— Конечно, не смеялся, я ведь в ночной рубашке выгляжу гораздо привлекательнее.

— Спасибо на добром слове. — Однако в его голосе не прозвучало воодушевления.

Их увлекательную беседу прервал стук в дверь.

— Кто там? — осторожно спросила Джейми.

— Форрестер.

Она открыла дверь. Форрестер тоже был в традиционном арабском балахоне и тюрбане.

— Жизнь или кошелек? — приветствовала его Джейми.

Но Форрестер не улыбнулся и сделал ей знак запереть дверь. Поставив портативный приемник на стол, он включил его. Передача шла по-арабски.

— О чем они говорят? — озабоченно спросил Николас.

— На борту авиалайнера TWA над территорией Греции произошел взрыв. Четыре пассажира, все американцы, погибли, — кратко пересказал Форрестер. — Ответственность за этот террористический акт взял на себя Каддафи.

Джейми переводила взгляд с Форрестера на Николаса и обратно.

— Это значит, что… — начала она, не решаясь довести свою мысль до конца.

Форрестер покачал головой.

— Это значит, что пока нам отсюда никуда нельзя уезжать.

Взрыв произошел на борту авиалайнера компании TWA, вылетевшего пятого апреля рейсом 840, когда он набрал высоту около пятнадцати тысяч футов. Если бы высота была больше, самолет попросту развалился бы на куски. Один греческий рабочий видел, как с неба падают тела четырех пассажиров. Это были женщина со взрослой дочерью и крошечной внучкой и мужчина, который разбился, сидя привязанным к своему креслу. На земле осталось только кровавое месиво из стали и плоти.

На этом самом самолете из Каира в Афины ранее летела известная ливанская террористка, которую тотчас заподозрили во взрыве: мало того, что она находилась в самолете во время предыдущего рейса, — бомба была заложена как раз под тем местом, где она сидела. Арабские революционные круги заявили, что взрыв был устроен в ответ на военные маневры США в заливе Сидра.

Напряженность в Ливии нарастала.

Пятого апреля взорвалась бомба в одной из дискотек Западного Берлина: двое погибли — женщина-турчанка и американский военнослужащий, двести тридцать человек получили ранения, у большинства были ожоги третьей степени. Обгоревших, израненных людей раскидало по всей улице.

Разведка Соединенных Штатов перехватила шифрограмму от представителей Ливанского Революционного Комитета в Западном Берлине, которую они послали в Триполи: «Миссия успешно завершена. Наше руководство не обнаружено».

Напряженность возрастала…

Утром одиннадцатого апреля Форрестер постучал в номер, который занимали Джейми и Николас, в половине пятого.

— Что случилось? — сонно спросил Николас, отпирая дверь. — Что-нибудь серьезное?

— Одевайтесь, — отрывисто приказал Форрестер. — Едем в Триполи.

— Прямо сейчас?

— Немедленно, — отрезал тот. — Даю вам полчаса на сборы. Встречаемся внизу.

Джейми села в постели.

— Я думала, мы ждем улучшения ситуации.

— Лучше там не будет! — Выражение лица у Форрестера, насколько позволяли ей видеть предутренние сумерки, было крайне мрачным. — Там вообще все летит в тартарары.

— В тартарары? Но… — начал Николас.

— Полчаса, — одернул его Форрестер. — Если мы собираемся туда, это надо делать немедленно.

— Как ты думаешь, он знает больше, чем говорит нам? — спросила Джейми, поспешно одеваясь.

— Да разве тут что-нибудь поймешь! — воскликнул Николас, натягивая свой балахон. — И все же у меня такое чувство, что надо поступать так, как он говорит.

— И зачем я только втянула тебя во все это, — с горестным вздохом посетовала Джейми.

— Ты прекрасно знаешь, что я потащился сюда вовсе не под дулом пистолета, — напомнил он.

— Ты же понимаешь, что я о другом! — Ей хотелось посмотреть ему в глаза.

Он кивнул.

— Да, но я бы и в суде присягнул, что я здесь по собственному желанию.

— Только сумасшедший со стажем может захотеть оказаться здесь.

