— Были бы! Да вот, спасибо, Василий Иванович выручил. Привез цистерну мазута и разлил по всему роднику. Вода стала припахивать, и, знаете, схлынули богомольцы.

— Кто такой Василий Иванович? — Я не совсем разделяю его методы борьбы с религиозными предрассудками.

— Разве не знаете? Начальник милиции нашей, товарищ Росин. Ему житья не стало из-за этих святых мест. В прошлом году в кустах возле родника нашли задушенную девчонку. Лет шестнадцати. Шла из бригады и забрела, наверное, водицы испить. Дело в самую жару было. Ну, и «напилась...»

— Нашли преступника?

— Найдешь ветра в поле. В эту Березовую балку каких только бродяг не наведывалось. Однажды даже «царевич Алексей» объявился.

Березовая балка остается позади. Белизна деревьев, так удивившая меня вначале, будто померкла. И я уже не восторгаюсь и гляжу на лес настороженно.

— Что же вы такую волю дали мракобесам? — спрашиваю шофера. — Смотрите-ка, что они творят! Где атеисты ваши?

Иван Федорович смеется.

— Атеисты! Они делают, что положено: лекции читают, в газете статейки печатают. Одним словом, просвещают нас, неверующих. Год-два назад я знать не знал, кто такие, к примеру, сектанты-пятидесятники или старообрядцы, а теперь сам могу беседу провести на эту тему. Но до верующих слово наших атеистов не доходит. Про главарей сект и говорить нечего: в ус не дуют. Закон нужен, чтобы эти мракобесы отвечали за свои дела. Сам молись, кому хочешь и на что хочешь, хоть лоб расшиби, а других в свое болото не тяни. Совратил — отвечай!

— Такой закон есть, Иван Федорович, — говорю я шоферу. — Статья 227-я.

— Правильно, есть такая, — согласился Иван Федорович. — А давно ли она? В новом кодексе только что появилась. Мы с товарищем Росиным на этот счет уже спорили не раз, потому что святоши нам поперек горла встали. За их безобразия в Березовой балке Росин уже два выговора схватил, а теперь строгача ждет. Могут и вовсе снять с должности. Каково? Так вот, под эту 227-ю статью можно подвести такого главаря секты, который вовлекает в секту несовершеннолетних, наносит изуверскими обрядами вред здоровью верующих. Так?

— Так.

— А вот у нас есть баптистский проповедник Шелкоперов. Препаскуднейший старичишка. С детства инвалид, будто ему еще в утробе хребет переломило. Этот сын божий не один уже год крутит голову своему стаду, а в стаде человек пятьдесят, есть молодые. Им бы рекорды ставить на производстве, а они — тише воды, ниже травы. Нормы не переработают, на собрание не останутся, общественной работы не ведут. В кино пойти — грех, газетку почитать — грех, радио послушать — тоже грех. Остается одно — читать библию. И читают! На молениях у Шелкоперова детей не увидишь, в обмороки никто не падает, никому рук и ног не отрубили. Однако разберитесь: враг он нашего общества или нет? Самый настоящий вражина. А вот подступитесь к нему с этой 227-й статьей! Не тут-то было! Нет, товарищ лейтенант, существенная недоработка в этом вопросе налицо. Вы меня не переубеждайте!..

Иван Федорович был не таким невозмутимым, каким показался мне в начале пути. Я пожалел, что не разговорился с ним сразу. Не во всем он был прав, но его непримиримая воинственность по отношению к святошам мне нравилась. Действительно, мы уже коммунизм начали строить, а какие-то шелкоперовы ставят палки в колеса.

Разговор наш мог продолжаться, но вот под машиной загремел настил моста, и она выскочила на высокий глинистый берег. Перед нами открылась улица — широкая, обсаженная деревцами.

— В милицию?

— В гостиницу, Иван Федорович, — попросил я. Нужно было почиститься, напиться.

Минут через десять мы уже были в центре города. Витрины магазинов, вывески, палатки с газированной водой и мороженым, газетные киоски. На кинотеатре громадная афиша: «Путь к звездам». Над трибуной портреты передовых людей. Через улицу протянуто красное полотнище, белые аршинные буквы:

Город как город, даже радостно стало. Горькие слова Ивана Федоровича забылись.

