— Так говорили не только рядовые красноармейцы, но и некоторые командиры, — подтвердил Охотников.

— Ну, а когда стояли в Гатчине и пришла телеграмма о переброске на юг, — продолжал Левензон, — ликованию не было конца. Бойцы поздравляли друг друга. Поздравляли и своих новых товарищей пополненцев Словом, сейчас в бригаде настроение самое боевое, неожиданно закончил комбриг-один.

— У нас в бригаде то же самое, — сказал Каменский. — Правда, тоскуют люди, ждут Котовского, а настроение революционное. С энтузиазмом лущат пайковую воблу и шумят: «Хоть жрать нечего, зато жить весело!..»

— Что я могу сказать о настроении? — вставая, проговорил Голубенко. — Люди рвутся вперед, и перед глазами у них Приднестровье, Бессарабия, Лиманы. Спрашивают: почему идем на юг, а не на юго-запад? Если бы не этот проклятый сыпняк…

— Ну что ж, настроение, видать, на должном уровне, — подвел итог Клименко. — А теперь послушайте, что вам скажет еще начдив.

Якир окинул взглядом присутствующих:

— То, о чем я вам скажу под строгим секретом, имеет прямое отношение к настроению людей. Помните август? Почему мы оставили юг Украины? В основном из-за Махно. Такая тогда сложилась ситуация, что мы его боялись пуще огня. Не оружия его боялись, а демагогии. Есть товарищи, которые считают любое отступление позором. Но вы сами знаете, это не так. Наше отступление к Житомиру превратилось в наступление, в нашу победу. Мы сберегли от махновской заразы несколько десятков тысяч бойцов. Сейчас ситуация изменилась. Красные войска сами будут искать встречи с Махно. Мы с товарищем Клименко просили командарма Уборевича и члена Реввоенсовета Орджоникидзе так наметить нашу линию движения, чтобы сорок пятая на пути к Днестру и Черному морю обязательно захлестнула «махновское царство».

— А где сейчас войско Махно? — спросил Каменский.

Гарькавый повел карандашом по карте:

— Недалеко от Александровска[13], вот тут, дислоцирован его второй корпус. Первый и третий корпуса занимают район Томаковка — Марганец. Четвертый корпус находится в районе Евтеево — Никополь. Всего под черными знаменами трижды проклятого батьки насчитывается сейчас до сорока — пятидесяти тысяч человек. Из них две тысячи — старая махновская гвардия.

— Вот именно гвардия, — продолжал Якир. — Две тысячи! Остальной контингент — это не сторонники Махно, а его попутчики. По мере нашего приближения они будут все больше и больше рвать с анархией. Это знает наше командование, знает и Махно. Теперь гуляйпольская лиса начнет юлить. Затеет переговоры. Начнет выставлять свои заслуги: «Отвлекал, мол, на себя десять деникинских дивизий». Будет добиваться встречи с командармом Уборевичем, а то и с командующим фронтом Егоровым. Но мы не повторим прошлых ошибок Антонова-Овсеенко, затеявшего переговоры с атаманом Григорьевым. С Махно не разрешено встречаться ни мне, начальнику дивизии, ни вам, командирам бригад. Как только мы раскидаем деникинские полки, что стоят между нами и махновцами, командарм Уборевич пошлет ультиматум Махно. Передаст этот приказ-ультиматум батьке кто-либо из наших комбатов. Если Махно подчинится, мы тронемся дальше, но уже прямо на юго-запад, к Днестру. Не подчинится приказу, пустим в ход оружие. А что у него против нашего впятеро штыков больше, не столь важно. Суворов учил бить врага умением, а не числом. Вот, товарищи, и все. Я уверен, что по пути к родной Бессарабии наши бойцы не то что Махно, а самого дьявола опрокинут.

После этого совещания минуло десять дней. Красная Армия продолжала гнать деникинцев к югу. Воспользовавшись ударами советских дивизий с фронта, Махно в тылу у белых захватил Екатеринослав.