— Ты тоже понимаешь, что я не об этом, — отозвался он.

— Угу.

Он обнял ее за плечи.

— Обещай мне одну вещь, хорошо?

— Если смогу, — нерешительно улыбнулась она.

— Если мы выберемся отсюда живыми, — медленно начал он, глядя ей прямо в глаза в серых рассветных сумерках, — обещай, что мы поженимся и заживем нормальной жизнью, о которой не раз говорили в Париже. Как все люди — двое детишек, домик в Коннектикуте, членство в ближайшем загородном клубе, зимы на Палм-Бич и отпуск на островах.

Она слушала Ника, крепко обняв его и закусив нижнюю губу, а потом взволнованно сказала:

— Будут ли у нас дети или нет, будет ли у нас дом в Коннектикуте или иглу в снегах Аляски, — она остановилась, чтобы поцеловать его, — все это не важно. Главное, что мы сейчас вместе.

Он недоверчиво посмотрел на нее:

— Так, значит, «да»?

Кивнув, она снова поцеловала его.

— Твердо обещаю, дружище.

Форрестер дожидался их в вестибюле отеля, рядом с ним стоял его арабский связной, человек лет за тридцать, худой, с огромной копной смоляных кудрей, густой бородой и черной повязкой на левом глазу. Одет он был в военную униформу, вокруг шеи у него был повязан красный платок, за пояс был заткнут нож, а на боку висела кобура с пистолетом.

— Это Рашид, — представил его Джейми и Николасу Форрестер. — Английский он знает слабовато, так что не обижайтесь, если он вам вдруг не ответит, ясно?

— Ясно, — пробормотала Джейми.

Машина, на которой они должны были ехать, оказалась старым потрепанным грузовиком времен второй мировой войны. Она не производила впечатления чего-то сверхнадежного, но это, по словам Форрестера, было главным — современный автомобиль выглядел бы слишком подозрительно в тех краях, куда они собирались добраться. Николас не без иронии разглядывал машину, а Джейми, когда они забрались в нее, спросила:

— И вы думаете, что в этой штуковине мы будем в безопасности?

Форрестер усмехнулся.

— Машина, конечно, старая, но зато в ней на нас никто не обратит внимания, — сказал он. — Можно, конечно, совсем не привлечь внимания, отправившись на верблюде, если вы предпочитаете…

— Спасибо большое, но вот верблюдов, пожалуй, не надо.

Она придвинулась поближе к Николасу. Рашид завел мотор, и старый драндулет тронулся по песчаным ухабам. Впереди был долгий путь по пустыне. Началось, думала Джейми про себя. Все, что случилось с нею до этого, все рубежи, через которые ей уже пришлось пройти, было ничто в сравнении с тем, что предстояло сейчас.

Теперь уже назад не вернуться, подвела она черту под своими раздумьями.

Ливийская граница, пятница, 11 апреля, 5.36 утра

— Пригнитесь и сидите тихо, как мыши, — приказал Форрестер Джейми и Николасу, — я обо всем договорюсь.

— Придется покориться, — хмыкнул Николас, стукнувшись головой, когда Рашид затормозил. Схватив Джейми за руку, он заставил ее пригнуться тоже.

Однако Джейми все же сумела разглядеть троих мужчин в военной форме, быстро приближающихся к машине. Один из них по-арабски что-то спросил Рашида. Тот ответил, затем в разговор вступил Форрестер. Он вновь говорил на безупречном арабском. Как хорошо он говорит на арабском, подумала Джейми, вспомнив, что кто-то предал ее отца и сейчас, возможно, готовится убить его. И можно ли быть уверенным, что предатель не сам Форрестер, закралось вдруг подозрение в ее мысли, но она поспешила прогнать его прочь. Этот человек пытается помочь нам, он привез нас сюда, чтобы отыскать отца. И все-таки столько людей делали вид, что собираются помочь! Господи, кому верить?

Еще двое мужчин подошли откуда-то сбоку, оба с ружьями за спиной. Джейми затаила дыхание, но сердце ее бешено колотилось. Она инстинктивно прижалась к Николасу, который обнял ее одной рукой.

— Извини, — прошептала она.