Проехав мимо парка, свернули на боковую улицу и сразу остановились возле крыльца белого двухэтажного дома.

Я простился с шофером и взбежал на второй этаж. Навстречу мне вышла пожилая женщина, пригласила:

— Проходите, пожалуйста. Товарищ Росин звонил... Ваш номер десятый, одноместный.

Мы познакомились. Мария Ивановна, так звали дежурную по гостинице, взяла у меня командировочное удостоверение для прописки, проводила в номер.

Номер небольшой, чистый. Я открыл окно, чтобы впустить свежего воздуха, и вдруг услышал колокольный звон. Редкие, клямкающие удары падали плоско, бескрыло. Я высунулся в окно, чтобы взглянуть в ту сторону, откуда неслись эти звуки, как вдруг увидел Марию Ивановну. Она спустилась с крыльца и засеменила по улице, торопясь на угол, где стояла подвода сборщика утильсырья. Мне видно было, что и сборщик-старик глядит в ее сторону, ждет.

— Клям, клям, клям... — все падали звуки.

Из-за верхушек тополей, кварталах в двух от меня, выступала кирпичная колоколенка церкви.

— Клям, клям, клям... — будто дразнилась она.

— Черт знает что! — выругался я и окинул взглядом улицу.

На углу, где перед этим стояла подвода сборщика утильсырья, уже никого не было.

Я захлопнул окно, вышел в коридор к телефону и попросил соединить меня с начальником милиции. Нужно было, не теряя времени, выехать на осмотр места происшествия, хотя я и не надеялся, что там сохранились какие-либо следы...

Майор Росин прислал машину тут же. Не успел я выпить чашку чаю, как под окном раздался сигнал. Я выглянул и увидел Ивана Федоровича. Очень хорошо: с ним мы уже были знакомы.

Я стал собираться, но в дверь вдруг постучали.

— Заходите! — крикнул я, думая, что пришел шофер.

Но в дверях появилась светловолосая девушка.

— Вы товарищ Иванов? — спросила она.

Мой утвердительный кивок вызвал на ее лице удивление. Наверное, девушка представляла меня каким-то другим, может быть, более солидным и строгим.

— Вы ко мне? — спросил я.

— Да! — Она назвала себя: — Вера Лозина.

Вместо того чтобы поздороваться, я подхожу к следственной сумке и перекладываю ее с одного стула на другой.

— С нами должен быть еще сержант Савочкин. Но он остался, чтобы взять понятых. Мы заедем за ним.

Лозина говорила по-деловому, спокойно, не сводя с меня светлых глаз.

Минут через двадцать мы были уже за городом. Я сидел рядом с Иваном Федоровичем, а на боковых сиденьях газика — сержант Савочкин, Лозина и двое парней-дружинников.

Савочкин — богатырь лет тридцати с усами-пиками в стороны. На полных щеках его, как у ребенка, играл румянец.

— Конечно, не захватили мы ни одного участника. Что там говорить — виноваты... — проговорил он, когда машина тронулась. В его голосе были сожаление и досада.

— Не до них было, — заметила Вера.

— Потерпевшая была такой, что напугала не на шутку. Думали, мертва. Не глядит, не дышит. Клади в гроб, да и все. Если признаться, оторопь взяла. Всякое приходилось видывать, а тут как взглянул — мороз по коже!

— Не тужите, все выяснится! — сказал я авторитетно, будто такие дела мне приходилось вести не впервые.

— Не сомневаемся, однако хлопот прибавилось...

Насколько прибавилось хлопот, я не представлял, но на сердце было тревожно. А в самом деле, сумею ли я все выяснить?

Место происшествия оказалось на поляне среди сплошных берез. Сержант Савочкин подвел меня к выгоревшей на краю поляны плешине и, ткнув ногою в едва приметную ямку, сказал:

— Здесь стоял крест...

Я подозвал понятых, разъяснил их обязанности и права. Начался осмотр места происшествия.

Прежде всего нужно было осмотреть яму. Лопатой я стал выбрасывать из нее землю, перекидывать пожелтевший дерн. Вскоре попались две спички, за ними — обрывок веревки.

— Первый трофей! — воскликнул Иван Федорович.

Сержант Савочкин тут же подхватил обрывок, стал рассматривать. Все насторожились, ожидая, что он скажет.