальщики в начале схватки наносят друг другу лёгкие пробные удары, нащупывая сильные и слабые стороны противника, перед тем, как начать бой в полную силу. Бекмурад-бай несколько раз деликатно подавил зевоту. Наконец Черкез-ишан решил, что тянуть дольше нет смысла и сказал:

— Бай-ага, я хочу изложить вам причину своего столь позднего прихода. Узнав её, вы согласитесь, что разговор не требовал отлагательства.

— Слушаю вас, ишан-ага, — отставил свою пиалу в сторону Бекмурад-бай, давая тем самым понять, что готов слушать с полным вниманием, не отвлекаясь ничем посторонним, будь это даже глоток чая.

— Каждый человек старается сделать в своей жизни что-то полезное, — начал Черкез-ишан издалека, — но у одного это получается полезным, у другого — вредным. В таком противоречии часто проходит жизнь. И сколько угодно мы видим, как горе одного не омрачает радости другого.

— Правильно, — на всякий случай согласился Бекмурад-бай, пока совершенно не понимая, куда клонит Черкез-ишан.

— Однако ни радость, ни горе не бывают постоянными спутниками человека. И то и другое — преходяще. Рано или поздно, быстро или медленно, но проходят и горе и радость..

— Правильные слова.

— Наши умные предки видели в этой сложности бытия и хорошее, и плохое и оставили нам много мудрых советов, которые помогают нам избегать тех ошибок, что были сделаны дедами и прадедами. В одном из таких советов, в пословице, заключена большая мудрость. Пословица гласит следующее: «Добром на добро отвечает каждый, но только истинно сильному доступно ответить добром на зло». Думаю, объяснять эту пословицу нет смысла, она предельно ясна и так.

— Да, всё понятно.

— Примените эту мудрость в жизни, бай-ага, докажите, что вы истинно сильный и великий духом человек.

— Как я могу это сделать? — спросил заинтересованный Бекмурад-бай. — Подскажите, ишан-ага.

— Подскажу, — сказал Черкез-ишан. — В психолечебнице моего отца находится парень, которого вы собираетесь завтра казнить. Его жизнь целиком и полностью находится в ваших руках. Я знаю, что он причинил вам много неприятностей. Но я верю также, что вы, как мужчина, сможете воздать добром за зло. Пророк наш, да будет над ним молитва и благословение аллаха, завещал: «Нет пути против делающих добро». И ещё сказано к писании: «Если вы творите добро, то вы творите для самих себя, а если творите зло, то для себя же».

— Где это сказано? — с нехорошим любопытством поинтересовался Бекмурад-бай.

— Сура семнадцатая, аят седьмой, — не задумываясь, ответил Черкез-ишан. — Бай-ага, умоляю вас: смягчите своё сердце и подарите свободу вашему пленнику!

Бекмурад-бай долго молчал, поглаживая усы. Движение мыслей не отражалось на его непроницаемом лице. Откашлявшись, он спросил:

— Почему просите за этого парня?

— Потому что это храбрый джигит во цвете лет и сил, — горячо сказал Черкез-ишан. — Невыносимо смотреть, когда погибает то, что ещё не успело как следует расцвести!

— А может, он оказал вам услугу и вы поэтому просите за него?

— Да, оказал.

— И большую?

— Прострелил мне вот эту руку!

— Гм… Тогда ваша просьба совсем непонятна.

— Я, бай-ага, стремлюсь на плохое отвечать хорошим. И верю, что такое отношение меняет людей в лучшую сторону. Если был плохой человек…

— А может, вы деньги от большевиков получили, чтобы освободить его?

— У меня слишком много своих денег, чтобы умножать их неблаговидными путями! — с хорошо сделанным возмущением сказал Черкез-ишан. — Вы оскорбляете меня!

— Я пошутил, извините, — деланно засмеялся Бекмурад-бай, и по этому безжалостному, лишённому живых интонаций смеху Черкез-ишан сразу понял, что все его старания ни к чему не привели и не приведут. — И всё равно не понимаю, почему просите за такого бандита. Или вы красным помогаете? — спросил бай.

— Нет, Бекмурад-бай, я не помогаю ни красным, ни белым, так как не знаю, кто из них прав! — ответил Черкез-ишан. — Я ни за кого. Но я против напрасного кровопролития.

— Что ж, ишан-ага, как бы ни была приятна наша беседа, я обязан ответить вам со всей откровенностью. Если бы вам очень понадобилась половина всего, чем и владею, я, подумав, может быть, отдал бы вам эту половину. Это — трудно, но я поступил бы так из уважения к вашему отцу. Однако нынешнюю вашу просьбу выполнить не могу. Причину объяснять не стану — не поймёте. Завтра я увижу, какого цвета кровь у этого выродка! — в голосе Бекмурад-бая прозвучала такая страстная ненависть, что Черкез-ишан содрогнулся и у него появилось непреодолимое желание отодвинуться подальше, к двери. — Я увижу кровь и сделаю из неё лекарство против чесотки! Говорят, у Сухаиа Скупого верблюды заболели чесоткой — продам ему это лекарство. Вот, ишан-ага, мой окончательный ответ. Другого не будет, не обижайтесь.

После продолжительного молчания Черкез-ишпн сказал, ясно сознавая, что говорит совершенно лишнее:

— Значит, так вы относитесь к нашей просьбе?

— Да, так! — отрубил Бекмурад-бай, гляди на Черкез-ишана с откровенной неприязнью. Птенец желторотый, раздражённо думал он, молил бы аллаха, что самому удалось целым уйти от Ораз-сердара, так он ещё с просьбами о помиловании! Я вас помилую, выродки Красные, так помилую, что и от могил ваших следа не останется! Попадись ещё раз в руки Ораз-сердару — одной дорожкой за этим проклятым Берды поскачешь!

Черкез-ишан встал. Игра окончилась. Можно было не скрывать своих чувств.

— Бекмурад-бай! — сказал он высоким, звенящим от напряжения голосом. — Ты понимаешь, что вся твоя затея с отрядом джигитов висит в воздухе?

— Мне до этого дела нет! — грубо ответил Бекмурад-бай. — Где висит, там пусть и висит. Прятаться не собираюсь.

— А вдруг придётся прятаться?

— Придётся, так к Черкез-ишану за помощью не пойду.

— Одна ворона гадила в колодец, да потом от жажды околела.

— Значит, колодец никчёмный был, если от вороньего помёта иссяк.

— Подумай, Бекмурад-бай!

— Пусть Черкез-ишан думает — он в медресе учился, книги читать может. А с нас довольно и того, что имеем.

— Заносишься, Бекмурад-бай! Двумя паршивыми отрядами командуешь, а нос задрал выше макушки. Да я, если хочешь знать, завтра же могу получить у Ораз-сердара четыре отряда! Только мне это ни к чему, я не желаю, чтобы проливалась кровь невинных. А вы ещё ответите за неё, все ответите!

Не дав Бекмурад-баю высказаться, Черкез-ишан с сердцем хлопнул дверью.