В районе Ново-Московска 1-я бригада 45-й дивизии встретилась с «войском» одного из махновских атаманов. На предложение командования расформировать «войско», влить его в состав бригады, немолодой уже атаман, щеголявший в генеральской шинели, ответил категорическим отказом. Козыряя своим рабочим происхождением, справкой политкаторжанина, он стал доказывать комбригу, что в Советской республике, дескать, нет свободы, что большевики куют новые цепи рабочему классу. Тогда Левензон обратился с речью к «войску» атамана. Седовласый главарь вольницы посмеивался, убеждая комбрига, что его-де и слушать никто не станет. Однако атаман ошибся. Двести человек сразу изъявили желание вступить в Красную Армию. Остальные постановили разойтись по домам. Лишь небольшая кучка закоренелых махновских командиров под предводительством вожака ускакала в сторону Екатери-нослава.

24 декабря 1919 года Деникин приказал генералу Шиллингу занять район Екатеринослава. Отсюда по замыслу «верховного правителя» Юга России должно было начаться наступление трех пехотных дивизий — 13-й, 34-й, 5-й, группы генерала Склярова и 3-го танкового отряда, чтобы нанести сокрушительный удар по правому флангу 14-й армии Уборевича.

С точки зрения классического оперативного искусства замысел Деникина был безупречным. Многие приближенные незадачливого кандидата в диктаторы России считали его план нового наступления на большевиков даже гениальным. Но на исходе 1919 года уже не та была обстановка на фронте, чтобы деникинские планы и замыслы пунктуально выполнялись войсками. Теперь диктовала не «Ставка Вооруженных сил Юга России», как высокопарно именовал Деникин свой штаб, а Ставка Красной Армии.

Пока деникинские генералы и полковники уточняли детали «плана верховного», на линию Днепра фронтом в шестьдесят верст вышли три бригады 45-й дивизии, прикрыв правый фланг 14-й армии. Так «герою Одессы» генералу Шиллингу и не довелось стать героем Екатеринослава. Отступавшие с киевского направления его полки, пораженные сыпняком, все еще барахтались в снежных сугробах вокруг Пятихатки.

А 14-я армия продолжала гнать белогвардейские войска генерала Слащева на юг. 41-я дивизия Осадчего наступала из Павлограда на Синельниково, 46-я под командованием Эйдемана — из Лозовой на Чаплино.

Колоссальная по тем временам армия Махно, занимавшая территорию от Апостолова до Кичкаса, шумно отмечала рождественские праздники. Шитая белыми нитками пресловутая хитрость Махно заключалась в том, чтобы, уклоняясь под разными предлогами от активной борьбы с белогвардейцами, очищать театр военных действий для столкновения своих противников. Махно полагал так: чем больше измотают друг друга на последнем, решающем этапе деникинцы и большевики, тем в большем выигрыше останется его анархическая вольница. Махно считал себя искусным дипломатом. Но со своей кулацкой политикой и куцым кругозором хуторянина он так же напоминал Талейрана, как кобчик орла.

Части 46-й дивизии, прикрывая правый фланг 14-й армии, двигаясь от Екатеринослава по обоим берегам Днепра, 4 января 1920 года вышли на линию Ново-Покровка — Александровск. К вечеру того же дня силами бригады Левензона Александровск был освобожден от деникинцев. Левензон двинул авангард бригады дальше на юг, к реке Колке. Он точно выполнил приказ начдива: выставил у Кичкасской переправы крепкую охрану, обязав ее оставаться там до подхода частей бригады Каменского. В это время в освобожденный бригадой город ворвались орды шумных всадников. Назвав себя махновцами, они сообщили, что вскоре сам батько придет в Александровск с двумя полками конницы.

Пока махновские квартирьеры подыскивали для батьки хоромы, Левензон слетал на станцию, связался по железнодорожному телеграфу с Якиром. Начдив приказал комбригу немедленно вернуть авангард бригады в Александровск, кроме того, разместить в городе конный полк Няги, назначить своего начальника гарнизона и своего коменданта.

— Конфликтов с Махно избегайте, — предупредил Якир, — но переправу берегите пуще глаз.

Левензон расположил полки бригады в рабочих окраинах города. Махновцы разместились на центральных улицах, а под штаб заняли гостиницу. Ночью по сонным улицам города, мирно беседуя, расхаживали советские и махновские патрули.